*о творчестве

Пляска голубых огней
часть 12 (кусочек)

Утром Брок просыпается слишком рано, когда рассветное солнце ещё слишком лениво выглядывает из-за горизонта, облизывая сереющий небосвод первыми лучами. Вставать, выбираясь из переплетения рук и ног не хочется, лишь прижаться спиной теснее к горячему, как печка Кэпу, уткнуться носом в пушистый затылок Барнса и никуда не сбегать, рискуя в очередной раз нарваться, потому что мудак и никак не можешь уже отпустить прошлое, потому что обещания надо выполнять, даже если они отданы мертвецам и на них никто по голове не поглядит. Брок знает, что и так слишком много получил вторых, третьих, четвёртых шансов, что раскачивать лодку, испытывая суперов на стрессоустойчивость не самая хорошая идея, но ещё он знает – не отпустят, увяжутся следом, как два кутёнка, и весь хитровыебанный план пойдёт по пизде, потому что он не захочет, чтобы его, блядь, мальчики видели, как он чужие кишки на кулак наматывает из-за личных разногласий. Но день явно не задался.

Когда выбираясь из постели, падаешь, зацепившись за свесившего ноги Барнса, ударяешься мизинцем о ножку стола, споро впрыгивая в джинсы, обливаешься кофе и приходится возвращаться, потому что забыл ёбаные ключи от машины, только и остаётся задуматься – а что сегодня пойдёт так?


П.С. не бейте меня, всё будет! Я сел работать)))

@темы: марвел, Роджерс, проза, Баки, Рамлоу, Стив/Брок/Баки, не вычитано от слова - совсем!, au, отрывок

---

*о рекомендациях

Никогда ничего не рекомендовал, но тут не могу пройти мимо.
Котики, хочу принести вам фичок одного котеечки, который настолько крутой, что вот я его принёс!
Очень живой настоящий Барнс, крутой Брок и вообще атмосфера уруруруррр))))

Ненаписанный дневник


Snejik - автор Pale Fire - бета

Основные персонажи: Брок Рамлоу, Джеймс «Баки» Барнс (Зимний Солдат)
Пэйринг: Брок/Баки
Рейтинг: NC-17
Жанры: Драма, Психология, Hurt/comfort, AU
Предупреждения: OOC, Нецензурная лексика, Смерть второстепенного персонажа
Размер: Миди, 51 страница, 3 части

Описание:
В гостиной, освещенной мягким светом пары напольных торшеров, было тепло и уютно. Стив сидел на диване и казался таким домашним, мягким, что у Баки начинало щипать глаза.
- Я, пожалуй, начну, Стиви, - он тяжело вздохнул, понимая, что разговор будет неприятным и длинным. - С начала, наверное… Только выслушай до конца, - и, не давая себе передумать, а Стиву вставить слово, начал. - Я не знаю, почему Он вытащил тебя на берег, спас и, оставив лежать на берегу, ушел…

Читать здесь - ficbook.net/readfic/6176767

@темы: марвел, Роджерс, Баки, Рамлоу, Брок/Баки, au

---

Закрытая запись, не предназначенная для публичного просмотра

---

х2

@темы: марвел, Баки, Рамлоу, Брок/Баки

---

Сдаётся комната с видом на личное

-- На хую я всё это видел, Джек!

Именно тогда Брок всем своим существом возненавидел Гидру, многоногого уродливого монстра, запустившего свои отвратительные щупальца не только во все госструктуры, но и в души, сердца людей, раз они позволили творить такое с живым человеком. Да, Брок и сам был убийцей с обширным послужным списком, большей части которого он старался не афишировать, да и гордиться там особо нечем. Он только и умел, что убивать во славу отечества, и это в чём-то роднило его с безымянным Солдатом, сломанной куклой застывшим в уродливом кресле, делало его понятнее, ближе, да и чёрт возьми, роднее.

— Ничего, маленький, я жизнь положу, но вытащу тебя отсюда, — оскалился Брок вытаскивая изо рта Зимнего каппу, убирая налипшие на лоб пряди слишком длинной челки. Сейчас Солдат как никогда был похож на обычного парнишку, несчастного, выебанного жизнью и брошенного на произвол судьбы. Хотелось его подобрать, отогреть, сделать частью команды, частью самого себя, отдать ему всё что сможет, помочь подняться, позволить самому выбирать место в этой жизни, чтобы мольба в блядских слишком живых для простого оружия глазах истаяла, уступив место чему-то тёплому. — Доброе утро, Солдат.

— Утро, Командир, — прохрипел Зимний, силясь подняться.

— Ну что, малыш, повоюем? — зло ухмыльнулся Брок, косясь на замерших у стены людей в белых халатах.

— Повоюем, — отзеркалил ухмылку Агент.


П.С. что-то я немного разуверился в идее, товарищи

@темы: марвел, моё, проза, набросок, Баки, Рамлоу, намётки будущего сюжета, не вычитано от слова - совсем!, Брок/Баки, au

---

Сдаётся комната с видом на личное

-- Это жратва, Солдат! -- гаркнул Брок, ударяя ладонями о столешницу. -- Что ты на кашу смотришь, будто оттуда тебе подмигнули!

-- Мне такое нельзя. Только рацион девять пятнадцать, обогащённый витаминами для улучшенной срабатываемости… -- монотонно пробубнил в ответ Агент, как-то неуверенно поглядывая из-под чёлки.

-- Ой, притухни, умник. Я решаю, Белоснежка, что тебе полезно, а что нет, догнал?

-- Догнал? -- переспросил Зимний.

-- Чего ж ты такой тупой-то, а? -- Брок закатил глаза. -- Короче, жри что дают или проваливай к себе! -- гаркнул он и чуть сам себе в челюсть не двинул. Зимний вздрогнул, весь сжался, опустил плечи, глянул в сторону каши как-то совсем обречённо и взялся за ложку. -- Отставить.

-- Нет, -- просипел, Солдат, затряс головой. -- Я съем, Командир, съем. -- Но голос его ломался, крошился осколками подступающей истерики, ложка зажатая в правой руке ходила ходуном.

-- Ебал я так жить. Солдат, положи, блядь, ёбаную ложку!

-- Есть, положить ложку, -- согнутый пополам столовый прибор полетел на пол, а Зимний неестественно вытянувшись по стойке смирно, замер, слепо уставившись перед собой.

-- Что же ты такой проблемный-то?

@темы: марвел, Баки, Рамлоу, намётки будущего сюжета, не вычитано от слова - совсем!, Брок/Баки, au, отрывок

---

а ты вступил, брат?

@темы: марвел, Баки

---

Сдаётся комната с видом на личное

Броку не на что жаловаться в новом изменившемся мире, без Гидры и ЩИТа, без непонятного мирового порядка, без суперзлодеев. Хотя тут он явно кривил душой. Просто таким как он, обычным рядовым гражданам, никто никогда не сообщит о новом мировом зле, пока оно не свалится на голову и не начнёт требовать к себе внимания, отстреливая мирных горожан. И наплевать, что солдаты не бывают бывшими, что несколько десятилетий службы так просто не изжить, не выкинуть, не вытравить ни из памяти, ни из рефлексов, Броку приятнее считать себя бывшим, вышедшим в тираж и никому не интересным. А значит можно наконец-то пожить для себя, не бояться за то что личное снова перевесит и всё пойдет привычно — по пизде.

Нет, он не жалеет что послал к хуйям Пирса вместе с Гидрой и увёл своих как только тот впервые заговорил за мировой порядок через боль и смерти тысяч, чтобы спасти миллиарды. Броку всегда было срать на пропаганду, не за это он получал кругленькую сумму на счёт каждый месяц, но вот фанатиков не выносил на дух.

— Смердит от них, Джек, — отвечал он на вопросительные взгляды бойцов. — Как тогда, в Багате.

И все кивали в ответ, потому что сорок два часа ада, раскалённого до бела песка, крови сворачивающейся казалось прямо в вене и свиста рвущихся вокруг снарядов не забудет никто из них.

@темы: марвел, моё, проза, набросок, Рамлоу, намётки будущего сюжета, не вычитано от слова - совсем!, au, отрывок

---

Закрытая запись, не предназначенная для публичного просмотра

---

Я, кажется, люблю тебя

Основные персонажи: Стив Роджерс (Капитан Америка), Брок Рамлоу, Джек Роллинс (агент Гидры)
Пэйринг: Брок/Стив
Рейтинг: PG-13
Жанры: Романтика, Ангст, Драма, AU
Предупреждения: OOC, Нецензурная лексика

Брок устало смотрит на себя в маленькое треснувшее зеркало, висящее над умывальником на базе Гидры, смотрит, скалится криво, ломко, остро, не выпуская сигареты, дымит, ведёт дрогнувшей рукой по щеке, по щетине, шее, плечу, покрытому застарелыми шрамами, морщится и снова скалится, что-то рычит неразборчивое даже для самого себя. Вот он — Зверь Гидры, цепной пёс, убийца, хладнокровный чистильщик, расчётливый мудак, уделанный чужой кровью по самую макушку, хитрый, злой, жёсткий до жестокости, не боящийся пустить пулю в спину, если мнениями не сошлись.

Как он гордился когда-то таким собой, что смог выжить, всплыть в этом дерьме, справиться с горечью во рту, со снами, изламывающими тело на горячих мокрых от пота простынях, с хриплыми стонами, болезненными судорогами ранений из прошлого и привычкой запоминать имена своих бойцов.

Брок выживает там, где другие ломаются за несколько дней, учится пытать, почти не оставляя следов, прыгать выше головы, уходить без шума, мимикрировать в любой среде, притворяясь своим, влезать в душу, под кожу и вырывать самое дорогое, потому что в приказе чётко выбито — «ликвидировать цель».

Всё это тогда казалось таким важным, таким приятным слуху.

Брок мог часами разбирать с Роллинзом прошедшее задание, отданные приказы, количество целей и как застрелил каждого, хлебать пиво и ржать над тем, как Джек кривится, косо поглядывая на своего командира, но всё равно приходит каждую пятницу. Джек садится на один и тот же стул, ровно напротив, чтобы смотреть в глаза, и часами пьёт пиво Брока, хмурится, разглядывая новую повязку через плечо/руку/голову, пропитанную свежей ещё кровью, пытается говорить, что алкоголь и обезболивающие вместе нельзя, хотя знает — Брок не пьёт таблеток, не может видеть эту разноцветную россыпь до трясучки, до блевотины, до спазмов наполненного пивом желудка. Только Джеку известно, почему командир предпочитает иглы, почему скалится, как безумный, и чью фотографию носит, как оберег вшитую в броник.

А сейчас тошно, страшно с себя такого, прожжённого этим миром, вымазанного в таком первосортном дерьме, что ни за что не отмыться, сколько не старайся, не стать хоть чуточку лучше, не изменить стороны, ведь за яйца держат так, что как не рвись, по-твоему не получится.

Ему хочется ненавидеть себя, Его, Гидру, ЩИТ, само отсутствие возможности что-то выбрать или изменить, сойти с пути. Но для ненависти не хватает места в голове, сил, эмоций. Ему хочется достать зауэр, приставить к виску и нажать курок и закончить всё это, но он не умеет сдаваться, не знает, как поддаться этой слабости и где взять силы, чтобы сбежать в темноту, не попрощавшись; сможет ли Брок не видеть больше этих глаз, лучиков морщинок, когда Он улыбается, ведь там не будет больше его персонального солнца, не будет гребанного Стивена Гранта Роджерса.

Кто первый потянулся к другому, ища что-то своё, Брок уже и не вспомнит.

Как ни странно, они не трахаются, не сосутся, как безумные, по тёмным углам, а разговаривают, много, долго, кажется, обо всём на свете, просиживая вечерами в парке или на крыше дома Роджерса, пьют кофе, иногда молчат, смотря, как темнота накрывает вечно спешащий Нью-Йорк, тихий, сонный Бруклин, как вспыхивают огни башни Старка, и нет в этом мире ничего важнее такого вот невербального общения.

И Брок влюбляется с каждым вечером, каждой минутой, проведённой рядом, теряется, плавится, растворяется в голубых глазах, тянется к Стиву, касается едва-едва, как к самому дорогому сокровищу, боясь нарушить то, что между ними выстраивается, боится стать снова никем, одним из многих, проходящих мимо.

Стиву он рассказывает почти всё, выкладывает даже о том, о чём верный Роллинз не догадывается, хоть они и знакомы уже не один десяток лет: о шрамах на руках, плечах, о ранениях и метках, поставленных своей рукой, о попытке сдохнуть, как малолетка, наглотавшись таблеток, когда маленькую сестру Лилли украли и вернули через сутки: изнасилованную, с вырезанной на тонкой коже спине многоногой тварью, как предупреждение, что это только начало и рыпаться бесполезно, как выл в подушку, кусал губы и улыбался этому тринадцатилетнему чуду, которая справилась, пошла на поправку и расцвела, как ненавидел себя, потому что… но о Гидре молчит, молчит и об этом «потому», молчит и ненавидит себя.

Он знает от Стива всё о Баки, знает о войне, об опытах над Стивом, знает, как тот часто лежит ночами без сна, потому что стоит закрыть глаза — и тишину взрезает отчаянный крик, ненавидит зиму и поезда, знает о всех женщинах и мужчинах в жизни его Капитана.

Брок с ним смеётся, злится, предлагая раскатать очередного идиота, рискнувшего наплевать на мнение Кэпа, пойти против, просто не так, по мнению Брока, взглянуть в его сторону, он наконец-то живёт. Знает, что Стив так же рычит, стискивая зубы, когда СТРАЙК отправляют куда-то, не уведомив его, и Брока вносят на носилках, лается с Фьюри, просиживает потом неделями в палате, приносит нелюбимые Броком яблоки, странно шутит, отводя глаза, чтобы Брок не дай боже не увидел в них боль и сожаление.

— Я, кажется, люблю тебя.

Фраза, которую Брок ждёт уже очень давно, жаждет услышать. Фраза, которую он боится услышать, звучит именно тогда, когда мир в очередной раз смеётся Броку в лицо и пинает под рёбра особенно сильно.

— Я, кажется, люблю тебя!

И взгляд, вышибающий землю из-под ног, слабая отчаянная улыбка на губах, на побледневших губах, подрагивающие руки, и Брок летит в бездну, до крови кусает внутреннюю часть щеки, потому что нельзя, только не так, не сейчас, не когда всё снова на грани, всё летит в пизду, как десять лет назад — новый приказ с именем Капитана Америки в строке «цель» и пришпиленная скрепкой фотография Лилли с дочерью на руках, как предупреждение, с красной снайперской меткой на худенькой спине.

— Я, кажется, люблю тебя!

Брок страшно, по-звериному воет, скулит, бьёт кулаком точно в своё отражение, заливая кровью брызнувшее стеклянное крошево зеркала. Бьёт-бьёт-бьёт, наполняя сознание болью, злостью, голодным отчаянием, ведь он никогда не сможет забыть померкшие глаза, когда он отступает, нервно дёргая уголками губ, глухой стон за спиной. Потому что он не знает, где взял силы уйти, не оборачиваясь, и почему сейчас всё ещё живой стоит, курит, стараясь не обращать на крики и хохот в раздевалке.

— Знаешь, — шепчет он, глядя на свои окровавленные трясущиеся руки. — Знаешь, Стив, я люблю тебя очень давно. Знаешь, Стив, я ради тебя отдал бы всё на свете, себя бы отдал — на плаху, костёр, под колеса вашего ЩИТа бы кинул, но её не могу, Стив. Надеюсь, ты сможешь меня понять, когда-нибудь услышать.

Воет, скулит, готовый грызть зубами вены, крошит плитку, раковины, застывая на полу, сжавшись в комок, глотает злые слёзы.

— Командир, выходим.

— Пять минут, Роллинз, — глухо хрипит, поднимаясь.

Пять минут, чтобы собрать себя из керамического крошева.

Пять минут умыться, натянуть маску ублюдочного садиста, предателя.

Пять минут, чтобы взять себя в руки и войти в грёбанный лифт.

Пять минут до «ничего личного, Кэп».

— Я, кажется, люблю тебя, Стив, — зажмуривается, делая шаг во тьму.

@темы: марвел, Роджерс, Рамлоу, au

---

Я, кажется, люблю тебя!

Брок устало смотрит на себя в маленькое треснувшее зеркало, висящее над умывальником на базе Гидры, смотрит, скалится криво, ломко, остро, не выпуская сигареты, дымит, ведёт дрогнувшей рукой по щеке, по щетине, шее, плечу, покрытому застарелыми шрамами, морщится и снова скалится, что-то рычит неразборчивое даже для самого себя. Вот он -- Зверь Гидры, цепной пёс, убийца, хладнокровный чистильщик, расчётливый мудак, уделанный чужой кровью по самую макушку, хитрый, злой, жёсткий до жестокости, не боящийся пустить пулю в спину, если мнениями не сошлись.

Как он гордился когда-то таким собой, что смог выжить, всплыть в этом дерьме, справиться с горечью во рту, со снами, изламывающими тело на горячих мокрых от пота простынях, с хриплыми стонами, болезненными судорогами ранений из прошлого, и привычкой запоминать имена своих бойцов.

Брок выживает, там, где другие ломаются за несколько дней, учится пытать, почти не оставляя следов,, прыгать выше головы, уходить без шума, мимикрировать в любой среде, притворяясь своим, влезать в душу, под кожу и вырывать самое дорогое потому, что в приказе чётко выбито -- “ликвидировать цель”.

@музыка: Red Hot Chili Peppers – Otherside

@темы: марвел, Рамлоу, отрывок

---

*о творчестве

Пляски голубых огней
часть 12

— Брок, — всё ещё не унимается Стив, хоть и просветлел лицом. — То, что между нами было тогда… — он сбивается с мысли, опускает глаза, как-то слишком нервно ведёт плечами. — Оно ведь по любви, а не из-за сведений ЩИТа?

Рамлоу хочется застонать, долбануться затылком о деревянную спинку кровати, а ещё лучше приложить о неё этого долбаёба, в надежде на просветления в супермозгах, но судя по упрямому взгляду и поджатым губам — бесполезно. Капитан-Разрешите-Доебаться в действии.

— А тебя не смущает, что мой уровень доступа намного выше твоего? — усмехается Брок. — Да и стоять хер по заказу у меня не умеет, я тебе не Романов — ударница горизонтального фронта, блядь. Я в вас, уродов, вмазался по самые яйца, плюнув на все директивы и предписания. Так что да, блядь, по любви! — рявкает Брок, заваливаясь обратно. — никогда бы не подумал, что Капитан Америка может страдать комплексом неполноценности. Черт, это даже мило.

@темы: Роджерс, Рамлоу, Стив/Брок/Баки, отрывок

---

*о Детке

@темы: Рамлоу

---

*о творчестве

Принимать согласно инструкции


Основные персонажи: Стив Роджерс (Капитан Америка), Брок Рамлоу, Джеймс «Баки» Барнс (Зимний Солдат)
Пэйринг: Стив/Брок/Баки
Рейтинг: NC-17
Жанры: Романтика, Hurt/comfort, AU, ER (Established Relationship)
Предупреждения: OOC, Нецензурная лексика, Групповой секс, Полиамория

Описание:
Брок не любил и совершенно не умел болеть, лежать в постели и всячески деградировать. Брок не любил бывать слабым, но от любой хвори главное найти своё лекарство ... и принимать его согласно инструкции.

Котики соавторы  Chiisana ebi и  TsissiBlack

-- Идите нахуй! – кружка с грохотом разбилась о стену.

Броку тяжело вставать, тяжело двигаться, дышать, моргать, жить. Слабость придавила к постели, прокатилась по телу горячечным жаром, разрывая лёгкие хриплым надрывным кашлем. Он слишком привык полагаться только на самого себя, как бы паршиво не было, чтобы сейчас принять помощь от кого-то другого, тем более этих двоих феерических имбецилов, что мялись у двери с обречённым видом смертников и старательно отводили бесстыжие глаза. Если Кэпу Брок ещё худо-бедно верил, ну не способен он на такую подлость, как украсть больного человека из его постели и увезти хрен знает куда под покровом ночи, да ещё, не потревожив при этом охранной системы. Роджерс мог быть сколько угодно охрененным суперчеловеком, но при этом топал как стадо слонов, сносил периодически локтями не прибитые к стенам предметы и временами, особенно в периоды страшного волнения, становился совершенно неуклюж. А вот Барнс, этот мог и не такое провернуть, особенно, если учесть специфику его прошлого. И Брок ни на йоту не верил этим бесстыжим серым глазам.

-- Командир, ты должен пить бульон, -- Барнс нахмурился, сжимая и разжимая бионическую ладонь, нависая над больным.

Брок страдальчески закатил глаза и едва подавил желание заехать в лоб легендарному убийце, за каким-то хером переквалифицировавшегося в курицу-наседку.

-- Не боюсь я тебя, урода, сколько ни старайся. Я домой, мужики, -- он практически встал, но тяжёлая ладонь Кэпа, опустившаяся на плечо, нисколько не помогла побегу, особенно, когда от неё так и пыхает таким необходимым сейчас жаром. Вот только, если бы она сместилась чуть левее по плечу, на шею, под подбородок, где заполошно билась венка, выдавая все чувства Брока с головой.

-- Ты должен пить своё лекарство! – по слогам повторил Барнс.

-- С хуя ли? – в тон ему ответил Рамлоу, хотя сам уже давно понял и принял, как бы обидно за собственную уступчивость не было, что возмущался из чистого упрямства, и ему нестерпимо хотелось остаться в этой постели, как и мечтал одинокими ночами, засыпая в гостиной на диване, прислушиваясь к чужой страсти, кусая губы и моля сам не понимая о чём: то ли, чтобы они уже кончили наконец и перестали доводить его хрупкую психику протяжными стонами, то ли пришли наконец и взяли то, что и так уже хуй знает сколько подписано и упаковано именно для них, блядь.

Голова раскалывалась, тянула к подушке, мысли ворочались с трудом, тяжёлые веки так и норовили закрыться, но Брок боролся изо всех своих сил, тряс дурной головой, тёр слипающиеся глаза, привычно растягивал губы в хищном оскале и гневно зыркал на шепчущихся у двери суперов. То, что эти двое что-то задумали, догадаться мог бы даже недалёкий Уилсон, а уж Рамлоу кристально честные глаза Кэпа вот уже как несколько лет не могли обмануть, а уж если к делу был примешан Агент, то всё – пиши пропал Брок Рамлоу, вы все знали его как отменного мудака и командира. Не поминайте лихом.

Это для общественности за стенами верхних этажей базы ЩИТа Стивен Гранд Роджерс был Великим и непоколебимым символом всего светлого, что можно было встретить в человеке. Встречались индивидуумы, пытавшиеся чуть ли Кэпа не святым признать, но Брок прекрасно знал, каким бывал Роджерс занудным по утрам, если не получал свою чашку безумно сладкого кофе, что у нормального человека от одного глотка зубы сводило, и неизменную булочку с корицей и изюмом, а ещё лучше с десяток таких булочек, чёрт бы побрал ускоренный суперсолдатский метаболизм. Сколько Брок подыхал в тренажёрном зале, чтобы иметь такую физическую форму, как сейчас. А Кэп мог сожрать любую жирную и сладкую дрянь и всё равно охуительный. Какой Роджерс въедливый и дотошный при разборе будущих операций, как может выбешивать нарушая собственные же установки и предписания; его совершенное неумение шутить была и вовсе притчей во языцех, и по этому поводу не хохмил разве что ленивый, тот же Старк с завидной регулярностью подкалывал Кэпа насчёт шуток времён Ноя; привычка смотреть прямо в глаза собеседника не моргая, будто бы забираясь в подкорку, высчитывая что-то, особенно пугала новичков; привычка лапать Барнса по поводу и без, и ёбаная несгибаемость, об которую порой убиться хотелось. Если уж этот генномодифицированный долбоёб что-то решил, его и поездом с места не сдвинешь, сколько не старайся. Это с ушлым Барнсом можно было попытаться договориться, поторговаться в крайнем случае, выбить для себя хоть и не на самых выгодных условиях, но какую ни есть поблажку. Это срабатывало, правда, до того, как тот включал Зимнего. Этот был таким же твердолобым, как и Роджерс, но, в отличие от Стива, мог в лёгкую сломать руку, чтобы жертва была посговорчивее, и наплевать кто и где это.

-- Выпей, прошу, -- Стив присел рядом с кроватью на корточки, так, чтобы их глаза были на одном уровне, и протянул ту самую идиотскую кружку, закреплённую за Броком, когда он точно так же ухаживал за двумя разболевшимися идиотами без единой важной извилины в голове, раз догадались лезть к нему в дом и без нормального прикрытия и разведки вечно соваться в любые опасные дыры, успевай их только вытаскивать. Брок, конечно, знатно кривил душой, всё же любой из мстителей стоит двоих или троих хорошо обученных военных, а Кэп с Барнсом и всего десятка, но он слишком устал хвататься за сердце, когда эти два великовозростных дебила пробивали собой стены, кидаясь в самое пекло, как бессмертные.

-- Это не честно, Роджерс, -- огрызнулся Брок, отхлёбывая густое варево, покатал его на языке и зажмурившись проглотил, обжигая глотку, разбить на составляющие это, так называемое, лекарство сколько Рамлоу не старался, не выходило никак, слишком там было всего. – На будущее, Кэп, горячей водки с лимоном и мёдом мне было бы в самый раз, и не стоило так заморачиваться.

-- Ой, заткнись уже, командир, и спи, -- хмыкнул Барнс, укладываясь рядом под боком поверх одеяла, положив левую на живот Брока и устроив тяжеленую голову на плече.

-- Охуеть, -- только и смог из себя выдавить Рамлоу, закрывая глаза, когда с другого бока прижался горячий, как печка, Стив.

Нет, они не распускали руки, хоть и Зимний нет-нет, а лез потискать больного, забраться живой ладонью под мокрую от пота футболку, огладить спину или напроситься вместе с Броком в душ, прикрываясь совершенно излишней, по мнению самого Рамлоу, заботой о его состоянии, ну а вдруг командир сознание потеряет и башкой раковину разобьёт, но, видя хмурый взгляд практически доведённого до нервного тика Брока, готового оборонять тылы до последнего, отступал, горестно вздыхая и жалуясь на несправедливость судьбы в общем и недоебит в частности. Капитан вел себя не в пример лучше, но и от него у Брока в скором времени начал нервно дёргаться глаз. Роджерс не приставал, не лез с советами, как это обычно бывало, но следовал неотступно, словно тень, сверля спину тяжёлым взглядом, от которого хотелось пригнуться и для верности накрыть голову чем-нибудь по прочности не уступающим Щиту, а ещё лучше окопаться где-нибудь в Айове и не отсвечивать, вдруг пронесёт. Но Брок держался, зло скалился и всячески старался вернуться в свою квартиру.

От всей этой заботы было и смешно, и грустно одновременно.

Очень редко у Брока выдавалась минутка, когда оба супермудака оставляли его одного, и в такие моменты ему безумно, до какого-то помешательства хотелось прикрыть глаза и потеряться среди белых, терпко пахнущих лавандой простынях, заботливо перестеленных этим утром Роджерсом, хотелось поверить, что это всё настоящее, то самое, о чем так любят снимать кино, что это и его дом, его кровать, его мужики, что оно всё только для него, потому что он, старый размечтавшийся разомлевший от внимания и заботы дурак, действительно нужен, что это всё не в качестве благодарности Капитана-Я-Привык-Отдавать-Долги. Что он может подняться, выйти из комнаты, как есть – босой, в дурацких домашних штанах Барнса, подойти к доламывающему кофемашину Роджерсу, огладить его крепкий зад и не получить за это в морду.

А ещё очень хотелось сдаться, чтобы крепость ёбаной гордости уже наконец пала, и, может, они его всё-таки трахнут, не просто же так Зимний его слюной по вечерам заливал, прежде чем устроить тяжеленую голову на плече, придавив конечностями к кровати, что ни двинуться, ни вздохнуть по-человечески. И Брок, сверля взглядом лохматую макушку Зимнего, в который раз ловит себя на позорной мысли – согласиться, пусть даже это и банальное любопытство, проверка поводка, их с Кэпом суперлюбви, да поебать, по какой причине они его хотят, заботятся. Поебать, даже, если это будет разовая акция, и дальше Броку вновь придётся наблюдать с суперсолдатскими заигрываниями друг с другом, или очередной жертвой чересчур ебливого Барнса. Но Брок пока держался, пусть и сил уже не было никаких. И понимал, что, если что, пристрелит собственноручно следующего «удачливого» идиота, на которого падёт милость этих идиотов клинических.

А ещё Рамлоу не понимал, почему всё это привалило именно ему. Нет, он не был милым и обаятельным, какие обычно нравились абсолютно всем, всегда говорил, что думает, приправляя речь вдохновляющим на подвиги матерком, любил дорогой крепкий табак и дымил, как паровоз, чёрный густой кофе без сахара, но с ирландским ликёром, не дурак был выпить и всегда оставался при своём мнении, не преминув напомнить позже, что был прав, а все остальные сказочные долбаёбы и вообще непонятно что забыли в спецструктурах. Брок не был похож на прилизанного Уилсона, норовившего чуть ли не на член Роджерса прыгнуть, лишь бы его заметили и признали, не был очаровательным мудаком и плейбоем в идеальном костюме, как Старк. Рамлоу был простым и понятным мудаком, махровым таким, с не одним кладбищем за спиной, такими тайнами, что копаться заебёшься, и верным зауэром в кобуре, готовый отстреливаться в любой момент.

На кухне кто-то грохнул посудой, выматерился голосом Стива и ощутимо потянуло горелым. Брок тряхнул головой, отгоняя, разлагающие последнюю уверенность в принятом решении держаться от суперов подальше, мысли и выругался. Если Барнса отправили на задание, а всё на то и указывало, не зря же он вскочил ни свет, ни заря, слюняво присосался к губам сонно отмахивающегося Брока и ускакал куда-то в неизвестном направлении, то сейчас Стивен блядский Роджерс старательно уничтожает последнее что у них осталось от продуктов, купленных ещё Рамлоу.

-- Если человек гениален, то гениален во всём, да Кэп? -- хмыкнул Брок, остановившись в дверях кухни, привалившись к косяку плечом, с ехидным прищуром наблюдая занятную сцену – Стив Роджерс-суперчеловек и поваренная книга.

-- Ты зачем встал, Брок? – Стив в очередной раз с сомнением глянул в кастрюлю и со вздохом определил её в мойку, заливая содержимое водой.

-- И чтобы пропустить такое занимательное зрелище? – Брок обвёл взглядом разруху, царившую на кухне, и усмехнулся. – Нет уж, иногда хочется побыть в первых рядах, а не разгребать за вами, уродами, последствия.

-- Да, когда такое… -- вскинулся было Роджерс, но как-то сдулся и, горестно выдохнув, достал телефон. – Что хочешь на завтрак?

Всю неделю, пока Барнс где-то устанавливал мир и порядок по версии ЩИТ 2.0, улучшенной и реорганизованной, они со Стивом знакомились заново, учились разговаривать, не срываясь на покровительственные нотки -- Стив, и не сыпать злым сарказмом через слово -- Брок. По утрам с разрешения какого-то эскулапа, притащенного Роджерсом из клиники, которую спонсировал Старк, они бегали в парке. Хотя это всё тяжело было назвать бегом. Брок прекрасно помнил на что способен Стив, даже когда он заёбан жизнью и Фьюри до чёрных кругов под глазами, а уж после приличного такого отпуска и подавно, и бесился, когда этот уебан притормаживал и старался бежать со скоростью «ещё не полностью окрепшего» Брока, хохотал, уворачиваясь от разъярённого Рамлоу, но так и не прекращал свою деморализующую деятельность, внося смуту в и так совершенно ничего не понимающую душу Брока.

Потом заходили либо в гастроном, купить свежего мяса, нарезки и сыра, полюбезничать с милой Ханной, либо в булочную, где Брок под завистливым взглядом покупателей скупал половину прилавка и, всучив пакеты невозможно довольному Роджерсу, поворачивал в сторону дома. Пили на кухне ароматный чай и молчали, думая каждый о своём, присматриваясь друг к другу, словно школьники на свиданиях.

Стив днём часто уезжал на базу, оставляя для Брока длинный список из того, что ему просто необходимо сделать, чтобы наконец поправиться, и чего ни в коем случае нельзя, а сам Брок бродил по уже родной для него квартире в попытке отыскать пятый угол и перестать доканывать себя бесполезными терзаниями. И ведь раньше не бывало такого, чтобы командир военизированного подразделения огневой поддержки СТРАЙК сомневался в себе, как сопливый подросток, искал подвох в том, что само плыло к нему в руки и изводил себя вопросами «а что, если». Но, когда вечером возвращался Роджерс, всё это отходило на задний план. Они валялись на диване в гостиной, пили пиво, ржали над идиотскими комедиями, иногда касаясь друг друга, как бы невзначай, и засыпали в одной постели тесно прижавшись друг к другу.

А ещё у Брока стояло так, хоть в стенах дыры пробивай. И пусть Стив был до милого галантен и старомоден, и не старался лишний раз, как Барнс, ухватить его за задницу, зажать в углу, тыкаясь губами куда попадёт, но одних взглядов, размеренного дыхания в плечо по ночам хватало, чтобы член Брока болезненно дёргался, стоило тому хоть немного ослабить самоконтроль. И однажды этому хвалёному самоконтролю Командира пришёл конец, обрушив его под ноль.

Стива не было весь день, но Брок и не думал волноваться, так как миссий у того не предвиделось в обозримом будущем, террористы тоже люди и в предпраздничные дни были заняты чем угодно, но только не подготовкой очередного мирового пиздеца, а Барнс как раз час назад отзвонился, мол, жив, здоров, едет домой, хочет нормальный душ, ужин и ебаться. Брок только горестно вздохнул, вытаскивая из морозилки стейки, предчувствуя очередную одинокую ночь на диване и горящее, ломающееся от неудовлетворения тело, громкие порнографические стоны Баки. А он снова будет курить одну за одной, зло косясь в темноту коридора и поминая добрым словом тех, кто напиздел про хорошую звукоизоляцию, потому что складывалось впечатление, что эти двое трахались в нескольких метрах от него. Брок застонал, со всей силы приложившись головой о дверцу шкафчика для просветления поплывшего от фантазий мозга и вновь принялся нарезать салат, стараясь не отхватить себе по нервяку несколько пальцев.

Брок вытер руки, покосился на часы и прикурил, чиркнув колёсиком зажигалки. Можно было, конечно, собрать манатки и свалить, пока обоих суперов нет дома, в надежде, что их обоих перемкнёт на кого-нибудь другого, и они забудут его, оставят в покое растревоженное сердце, и не придётся оставлять за спиной глупые надежды на «долго и счастливо», чай не мальчик уже о таком мечтать, но с этими по-другому не получалось. Но всё внутри вопило не делать глупостей, дождаться Стива с работы и Барнса с задания, и сесть поговорить наконец-то.

Хлопнула входная дверь, зазвенели ключи.

-- Как верная жёнушка, блядь, -- криво усмехнулся Брок, вытирая руки полотенцем, и пошёл встречать «муженька».

Стив сидел на полу, слепо уставившись в потолок.

-- Кэп, шёл бы ты в душ, полегчает, -- Брок протянул руку, помогая подняться. Он не спрашивал, что произошло такого, что смогло за несколько часов настолько размазать такого человека, как Капитан Америка, всё же Фьюри был мастером ебать и доёбывать, за что старого циклопа хотелось пристрелить уже давно, но начальство не выбирают. Брок помог Кэпу раздеться, включил воду в душе, заталкивая Роджерса под воду, огладил мимолётно широкую спину, кусая губы, чтобы не застонать в голос.

-- Брок, я…

-- Стив, команды пиздеть не было, домывайся и на кухню, покормлю тебя, что ли.

Броку отчаянно хотелось сунуть голову под кран с холодной водой, дать самому себе в морду, чтобы хоть на миг забыть подтянутую идеальную задницу Роджерса и не тянуть к нему руки при любом удобном случае. С Барнсом было проще, у того всё на лице написано большими мигающими буквами и сложно перепутать, по крайней мере ему, с какими намерениями этот киборг подкатывает в очередной момент, достаточно взглянуть в хитрющие глаза, на влажные блядские губы, от которых и в сороковых текли все окрестные дамочки, что уж говорить сейчас, когда женщины без какого-то стеснения могли предложить понравившемуся прогуляться до ближайшего мотеля. Брок скрипнул зубами, представив ебливого Барнса одного не пойми где на миссии и без присмотра Кэпа или СТРАЙКа.

-- Ебалом ты не вышел, командир, ревновать их, -- буркнул Брок, ставя на огонь сковороду для стейков.

Стив ел молча, иногда зависая, устремляя взгляд в пустоту, потом будто просыпался, выныривал откуда-то с недоумением смотрел на вилку в руке, на тарелку перед собой, замершего у окна с сигаретой в руках Брока, хмурился, будто сказать что-то хотел и не решался. Брок зло усмехнулся, раздавил в пепельнице окурок, хлопнул ладонями по бёдрам.

-- Что, кончилось моё время, Роджерс? Пора и честь знать? Мог бы не заморачиваться и позвонить или СМС отправить. Хотя нет, ты же у нас дохуя правильный, да? – Брок глянул на измятую пачку в руках, швырнул её в угол. – Не заморачивайся, Капитан, я не нежная фиалка, место своё знаю.

-- Брок, Пегги умерла, -- хриплый, глухой, надтреснутый голос Стива нагнал Рамлоу уже в коридоре, ударил не хуже ударной волны, выбил из лёгких воздух, оглушил, заново роняя на Брока Трискелион.

-- Уёбок, -- выматерился он, бросая сумку под ноги.

Брок не умел успокаивать, не знал правильных слов, которые обычно принято говорить в таких случаях, не приходилось ему как-то выступать жилеткой. Обычно хватало посидеть рядом с Роллинзом, которого в очередной раз жена выгнала из дома за пьянку с тем же самым Броком, похлопать его по плечу и посоветовать в каком магазине и какой букет больше подойдёт для задабривания благоверной. Проблемы Мэй решались и того проще, выбивать дурь из долбаёбов умудрившихся как-то подгадить «его девочке» было даже приятно, хоть она и злилась показательно на самоуправство командира, но он же видел по взгляду, по смягчившемуся лицу – всё сделал правильно. А у Таузига и проблемы были соответствующие его уровню интеллекта, там не помогать, а обнять и плакать надо было и задаваться в тысячный раз вопросом, как этот барашек тесты-то сдал первые, чтобы в отряд попасть. Брок был для бойцов за папу, маму и всех остальных членов большой и дружной семьи, заботился как мог, воспитывал, никогда не позволяя, правда, садиться особо ретивым себе на шею, объясняя метким ударом в солнечное сплетение и парочкой крепких выражений, что, если надо он и за ремень возьмётся.

А вот сейчас он не мог вымолвить и слова, лишь притянул Стива к себе, позволив уткнуться лицом в живот, обнял, костеря собственное тело, тут же отозвавшееся на долгожданную близость определённым образом.

-- Ты вот скажи мне, Стив, хули ты мне, уроду, в рожу не дал, а сидел и эту поебень героически выслушивал, а? – Брок ещё что-то шептал совершенно идиотское, про будет легче, потом сам себя материл, просил Роджерса не слушать идиота, гладил по волосам, по вздрагивающим плечам. – Пойдём в постель, Стив, тебе надо поспать.

-- А ты? Уйдёшь?

-- Дебил ты, Роджерс, куда я от вас, долбаёбов, денусь, пропадёте же без присмотра, -- выдохнул Брок, утаскивая Кэпа в спальню. Он ещё долго лежал без сна, слушал размеренное дыхание уснувшего наконец Стива и понял с оглушающей ясностью – он дома, вот его место, и он будет рад быть рядом с этими двумя день, месяц, год, ровно столько, сколько они ему позволят, и всё сделает только, чтобы у них всё было хорошо, и этот мир не пытался прихлопнуть этих двоих суперов с такой невероятной частотой.

***

Брок вздохнул, переворачиваясь на другой бок, уткнулся носом в подушку Баки.

-- Пожрать-то есть что-то в этом доме? – по паркету прогрохотали тяжёлые ботинки Барнса.

-- Не ори, нет ничего, как раз успеем закупиться, пока Брок спит, завтраком порадуем.

-- Охуеть, -- восхитился Зимний на весь коридор. – Это вроде меня неделю не было. Только вернулся и сразу впрягли.

-- Ещё кекс имбирный купим и молока, -- попытался подмазаться Стив.

-- Ага, и смазку, -- хохотнул Баки, заставив Брока прислушаться сильнее.

-- Смазку? Зачем?

-- Без смазки?

-- Без! – сказал, как отрезал Кэп, заставив Брока усмехнуться в подушку.

-- Жёстко! – протянул Барнс, звеня ключами. – Это ты меня по слюне трахать можешь, а командир у нас хрупкий, он может не оценить такие подкаты.

-- Значит надо закупиться впрок! – постановил Роджерс и хлопнул входной дверью.

Брок со стоном накрыл голову подушкой и рассмеялся в голос.

-- А жизнь-то налаживается, старый ты дурак!


***

И нет, Брок не ждал, не ходил взад вперёд нервно меряя шагами гостиную, нисколько не волновался, нервно проводя ладонью по волосам, не выкурил три сигареты, не он чуть не расколотил кружку Барнса, потому что мешалась.

-- Блядь, как девственник, честное слово, -- рыкнул он сам на себе успокаиваясь.

Сколько всего было в его жизни и хорошего, и плохого, сколько дерьма хлебнул, сколько раз всплывал, хоть камень на шее тянул на дно, а сейчас то что дёргаться?

-- В пизду, --прохрипел он, глянув на себя в зеркало ванной комнаты, привычно оскалившись, отражение оскалилось в ответ, стянул футболку. -- Пошло оно всё в пизду.

Брок не вздрогнул, когда горячая рука прошлась по спине, с силой оглаживая мышцы, лишь упёрся руками в стену, чувствуя, как слабеют ноги. Не отстранился, когда Барнс вжался со спины всем собой, жадно прикусив загривок. Только рвано выдохнул, подался назад, прижимаясь сильнее, застонал, когда тёплая от воды бионическая ладонь легла пресс.

-- Я не думал, что тебя придётся столько уговаривать, Командир, -- выдохнул Барнс в плечо Брока, кусая, сильно, правильно, оставляя на коже метку принадлежности. -- А ты ведь легко не сдаёшься, упёртый мудак, до последнего барахтаешься, даже когда совсем за яйца держат, -- живая ладонь прошлась по мошонке, поднимаясь к головке едва ощутимыми прикосновениями, заставив охнуть, податься навстречу. Губы Баки требовательно прошлись по шее, а Брок плавился, нервно сглатывая, и толкался в чужую хватку. -- Я так давно хотел тебя попробовать.

-- Заткнись, Барнс, Христом Богом прошу, завались и трахни меня уже наконец, -- прохрипел Брок, чувствуя, что ещё немного, всего пара уверенных движений, и его порвёт, разнесет ошметками по этой чёртовой ванной.

-- Э-нет, командир, ты знатно заставил нас побегать, -- шепнул в другое ухо Стив на манер Барнса, становясь рядом под обжигающе горячие вроде бы струи воды, огладил мокрое бедро Брока. -- Так просто теперь не отделаешься.

Они мяли, гладили его в четыре руки, то едва касаясь, то стараясь пробраться под кожу, сплавиться с ним, стать одним целым. Целовали, вылизывали, дышали им, не оставляя миллиметра пространства и секунды для сомнений.


-- Иисусе... -- выдохнул Брок, когда рука Стива прошлась по всей длине, нежно потерев уздечку крепко стоявшего члена, и ощутимо сжала у основания. Когда живые же пальцы Баки нежно накрыли головку, осторожно оглаживая, а чьи-то пальцы с силой прошлись по ягодицам, коснулись входа, слегка надавливая, Брок готов был биться головой о стену, вызывать Сатану и молиться всем святым одновременно. -- Блядь.

Брок запрокинул голову, давясь водой и стоном, содрогнулся, выгибаясь и вжимаясь всем телом в этих двух садистов, чувствуя себя оголенным проводом и, кончая, как будто впервые в жизни, где-то на заднем фоне ощущая, как пьяный дурман затягивает сознание, давая разрешение на всё, абсолютно всё, срывая последние тормоза. Он сейчас был в руках двух самых желанных мужиков на свете, плавился, гнулся, стонал совершенно по-блядски подставляясь, цепляясь за широкие плечи Баки, потому что ноги отказывались держать.

-- В спальню, -- скомандовал Кэп отстраняясь. Со стороны бы показалось, что это не он сейчас с силой отдрачивал Броку, словно от этого зависела чья-то жизнь, и не он притирался к бедру своим немаленьким членом.

Брок плыл, горел, полыхал, подобно сверхновой, и прохладные простыни, коснувшись чувствительной кожи, лишь плеснули кипятком по нервным окончаниям, заставив взвыть, прогнуться в пояснице. Тело знало, чего хотело, и теперь намеревалось получить своё сполна.

-- Стиви, -- застонал Баки, сжав бёдра Брока и притягивая его к себе, оказавшись на постели одним слитным движением. -- Ты видишь, какой он охуенный? Ты только посмотри, Стиви, -- прижался к спине, целуя между лопаток.

-- Мать твою, Зимний! Ты смерти моей хочешь? -- почти заорал Брок, когда оба любовника отстранились, оставив одного на постели, но его тут же подхватили, помогая встать на колени, вжали в твёрдое совершенное тело Капитана блядь Америка спиной, а Баки лишь насмешливо фыркнул на тираду Брока, склоняясь над снова крепко стоящим членом Рамлоу, подул на головку, нарезая вокруг уретры круги кончиком языка и нежно, коротко целуя, словно пробуя на вкус. Резко подавшись вперёд и пропуская Брока в самое горло, Барнс поднял взгляд, в котором плавилось блядское серебро,будто спрашивая разрешения. Чисто номинального

-- Да соси ты уже, сука. Чего ждёшь? -- взмолился Брок, путаясь в словах и сам не зная, чего хочет больше, губ Барнса на своём члене, или чтобы Стив заменил свои вездесущие пальцы в его заднице чем-нибудь по-существеннее. Потому что вспомнить, когда Роджерс успел засадить ему, разрабатывая, он не смог бы при всём желании. Не сейчас. Не сегодня. И явно не на этой неделе.

-- Есть, командир, -- хохотнул Баки, выпуская член изо рта и вылизывая ствол широкими мазками от основания до головки.

-- Ты, блядь, ещё честь мне сейчас отдай, -- прохрипел Брок, насаживаясь уже вроде бы на три пальца Кэпа, вздрагивая от каждого поцелуя, хриплого дыхания в шею, чувствуя спиной, как напрягаются ласкающие его руки Стива, и как тому сложно не сорваться, просто и без затей засадить Броку по самое основание. Останавливало этих хронических идиотов только то, что Рамлоу они без должной подготовки порвут на британский флаг.

-- О-о, сладкий, -- протянул Баки, облизав припухшие губы. -- Я тебе сегодня всё отдам и всё возьму, поверь, Детка. В долгу не останусь.

И снова обхватил невозможными губами головку, не заглатывая глубже, просто со вкусом её обсасывая, и замер, зажмурился, что-то для себя решая и уверенно, уже без лишней спешки насаживаясь ртом на член почти по самое основание, сглатывая и перебирая пальцами железной руки тяжёлые яйца Брока. Не будь он так уверен в Барнсе, это бы здорово пощекотало расшатанные нервишки, но здравый смысл махал ручкой, подталкивая Брока к краю короткими, резкими толчками.

Он задыхался, насаживаясь на трахающие его пальцы, мечтая не то выматерить неторопливого Стива, не то заскулить. Просто от того, что их было мало. Пальцев было пиздец как мало. С Баки всё наоборот. Он был везде. Блядски яркие губы, обхватывающие ствол, казались самым правильным и самым шикарным зрелищем, которое только видел в своей жизни Брок из-под полуприкрытых век. Превратившийся в вязкую жижу мозг проецировал картинку, даже когда у него кончились силы смотреть на это, и он просто отдался ощущениям, в очередной раз оказываясь на грани.

Барнс отстранился слишком резко, пережимая член у основания, а Стив вцепился мертвой хваткой в бедро, не вынимая пальцы, нет. Просто не давая Броку насадиться на них и получить положеную за всё время беспросветной одинокой дрочки сатисфакцию.

— Вы ёбу дали… Какого ху…

— Тихо, командир. Не шуми. Я же обещал. В долгу не останусь, — поднимаясь и жадно целуя резко распахнувшего глаза и ошалевшего от такого резкого облома Брока, Баки притянул Стива, целуя его и делясь вкусом их Детки. — Стиви, только давай без особого садизма.

Им слова нахуй были не нужны. Это Брок понял давно. Как увидел этих двоих, просто смотрящих друг на друга в упор, не мигая, так и понял, подтвердив свою догадку, когда они не сговариваясь начали работать слаженно, как механизм часов: они были шестеренками — каждая на своем месте.

Брок смотрел на них со стороны, таких идеально сработанных неизвестными богами, и думал: что он забыл между ними, такими? Но этот момент, когда он, как ни странно, оказался к месту, он не променяет ни на что.

Вот и сейчас, Бак говорил со Стивом вслух Брока ради, а не пользы для. Взглядом он, наверняка, уже высказал всё, что думает о нетерпеливом нраве Капитана, мать его, Америка в постели, обещая всевозможные кары. Поэтому Стив был аккуратен. Слишком аккуратен. До зубовного скрежета. Броку хотелось развернуться и сбить к чертям собачьим кулаки в кровь об эту идеальную рожу, лишь бы сделал хоть что-то кроме медленно добавленного из чрезмерной осторожности четвертого пальца. Брок сейчас бы и на кулак согласился, если бы Стив не вел себя, как черепаха на солнышке.

— Роджерс, блядь. Еби наконец или иди нахер… — он всё-таки заскулил. Позорно, глухо, когда Стив, образчик патриотичности, мстительно потер простату кончиками пальцев.

— Сходит, командир. Он обязательно на него сходит, — прижимающийся к груди Барнс не давал даже продохнуть. Но как же правильно было за него цепляться, облизывая пересохшие губы наперегонки с чужим языком, прогибаясь в пояснице. Не было стыдно за собственную, до кровавой пелены перед глазами, жадность. С этими полудурками она приобретала новые краски, перемежая багровое собственничество новыми эмоциями. Она подогревала, до синяков от пальцев на бедрах от живой руки Стива и металлической — Баки. Брок был уверен, что на утро он будет похож на жертву группового изнасилования, но резко пропавшие пальцы уверили его в мыслях о том, что оно того стоило.

Баки прижал его к себе, чуть отодвигаясь и давая Стиву свободу действий, чем тот не преминул воспользоваться, скользя членом между крепкими ягодицами. Щедро смазанным, толстым членом. То ли он никуда не торопился, то ли терпения был сраный вагон… Брок особым терпением не отличался никогда, поэтому дернулся в крепкой хватке, понимая, что каша в голове не даст высказать всё, что он думает о ленивом темпе Роджерса всё, что действительно хотелось.

— Куда, Командир? Порвет, — Стив и Баки так и не прекращали своего невербального диалога, поэтому Броку не досталось зрелище абсолютно беззащитного выражения лица Стива, когда он начал проталкиваться крупной, налитой головкой в неподатливую, пусть и любовно растянутую дырку.

Где-то в глубине, в груди зародился гортанный хриплый рык, Брока будто в кипяток с головой окунуло, лизнуло жаром с ног до головы и, казалось, двинься Стив, и он вспыхнет, растворяясь в непонятном тянущем удовольствии, стремлении быть наполненным до краёв, растянутым до предела.

Стив протискивался в него, жарко выдыхая в шею, раскрывая ладонями почти до боли, оставляя всё больше синяков, тут же наливающихся чернотой, и Брок гнулся, подставляясь. Несмотря на богатый жизненный опыт, сейчас для него все было будто впервые: неудобство, граничившее с болью, предвкушение, от которого кровь тяжело и гулко стучала в висках, жажда удовольствия -- такое острое, что даже кричать не получалось, голос отказывал, оставляя только хриплое громкое дыхание и паскудный, позорный скулеж.

-- Потерпи, -- простонал Стив, -- господи, Брок.

-- Шевелись, блядь, Роджерс. Шевелись уже, -- одними губами хрипел Брок, выталкивая из себя слова, не совсем уверенный в правильной их последовательности. Это должно было прозвучать приказом, а на деле вышло почти умоляюще.

Барнс перехватил его удобнее живой рукой, а второй, видимо, вцепился Роджерсу в задницу, потому что тот, со стоном выдохнув, вошел до самого корня и замер, дыша загнанно, как после часа прыжков вокруг груши.

Задницу, конечно, саднило, но сквозь этот явный дискомфорт проступало другое: давно забытое чувство блядского желания быть выебанным. Принадлежать кому-то сильному настолько, что подчинение не казалось наигранным, не требовало усилий.. Насаживаться на толстый ствол, не думая ни о чем. Тогда, в юности, к этим чувствам всегда примешивался мерзкий привкус недоверия. Казалось, в глазах партнера он -- очередная жадная дырка. Сейчас же Брок чувствовал только вышибающую остатки мозгов любовь -- себе-то он мог признаться. И потому, когда Стив нежно, слишком медленно двинулся обратно, он подался к Барнсу, почти выпуская из себя Роджерса.

Баки хрипло выдохнул, инстинктивно подавая бедрами, почти трахая воздух, и Брок, почти оглохший от запредельной чувственной перегрузки, обхватил его член ладонью.

Дальше все слилось, будто он вдруг попал внутрь ебаного калейдоскопа.

Вот он скользит грудью по простыне, беспомощно сминая ее ладонями, а Роджерс дерет его, почти не жалея, хрипло выдыхая каждый раз, как загоняет до упора. Барнс быстро дрочит себе, трогает губы загрубевшими пальцами, и Брок открывает рот, принимая их, обсасывая солоноватые подушечки, отчего металлическая рука на члене, до этого едва касавшаяся нежной плоти, сжимается вокруг нее опасным кольцом.

- Дай, - прохрипел Брок, и Барнс, как чертов телепат, садится перед лицом, запускает руку в волосы и бьет упругой головкой, размазывая смазку по губам, дразнясь. Взгляд у него при этом такой же шалый, как у Брока. Шалый, с искоркой неверия в самой глубине заполнившего радужку зрачка.

Брок берет до самого горла, давясь от ебаного желания захапать больше, чем может сожрать, и эти двое, потеряв, казалось, всякие тормоза, принимаются трахать его с двух сторон, словно это было само собой разумеющимся — быть с ним, с Броком. Живые, жадно стонущие в поцелуй друг друга. И это кажется таким пиздецки правильным, что Броку впервые в жизни не нужно касаться себя, чтобы забиться в оглушительном оргазме, едва не сбросив Стива, в плотном, жарком удовольствии, от которого он, кажется даже ненадолго уплыл, давая организму, оказавшемуся не готовым к такому откровению, уйти на “перезагрузку”.

Очнувшись, Брок обнаружил себя по-блядски раскрытым, совершенно неспособным даже пошевелиться. Барнс лениво вылизывал его задницу, проходясь мягким языком по чувствительному входу, а Роджерс нежно целовал в уголок губ и гладил по голове, как какого-то кота.

Было охуенно. Никакой неловкости и сожалений.

-- Наш, -- тихо произнес Стив без каких-либо предисловий. Знал — его поймут. -- Болит?

-- Ага. Мозг от твоей заботы.

Барнс фыркнул прямо Броку в задницу, и от этого по телу прошла слабая судорога -- будто отголосок пережитого удовольствия.

-- Отдыхай, -- распорядился Барнс, по-хозяйски устраиваясь на Роджерсе. -- А я займусь этим чудовищем, пока оно снова не принялось жрать мою Детку.

-- Нихуя себе забота, -- хмыкнул Брок, наблюдая, как Барнс стискивает в металлическом кулаке короткие волосы Роджерса и буквально трахает его языком в глотку, одновременно раздвигая крепкие ноги и вставляя сразу два смазанных пальца. И Стив со стоном тянет его на себя, жадно, без особой нежности.

Если он считал, что его страстно выебали, то, похоже, ничерта не понимал в прикладной ебле. Потому что эта дурная парочка сношалась, как звери в гон, хватая друг друга за волосы и трахая так жестко, будто хронически голодали и мучались от нескончаемого недоебита.

Барнс почти рычал, оттянув Стива за волосы, вбиваясь в него сзади, заставляя далеко запрокинуть голову, прогибаться в пояснице под невозможным углом, обнажив беззащитную шею. И блядский Кэп, мать его, Америка, лишь хватал воздух пересохшими, распухшими губами, позволяя ему это надругательство над национальным достоянием. Грубое такое надругательство, явно доставлявшее удовольствие обеим сторонам.

-- Бак, -- низко рыкнул Роджерс, -- Баки!

-- Давай, мелкий, давай, сладкий.

И Роджерс дал. Едва коснувшись члена он захрипел, будто собирался скончаться, зажмурился, как от боли, и кончил, едва не сбросив Барнса с себя. Но тот, выпустив его волосы, надавил на лопатки и дотрахивал, жадно, даже не мигая, глядя Броку в глаза.

Когда он скатился с него, его член и не думал падать. Брок на секунду лениво подумал, что так они заебут друг друга до смерти, до такого состояния, что и в некрологе приличного писать будет нечего, но тут Барнс дернул его к себе за бедра и принялся лизать от растраханной задницы до головки снова наливающегося кровью члена.

-- Хочу тебя, Детка, -- признался он яйцам Брока и вобрал их по очереди в рот со вкусом обсасывая и блаженно жмурясь. -- Куда ты там меня посылал?

-- Нахуй, -- Брок намотал на кулак его возмутительно блестящие патлы и натянул на себя этот жадный рот. -- Что? Решил сходить?

-- Чего я, по-твоему, добиваюсь? -- он еще раз облизал полностью вставший член Брока, поцеловал потянувшегося к нему Роджерса, потом плеснул смазки на член и плавно, одним нечеловечески медленным движением опустился сверху.

Из легких будто выкачали весь воздух. Брок впился пальцами в твердые ягодицы Баки, попытался вдохнуть, но не мог. Туго, горячо, сладко -- слишком хорошо, чтобы быть правдой.

-- Да, Детка, -- простонал Барнс и повел бедрами, как ебаная стриптизерша на шесте, будто примериваясь, а потом с ходу задал такой темп, что Брок не то, что говорить -- дышать забывал.

Барнс трахал себя его членом, глядя в глаза, и от этого поплывшего, совершенно блядского взгляда у Брока все внутри переворачивалось. Роджерс, перевернувшись на бок, лениво поглаживал себя, наводя на мысль о том, что конца-края этим игрищам не будет...

Спроси у Брока кто -- сколько продолжалось это вынимающее душу, распыляющее её на сотни сверхновых, безумие, он бы прикурил, затянулся жадно, будто стараясь почувствовать, что вот он, живой даже вроде бы, относительно целый, пожал бы плечами и уточнил какое сегодня число.

Сколько времени он пролежал оглушённым, размазанным, сколько следил, лениво подмечая детали, лаская взглядом явно дорвавшихся любовников, сколько приводил мысли в относительный порядок, соскребался с постели мало на что способный, Брок опять-таки не решился бы выяснять. Ему было хорошо, охуенно, правильно. Он был на своём месте и не важно, только ли с кем-то одним, или зажатый с двух сторон самыми охуительными, словно высеченными из мрамора, мужиками во вселенной, или наблюдая, как они лижутся, притиснувшись друг к другу близко близко, что при должной фантазии их можно принять за одно совершенное существо. И Брок наблюдал, подмечая новые оттенки, грани свои суперов и чувствовал -- сходит с ума, окончательно, бесповоротно растворяется в их чувствах друг к другу и к нему. Он был рад этому сумасшествию. Только бы сейчас не проснуться изломанным в больничной палате, только бы всё это не было сном, вывертом его ёбаного сознания. Результатом сильнейшей контузии, да если это даже так, то Брок готов бросить всё и остаться в забытье. В мире, где возможно такое, или положить всю жизнь, чтобы всё это: теплый влюблённый взгляд Стива, его большие руки, биение суперсолдатского сердца под ладонью, блядские, горящие алым губы Зимнего, стоны, выгибающееся бьющееся в экстазе сильное тело, жар, обволакивающий, накрывающий с головой -- стало реальностью, и всё равно, что для этого потребуется сделать. Нагнуть ещё раз Гидру? В одиночку? Да не проблема. Когда можно приступать? Устроить переворот? Мир во всём мире? Да хоть в космос без скафандра. Не важно. Брок готов был на любые свершения.

-- Не вздумай засыпать, Командир, -- у самого уха мурлыкнул Барнс, потёрся колкой от щетины скулой о плечо и легко поднялся, будто бы не он только что разложил и трахнул всех до кого только смог дотянуться, будто бы не он невероятно гнулся насаживаясь на член обоих любовников по очереди.

-- Неугомонный, блядь, -- открыв один глаз, выдохнул Брок, косясь на бесстыдно разгуливающего в чём мать родила, Барнса. -- Отъебись, а?

-- Нет уж, -- Баки ехидно усмехнулся, доставая из шкафа свежее бельё. -- В этом всём я спать не буду и тебе не дам, не будь хрюкающим ничтожеством, Командир, после Стива в душ.

-- Чего это только после Стива? -- Брок кое-как сполз с постели, поднялся и присвистнул, рассматривая в зеркальной дверце шкафе расцвеченную засосами грудь и шею, и, как бы между прочим, отмечая, что так ему нравится намного больше.

-- А того, двоих я до утра вас в постель не уложу, а кому-то завтра, точнее уже сегодня СТРАЙК нагибать за лень и раздолбайство, -- Барнс подошёл со спину, обнял, устроив голову на плече. -- Не то, чтобы я был против продолжения, Командир, но ты деток затрахаешь, они и так сначала узнают о твоём настроении, а только потом в зал входят.

-- Баки? -- Брок присвистнул, обернувшись к капитану, того укусы и засосы расписали не менее живописно, жалко только, что все эти художества через пару часов побледнеют и пропадут, оставшись лишь сладким воспоминанием. -- Кто следующий?

И только на Броке эта живопись заживать будет медленно и лениво. Будто организм сам только “за” хранить напоминание о том, что это не бред больной фантазии и контуженного мозга.

-- Командир, только давай без рефлексии, ладно? -- серьёзно заглянув в глаза Рамлоу, попросил Баки, улыбнулся одними губами, не отпуская встревоженного взгляда, будто бы видел его насквозь, ощущал на своей шкуре все страхи, что накатывали на Брока, стоило тому хоть на миг задуматься о происходящем. -- Всё хорошо, поверь наконец в это, -- и легко коснулся губами его губ. -- Я быстро!

Брок хотел бы поговорить со Стивом, обозначить наконец своё место, чтобы стало хоть немного понятнее, но молчал, не задавал так и рвавшихся с языка вопросов, решив, что, раз приняли, пригрели, дали доступ к телу, то хуй теперь от него избавятся, пристрелить проще будет, чем отогнать.

-- Кэп, ты ведь в курсе, что мы в ответе за всех кого приручили? -- оскалился Брок, готовый ощетиниться, доказывая свою нужность, привести тысячу доводов “для чего”, но Стив в ответ лишь тепло улыбнулся, притягивая его к себе за шею, целуя, как в первый раз, пробуя губы Брока на вкус.

-- Знаю.


***


-- И жили они долго и счастливо? -- вопросительно протянул Баки, вытянувшись на постели во весь рост, искоса поглядывая, на вытирающихся любовников.

-- Весело тебе, я вижу, -- усмехнулся Брок, метнув в нахально улыбающегося Барнса мокрым полотенцем. -- Жили долго и счастливо, говоришь? Так ты всё это видишь?

-- Да, и трахались до самого последнего часа!

-- Какое же ты хамло, -- восхищённо присвистнул Брок и завалился под бок, оттеснив Зимнего к краю, утягивая за собой и Стива.

-- Учился у мастера.

Суперы, наверное, видели уже десятый сон, а Брок смотрел в потолок и улыбался, как клинический идиот, не кривил саркастично губы, не скалился в ответ, а именно улыбался, впервые готовый отдать всё, пойти на любые меры ради кого-то, стать частью, не стараясь перетянуть на себя главенство. И это было правильно, до последнего верно. Он нашёл своё место. Ещё несколько месяцев назад скажи ему кто, что всё обернётся именно так, оборжал бы идиота и послал в паломничество нахуй, как на Голгофу, до просветления в мозгах. А вон оно как. В голове было невозможно пусто. Брок чувствовал себя невероятно уставшим, выжатым до последнего, вытраханным, думать о чём-либо совершенно не хотелось, тем более не хотелось загадывать что же будет завтра. Да и что тут думать. Вот оно -- его место, его суперы, его жизнь. А для тех, кто считал иначе, у Брока всё ещё зауэр под подушкой

@темы: марвел, Роджерс, Баки, полиамория, Рамлоу, Стив/Брок/Баки, au

---

*о творчестве

Принимать согласно инструкции

Спроси у Брока кто -- сколько продолжалось это вынимающее душу, распыляющее её на сотни сверхновых, безумие, он бы прикурил, затянулся жадно, будто стараясь почувствовать, что вот он, живой даже вроде бы, относительно целый, пожал бы плечами и уточнил какое сегодня число.

Сколько времени он пролежал оглушённым, размазанным, сколько следил, лениво подмечая детали, лаская взглядом явно дорвавшихся любовников, сколько приводил мысли в относительный порядок, соскребался с постели мало на что способный, Брок опять-таки не решился бы выяснять. Ему было хорошо, охуенно, правильно. Он был на своём месте и не важно, только ли с кем-то одним, или зажатый с двух сторон самыми охуительными, словно высеченными из мрамора, мужиками во вселенной, или наблюдая, как они лижутся, притиснувшись друг к другу близко близко, что при должной фантазии их можно принять за одно совершенное существо. И Брок наблюдал, подмечая новые оттенки, грани свои суперов и чувствовал -- сходит с ума, окончательно, бесповоротно растворяется в их чувствах друг к другу и к нему. Он был рад этому сумасшествию.

ПС - котики, полностью вывешу завтра, сегодня автор кончился

@темы: Роджерс, Баки, Рамлоу, Стив/Брок/Баки, отрывок

---

*о творчестве

-- Выпей, прошу, -- Стив присел рядом с кроватью на корточки, так чтобы их глаза были на одном уровне и протянул ту самую идиотскую кружку, закреплённую за Броком, когда он точно так же ухаживал за двумя разболевшимися идиотами без единой важной извилины в голове, раз догадались лезть к нему в дом и без нормального прикрытия и разведки вечно соваться в любые опасные дыры, успевай их только вытаскивать. Брок, конечно, знатно кривил душой, всё же любой из мстителей стоит двоих или троих хорошо обученных военных, а Кэп с Барнсом и всего десятка, но он слишком устал хвататься за сердце, когда эти два великовозростных дебила пробивали собой стены, кидаясь в самое пекло, как бессмертные.

-- Это не честно, Роджерс, -- огрызнулся Брок, отхлёбывая густое варево, покатал его на языке и зажмурившись проглотил, обжигая глотку, разбить на составляющие это так называемое лекарство сколько Рамлоу не старался, не выходило никак, слишком там было всего. – На будущее, Кэп, горячей водки с лимоном и мёдом мне было бы в самый раз и не стоило так заморачиваться.

-- Ой, заткнись уже, командир, и спи, -- хмыкнул Барнс, укладываясь рядом под боком поверх одеяла, положив левую на живот Брока и устроив тяжеленую голову на плече.

-- Охуеть, -- только и смог из себя выдавить Рамлоу, закрывая глаза, когда с другого бока прижался горячий, как печка, Стив.

@музыка: Without God – Burn In Hell

@темы: Роджерс, Баки, Рамлоу, Стив/Брок/Баки, отрывок

---

Закрытая запись, не предназначенная для публичного просмотра

---

*о творчестве

Разноцветные стёкла

Основные персонажи: Брок Рамлоу, Джеймс «Баки» Барнс (Зимний Солдат), Стив Роджерс (Капитан Америка)
Пэйринг: односторонне Брок/Стив и Брок/Баки
Рейтинг: R
Жанры: Ангст, Психология, Hurt/comfort, AU
Предупреждения: OOC, Нецензурная лексика, Элементы гета
Размер: Мини, 5 страниц, 1 часть

Описание:
Жизнь Брока всегда ставит перед сложным выбором, пинает под рёбра, не давая отдышаться и понять, чего же он в действительности хочет.

В комнате слишком стыло, горько пахнет горелым. Брок устало бредёт, наступая босыми ногами на осколки кружек, разноцветные стёкла разбитых бутылок, обугленные обрывки бумаг, идёт, не замечая боли, порезов на ступнях, кровавых следов за спиной, проходит молча, не разглядывая бессловесные улыбающиеся лица с фотоснимков. Касается ладонью старого деревянного бара, привезённого то ли из Каира, то ли из Марокко, откидывая дубовую резную крышку, взглядом проходится по бутылкам, выбирая. Виски всегда его успокаивает, дарит ощущение земли под ногами, не даёт окончательно развалиться на части, оставаться целым хотя бы на людях.

Брок не любит праздники, как не любил их ещё в детстве; шумные застолья с семьёй, яркая искрящаяся мишура, искренние улыбки, объятия и тепло: всё это было каким-то чужим, киношно-показушным. Не про его семью. Не с ним.

— Командир, приходи к нам. Молли будет рада, да и Джефри, не переставая, спрашивает про дядю Брока.

Он усмехается, спихивает Роллинзу объёмный пакет с подарками для всей его семьи, и снова прячется за толстыми стенами квартиры, закрывается на все замки, опускает тяжёлые роллеты бронированных штор, достаёт несколько бутылок виски, включает подборку любимых фильмов и забывается на все дни, пока на улицах гремят петарды, пока гомонящая толпа радостно гикает и лезет обниматься ко всем прохожим подряд, пока в его голове не проясняется, пока руки не перестают тянуться к зауэру.

— Эх, и где то золотое время, когда тебя хвалили только за то, что ты всего лишь поспал и хорошо пожрал? — смеётся Брок, салютуя самому себе бутылкой.

После бесконечной, выбивающей из головы все мысли муштры училища, Брок впервые отказывается приезжать домой на праздники и играть на публику ради новогодних фотографий для тёти Аманды. Не берёт трубку, выбрасывает радостно-разноцветные, пестрящие нежными восклицаниями и нежностью к милому сыночку письма матери, вдруг вспомнившей, что они всё же семья, но подзабывшей, что Брок вырос слишком рано. Сводит все контакты с людьми, кто знал его «до», к минимуму, не желая отвечать на одни и те же вопросы.

После удушливой жары, смрада разлагающейся плоти и выжженых до бела песков Кувейта перестаёт приглашать гостей на собственный день рождения, превращает квартиру в крепость, просыпается ночами с криком, рвёт ворот футболки в попытке вдохнуть, всё ещё чувствуя на языке вкус собственной запёкшейся от жара крови и холодное дуло автомата у виска. По праздникам они молча пьют с Роллинзом дрянной бурбон в баре недалеко от его дома, каждый думая о своём, хлопают друг друга по плечам, криво улыбаясь и расходясь каждый по своим делам.

После плена Югославии, грязного подвала, тухлой воды раз в двое суток Брок возвращается другим человеком, спускается по трапу самолёта, замирает на мгновение, зажмуривается и вдыхает полной грудью. Он начинает спокойно спать по ночам впервые за несколько лет, не вздрагивает от автомобильных гудков, шаря по бедру в поисках оружия, начинает подходить к телефону и даже несколько раз криво улыбается с семейных фотографий, но под подушкой неизменно поселяется глок.

После мясорубки Ирака, слишком сильно напоминающей Кувейт, где он опять оказывается недостаточно силён, быстр, чтобы выйти без единой потери, без ранений, Брок покупает себе машину, больше похожую на танк, потому что так спокойнее, тренируется, как одержимый, оттачивая и так превосходящие многих навыки, стараясь выжать максимум из своего тела, много шутит, понимающе скалится.

ЩИТ и Гидра появляются в его жизни практически одновременно, равноценными величинами без возможности выбора стороны, придавливают ответственностью за отряд, хотя Брок всегда старался не вешать себе ярмо из людей на шею, разве что кроме верного Роллинза. Но Брок умело совмещает, он вообще многозадачный, непробиваемый, саркастичный ублюдок, умеющий смотреть с тем самым особым прищуром, посылать нахуй на пятнадцати языках почти без акцента, а на пяти материть так этажно, что поди потом выгребись. Но снова закрывается ото всех, кто старается к нему подобраться, стать хоть немножечко ближе. Оставляет за бортом улыбчивых лаборанток Гидры, талантливо уворачивается от фигуристых и горячих агентов ЩИТа, отмахивается от людей, старающихся влезть не только к нему в постель, но и душу, добраться до сердца, отговаривается от предложений Джека познакомить с очередной сестрой, кузиной, свояченицей, просто хорошей девушкой из бакалеи недалеко от церкви. Криво усмехается и, когда становится совсем хреново, сбегает, запираясь в очередном мотеле где-нибудь на границе штата с какой-нибудь безымянной девицей из бара, вытрахивая из неё все силы, мысли, ощущения, утоляет звериный голод, вылизывая дрожащее и покрытое испариной тело, мнёт, гладит и на утро хмуро кривится на осторожный вопрос о номере телефона, вливает в себя полтора литра кофе и ненавидит сам себя, потому что не то, не так, не с тем.

Потом случается Зимний, неотвратимо выбивающий землю из-под ног одним взглядом, застывший, вытянувшийся звенящей от напряжения струной, и какая-то безотчётная нежность, накрывающая с головой, к, казалось бы, бездушному киборгу-убийце, с преданностью сенбернара заглядывающего ему в глаза после сознательно пропущенных обнулений, мягкие пряди под пальцами и ощущение неправильности, стыда за всё, что делал ранее. Тихие вечера на базе Гидры, книги, которые Брок проносит специально для Агента, апельсины и недоумение на лице почти всегда бесстрастного Зимнего, розовая яркая резинка в его волосах и едва сдерживаемый смех Брока, следящего за Солдатом в снайперский прицел, и клятвенное обещание вытащить любой ценой.

— Нас ебут, а мы крепчаем, — практически стонет Брок, впервые встретившись взглядом с только размороженной гордостью и надеждой Америки, с последним великовозрастным девственником, с символом поколения — Стивеном Грантом Роджерсом. И впервые дрочит в душе не на сладкие губки Аманды из аналитического, а на затянутую в синюю джинсу задницу пусть и охуенного, но мужика.

Ловит каждый случайно брошенный в его сторону взгляд, каждое движение, слово, обращённое к нему, Броку.

— Рамлоу, на ринг.

— Есть, Капитан, — отводит взгляд, облизывает сухие губы, стараясь не представлять, как выглядит Кэп без всех этих тряпок.

Ходит тенью, ругая самого себя за странные, непонятные эмоции, которые на порядок выше обычного влечения.

— Рамлоу, отчёт у меня на столе через час.

— Есть, Капитан, — почти испуганно смотрит на свои дрожащие руки.

Брок срывается, напивается в каком-то клоповнике, снимает мальчика, впервые пытаясь понять собственные странные желания, но выгоняет его минут через пять, потому что острые коленки, цыплячья шея и огромные серые глазищи на перепуганном лице совсем не то, что снится ночами в горячечных снах, не то, что заставляет выгибаться на влажных перекрученных простынях, болезненно кривиться, стоит только Кэпу пройтись рядом.

— Рамлоу, — кивок и серьёзный взгляд.

— Капитан.

Спарринги, совместные операции лишь подливают масла в огонь, разжигая желание сильнее, жарче, испепеляя последние крохи уверенности в самом себе, сдержанности, терпения.

— Рамлоу, — Роджерс в одном полотенце на бёдрах в общих душевых СТРАЙКа даже не догадывается, насколько он близок к банальному изнасилованию.

— Капитан.

Брок чувствует, что начинает сходить с ума от недотраха, от гула в голове, от постоянно стоящего члена, болезненно давящего на ширинку форменных брюк, от горячечных, наполненных похотью и животным сексом снов, что выжимают его не хуже силовых упражнений, но физически не может прикоснуться к кому-то другому, дрочит в душе, рычит, воет, кончая в кулак.

— Ебаная хуйня, — кривится, смывая с ладоней сперму, ссаживает костяшки, разбивая кафельную плитку.

Начинает сознательно избегать любых контактов с Роджерсом и однажды оказывается в нужное время в нужном месте — тёмной столовой зимним предрождественским вечером, когда на базе и быть уже никого не должно быть.

— Капитан?

Брок щурится, стараясь разглядеть одинокую фигуру в углу: устало сгорбленные плечи, скорбно опущенная голова, початая бутылка рядом, будто бы не праздник высвечивают на всю противоположную стену огнями новогодние гирлянды, а поминки по чему-то настолько личному, что нельзя довериться никому.

— Если вас не затруднит, Рамлоу, не могли бы вы составить мне компанию?

Брок садится на соседний стул, рядом, почти касаясь под столом колена Роджерса, старается разглядеть в мерцающей разноцветными огнями темноте лицо Стива, понять его. Брок благодарно кивает, принимая предложенную бутылку, отхлёбывает прямо из горла и слушает глухой голос человека, который по определению не может быть настолько разбитым, раздавленным своим же прошлым, человека, чей образ у всех ассоциируется только с победой, слепой, по мнению Рамлоу, верой в будущее.

— Он всегда за меня был, Рамлоу, в какое бы дерьмо я не лез, Баки рядом и рука его на плече будто окрыляла, давала силы бороться с болезнью, местной шпаной, Гидрой. Давала силы подниматься раз за разом, потому что он рядом, потому что понимает и всегда будет понимать. Думаешь, мне надо было вот это всё? Эта война? Я просто хотел для Баки самого лучшего, мирного неба.

И Брок понимает вдруг, что никто в этом здании, в этом ёбаном мире не знает Капитана Роджерса настоящим, просто Стивом из старого Бруклина, без ослепительной улыбки, укоряющего прямого взгляда, без всей этой мишуры и бравады. И вообще неизвестно, задумывается ли хоть кто-нибудь, каково это — нести на своих плечах звёздно-полосатый стяг, не имея права быть хоть сколько-то не идеальным.

— И вдруг его не стало. Из-за меня, Рамлоу, не стало моего Баки. Не смог, не удержал, не прыгнул, чёрт возьми, следом, — Стив болезненно кривится. — Даже не помню, что было потом. Всё серое, гулкое, ненужное, пустое, пытаешься выплыть, проснуться и не можешь, лишь глубже увязаешь. Я, наверное, только сейчас понимаю, почему даже не пробовал выбраться из того чёртового самолёта, почему героически решил сдохнуть, спасая человечество, до которого мне и не было особого дела. На том свете был мой Баки. Он меня ждёт там. А я даже руки на себя наложить не могу, сдохнуть наконец, — горько усмехается.

Стив говорит, будто исповедуясь в последний раз, раскрывается перед самым неожиданным слушателем. Хотя Броку кажется, что дело именно в этом — он чужой, чьё мнение, по сути-то, и не важно, перед кем можно хоть на некоторое время снять непробиваемый панцирь, стряхнуть с себя весь лоск, перестать притворяться. Роджерс рассказывает о Баки Барнсе, друге, боевом товарище и ком-то намного большем, чем эти два пункта, рассказывает с такой отчаянной обречённостью, почти стонет, трёт скрытые темнотой глаза. И в его голосе столько невысказанной боли, мольбы непонятно какому богу, потому что отнять у живого человека его жизнь, смысл, саму его суть и оставить топтать землю, влачить существование может только дьявол.

— Спасибо вам, Рамлоу, — смотрит как-то по-особому тепло.

И уходит, сам не зная, в каком раздрае оставляя Брока допивать коньяк в одиночестве пустой столовой ЩИТа, глотать всё, что тот услышал и осознал для самого себя, пытаться всё это уложить в образ несгибаемого Стива Роджерса и понять — не умещается новый Стив в рафинированного до последнего слова Кэпа.

Брок на следующее утро идёт в музей, кривится от слишком ярких многоцветно мигающих витрин, украшенных к празднику, но идёт, хоть и хочется привычно запереться дома. Идёт не для того, чтобы что-то себе доказать, увидеть давно покинувшего мир соперника, да и как можно надеяться на что-то, когда всё для Роджерса так больно и серьёзно, а просто посмотреть на того самого идеального, по мнению Кэпа, принять для себя. И надолго зависает, разглядывая знакомое лицо Зимнего Солдата, но с человеческими эмоциями: улыбающийся, облизывающий свои блядские губы и смотрящий на Роджерса так, что и слепой бы заметил, как всё между ними горит.

— Командир.

— Жри, Солдат, мне ещё сказку, блять, тебе читать, — Брок косится на жмурящегося от удовольствия Зимнего, уплетающего дрянной шоколадный детский завтрак, будто ничего вкуснее не ел за всю свою долгую жизнь.

Брок выстаивает до закрытия, слепо смотрит перед собой, не реагируя на веселящуюся толпу, на тычки в спину и просьбы подвинуться и не маячить в кадре, думает, перебирает в голове воспоминания, пытается понять, где оступился, раз сейчас всё так неебически сложно. Выбор сделать, правда, оказывается не так сложно, да и нет у него особого выбора.

— Ёбаная хуйня твоя жизнь, Брок, ёбаная хуйня.

Брок крушит квартиру, методично разбивая о стены всё, что только можно, топчет ногами фотоснимки, пьёт из горла, сидя на полу, не ощущая холода, горького запаха палёной бумаги. Нет, он не сломлен, не разбит, но в груди горит, тянет давно застарелой болью, странным ощущением родства к грёбаному суперчеловеку, который, скорее всего, и думать уже забыл о том, что перевернул в Броке всё с ног на голову, заставил высунуть голову из удобного, годами наращенного панциря. Брок пьёт, вертя телефон в пальцах, потому что, если ему хуёво по праздникам, то каково же Роджерсу, окружённому толпой суперразъебаев, которые и понятия не имеют, насколько разбит, размазан всеобщий герой, как ему противны все эти приторно-счастливые лица, когда вместо сердца - пепелище.

— Капитан, я хочу поговорить о Баки Барнсе, — говорит он, набирая выученный наизусть номер.

— Рамлоу? Вы? Вчерашнее не даёт вам права… — на заднем фоне слышится пьяный гогот Тора, тягучий бархатистый голос Вдовы.

— Кэп, заткнись и приезжай, не пожалеешь. Тут тебе хотя бы не придётся строить из себя неебически счастливого мудака, — Брок диктует адрес и в два глотка опорожняет бутылку.

Что-то подсказывает, что колесо сансары сделало свой оборот, и ничего не будет как прежде, и нельзя уже всё свернуть, отменить, потому что и Стив, и Зимний стоят того, чтобы попытаться. В комнате слишком стыло, горько пахнет горелым. Пол усыпан порванными, обгоревшими фотографиями, осколками посуды и цветным бутылочным стеклом, Брок сидит на полу, сжимая в правой руке верный зауэр, молча курит, выпуская дымные кольца в потолок, а на столе папка «Дело №17».

@темы: марвел, Роджерс, Баки, Рамлоу, au

---

*о творчестве

Потом случается Зимний, неотвратимо выбивающий землю из-под ног одним взглядом, застывший, вытянувшийся звенящей от напряжения струной и какая-то безотчётная нежность, накрывающая с головой, к, казалось бы, бездушному киборгу-убийце с преданностью сенбернара заглядывающего ему в глаза после сознательно пропущенных обнулений, мягкие пряди под пальцами и ощущение неправильности, стыда за всё что делал ранее. Тихие вечера на базе Гидры, книги, которые Брок проносит специально для Агента, апельсины и недоумение на лице почти всегда бесстрастного Зимнего, розовая яркая резинка в его волосах и едва сдерживаемый смех Брока, следящего за Солдатом в снайперский прицел, и клятвенное обещание вытащить любой ценой.

-- Нас ебут, а мы крепчаем, -- практически стонет Брок, впервые встретившись взглядом с только размороженной гордостью и надеждой Америки, с последним великовозрастным девственником, с символом поколения -- Стивеном Грантом Роджерсом.

@темы: марвел, Роджерс, Баки, Рамлоу, отрывок

---

@темы: марвел, Роджерс, Баки