и снова спасибо анонимному котику за донат на кофе для страдающего от жары меня!
я вас всех очень очень люблю!

---

11.07.2018 в 20:23

Пишет  Hugo Blair:

Тыньк

---

* о творчестве

Название: Дежавю
Автор: Крошка Винни Пух
Бета: PaleFire
Размер: мини - 3685
Пейринг/Персонажи: Стив Роджерс, Брок Рамлоу, Баки Барнс
Категория: слэш
Жанр: АУ, романтика, флафф
Рейтинг: R
Предупреждения: нецензурная лексика, ООС, тайм-ау, смерть второстепенного персонажа
Краткое содержание:
— Блядь, Роджерс! — было первым, что услышал Стив, свалившись прямо под ноги какому-то хмурому мужику в форме. — Что же ты такой малохольный?
Эта фраза впоследствии стала его преследовать.
Примечание: пункт "Смерть второстепенного персонажа" стоит для надо, все живы!
Размещение: с разрешения автора

— Блядь, Роджерс! — было первым, что услышал Стив, свалившись прямо под ноги какому-то хмурому мужику в форме. — Что же ты такой малохольный?

Эта фраза впоследствии стала его преследовать. Стив прекрасно понимал, почему бесится полковник Рамлоу, понимал, что явно занял чьё-то место и не должен здесь быть, понимал, что не тянет ни один норматив, но отступиться не мог, не умел он этого совершенно. Даже когда противник превосходил его массой, числом и силой, всё равно упрямо выходил вперёд, сжимал покрепче кулаки и надеялся, что в этот раз ему никто не выбьет зубы. Баки ругался, мама плакала и качала головой, Стив же зализывал раны и снова бросался в бой, стоило свершиться несправедливости.

— Блядь, Роджерс! Ты мне за какие грехи-то послан! Бегом-бегом-бегом!

Стив понимал, стискивал зубы, сжимал кулаки и бежал как мог, сколько мог, стараясь не падать духом, не вестись на подначки таких же бойцов, только с нормальными физическими показателями, не дёргаться от рычания полковника. Он не знал, почему, за какие такие заслуги Эрскин выбрал именно его из сотен других добровольцев, а спрашивать, если честно, не было никакого желания. Не хотелось услышать про спор, научный эксперимент или какой другой совершенно дурацкий повод, способный подорвать и так шаткую уверенность в собственных силах, учитывая, что даже офицер Пегги Картер смотрелась намного выгоднее в плане физподготовки.

— Блядь, Роджерс! Что же ты такой тощий? Ты жрёшь вообще?

— Язык, сэр, — на автомате отозвался Стив, взваливая под насмешливыми взглядами других бойцов на спину слишком тяжёлый рюкзак, с каждым привалом становившийся всё тяжелее и тяжелее.

— Не понял? — опасно сощурившись, уточнил Рамлоу.

— Н-не выражайтесь при даме, сэр.

— А не охуел ли ты, боец? — рыкнул полковник, выронив из рук только зажженную сигарету.

Стив лишь вздернул подбородок, расправил плечи, стараясь выглядеть более внушительно, чтобы офицер Картер продолжала и дальше вот так вот смотреть, задорно сверкая глазами и старательно пряча улыбку от взбешённого полковника.

Брок Рамлоу был отдельным пунктом личного списка ужасов Стива Роджерса, наравне с постоянно обостряющейся астмой, страхом за ушедшего на войну Баки и мисс Стивенс из соседнего дома, грозившей проклясть чертовых подростков, вечно ворующих пироги с ее подоконника. И если со всем остальным Стив уже как-то сжился, смирился, разве что кроме Баки, которому нельзя было написать, только читать нескончаемые пропитанные горечью письма, то полковник умудрялся появляться неожиданно и не в самые лучшие моменты армейской жизни Стива, когда хотелось побыть одному. И нет чтобы поддержать как-то, узнать, что произошло, Рамлоу лишь обидно скалился и с садистским удовольствием проходился по мозолям слишком явно самого нелюбимого бойца из всех. Но это Стив тоже понимал. Не за что его было любить.

— Блядь, Роджерс, ты ложку тоже поднять не в состоянии, что ли? — орал он, стоило Стиву на мгновение задуматься над тарелкой с супом, представляя, чтобы ответил Баки, узнав, во что влез его лучший друг.

— Блядь, Роджерс! Шевели жопой, иначе ночевать здесь и останешься! Поверь, если сдохнешь потом от воспаления лёгких, никто горевать не будет!

— Блядь, Роджерс, локтями работай, локтями! Ты же мелкий, должен юрким быть, быстрым. А на тебя же без слёз не взглянешь!

— Блядь, Роджерс, тебя подсадить может, сладенький?

К концу третьего месяца Стив даже привык немного к постоянному присутствию вездесущего полковника, перестал вздрагивать от его рыка, интуитивно втягивать голову в плечи, даже научился огрызаться в ответ, ощущая себя чуть ли не бессмертным, и вдруг уловил в желтых глазах что-то очень похожее на легкое одобрение.

— Картер, я всё понимаю, Эрскин может о себе что угодно думать, но Роджерс… он же мелкий совсем и тощий.

— Зато умный.

— Но, блядь… пардон, тощий!

— И смелый!

Стиву бы гордиться такой характеристикой, особенно из уст прекрасной Пегги, но неверие в него Рамлоу беспокоило и занимало ум почему-то намного сильнее. Стиву хотелось доказать, выслужиться, прыгнуть выше головы, чтобы знал, не смотрел на видимую предательскую немощь тела, на слабое здоровье, ведь для воина главное дух и воля к победе.

Хотя сам себя смелым Стив никогда не считал. Да и умным тоже. Матушка всегда говорила, что если бы он был умным, то никогда бы не ввязывался в драки, не искал бы правду там, где никому до неё не было дела, не лез на рожон. Но Стив банально не мог по-другому, потому и кинулся вперёд, услышав: «Граната!». Закрыл собой, надеясь, что никого не посечет осколками, не думая ни о чём.

— Что я говорила, — улыбнулась офицер Картер.

— Всё равно тощий! — сплюнул себе под ноги Рамлоу.

В тот же день остальных бойцов отправили на фронт, а Стива выбрали… он так и не понял, для чего конкретно, Эрскин только сказал, что лучшего кандидата — это Стива-то — им не сыскать, долго прочувствованно жал ему руку, хлопал по плечу. Но Стив смотрел только на хмурого курящего в отдалении Рамлоу, так и не подошедшего, единственного, не сказавшего Стиву ни единого слова поддержки.

Сидя на своей койке перед «самым ответственным днём всей его жизни», Стив смотрел на свои подрагивающие ладони и понять не мог, почему ему сейчас настолько горько. Не может же всему виной быть холодная обреченность всегда живых ярких глаз полковника, будто бы Стив если и не умер, то был чертовски близко к своему рубикону, за которым только пустота и холод.

С Рамлоу хотелось поговорить, попытаться понять такое странное к себе отношение, но полковник будто растворился в сумеречных тенях засыпающего до завтрашнего утра лагеря. И если раньше он появлялся в поле зрения Стива, стоило тому хоть немного позволить себе проявить слабину, то сегодня будто бы нарочно избегал. Это нервировало, злило и, что неожиданнее всего, обижало почти до слёз. Ведь Стиву так хотелось, чтобы им гордился именно этот жесткий, острый на язык и скорый на расправу человек.

Стив оглядел пустую казарму. Все койки, кроме его, были убраны, от чего на душе делалось особенно тоскливо. Только отбывший к себе Эрскин, конечно, попытался его воодушевить по-своему, произнёс длинную прочувствованную речь, напился, вызывая жгучую зависть, и ушёл. Стиву все равно было не по себе.

— Что, Роджерс, готовишься стать великим?

Стив вздрогнул всем телом, словно от удара током, подскочил с койки, обернулся, надеясь, что полковник не заметит излишней поспешности, не оскалится привычно, опуская, но оказалось волновался он зря. Полковник был совершенно, кромешно пьян. Он едва стоял, опираясь плечом на дверной косяк, тянул губы в злой ухмылке и не видел вокруг абсолютно ничего.

— Полковник, вы пьяны?

— Отъебись, правдолюб проклятый, — выплюнул Рамлоу, пошатнулся, непонятно как умудряясь сохранять равновесие. — Вот что тебе, суке, стоило сдаться? Для чего ты жопу рвёшь? — он икнул, обвёл мутным взглядом пустую казарму. — Любой из них… мне наплевать, что с ними бы было, но ты, мелкий упрямый придурок, из всех них Эрскину приглянулся именно ты. Что в тебе такого, Роджерс?

Стив открыл было рот, чтобы привычно ответить какой-нибудь колкостью, но не смог, не нашлось слов, да и не знал он, почему так цеплялся за мифическую возможность послужить родине. Ему так никто и не сказал, почему служить он будет здесь, а всех непрошедших отправили туда, в самое пекло.

Рамлоу, шатаясь, добрёл до него, навис, заглядывая прямо в глаза.

— Ненавидишь меня, да? — он усмехнулся как-то чересчур неправильно, горько, дёрнул замершего Стива на себя. — Знаешь, больше всего боялся, что ты сдохнешь на марш-броске, подхватишь какую-нибудь болячку, сцепишься с одним из этих дуболомов. Следил за тобой, — взгляд Рамлоу сделался странно голодным, жарким. От него в Стиве что-то плавилось, сбивая и так кривые настройки, не дававшие по достоинству оценить офицера Картер или медсестричку Марию Штайн из лазарета, заставлявшие искать одобрения именно полковника. — Надеялся, что тебя отправят домой, Роджерс.

— Но я смог! Не отправили! — горячечно отчеканил Стив и снова увидел сожаление и горечь в глазах Рамлоу.

— Юный, самодовольный кретин, — выдохнул тот и коснулся губ Стива своими губами, вышибая воздух из лёгких, землю из-под ног и лихорадочно мечущиеся мысли из головы.

Стив кончился, погиб от одного касания жестких сухих губ, осыпался к ногам Рамлоу сверкающей пылью, не мог дышать, говорить, двигаться, боясь спугнуть то самое, о чем, оказывается, мечтал с самого первого дня, поймав на себе заинтересованный взгляд, увидев предвкушающий развлечение оскал. Потому и не было шансов ни у кого, даже у самого Стива не было возможности свернуть, поддаться слабости, боли, отказаться от предложенного непонятно чего, только бы иметь возможность вытягиваться в струнку и знать — одобряют, заметили.

Но полковник, видимо, понял его заминку по-своему. Он отстранился, мимолетно коснувшись кончиками пальцев губ Стива.

— Прости старого пьяного мудака, малыш. И не держи зла.

Стив, к своему стыду, так и не смог двинуться, не смог броситься следом, удержать, впервые испугавшись собственных чувств и того, что на них — тайные, невысказанные — ответили именно так, как мечталось тёмными ночами, когда из собеседников только письма лучшего друга.

Утром полковника нигде не было. Он не вышел проводить Стива, не ехал с ним по Бруклину к месту, где должна была решиться его судьба, не стоял в толпе высокопоставленных военных чинов, взирающих на щуплого, на вид совсем ещё мальчишку, несуразно тощего, с непропорционально большой головой, ни после, когда Стив уже был совсем не Стивом.

И снова его никуда не взяли. Пусть благодаря сыворотке профессора Эрскина Стив не только раздался в плечах, вытянулся на несколько дюймов, но и вообще стал напоминать тщательно вылепленный безумным учёным образец человека, идеального во всём, он снова остался не у дел, за бортом войны и жизни в частности.

Стив не стал счастливее и свободнее. Несмотря на отличное здоровье, феноменальную физическую форму, с него снова не сводили взгляда, водили за ручку, сдували пылинки, словно с ценного и невероятно хрупкого музейного экспоната, выставляя напоказ, дергая за ниточки, когда он должен был кланяться, махать рукой, улыбаться с плакатов, сцены, на частных вечеринках. Но самым страшным было увидеть лица солдат, бойцов, проходящих каждодневный ад, пришедших в краткий более-менее спокойный момент поглазеть на девочек из кордебалета и увидеть среди них полковника Рамлоу, разочарованного малышом из Бруклина. Но он же «смелый», а потому выходил, искал взглядом, улыбался на скабрезные шуточки солдатни и откровенные посылы.

И нет, он не спрашивал, не узнавал, где служит Рамлоу, занятый поисками Баки, не подбирал слова, чтобы Филлипс его не послал сразу, не выискивал среди толпы, хотя сердце чувствовало близость, замирало иногда, пропуская удары. И он почти был готов встретиться, когда случайно подслушанная фраза Филлипса о сто седьмом полку, полностью захваченном в плен, о похоронках, потому что некому спасать солдат, снова поменяла ориентиры.

Нет, Стив никогда не забывал Баки, он по сотне раз перечитывал отправленные ему с фронта письма, специально рвался вместе с кордебалетом поехать в качестве моральной поддержки, чтобы снова почувствовать близость самого родного человека, укрыть его собой и самому почувствовать уверенность в собственных силах, рассказать о самой невозможной любви из всех, попросить совета. Но не успел, снова опоздал на какие-то мгновения. Тогда не остановил Рамлоу, сейчас приехал всего на день позже и потерял Баки.

— Кого я должен туда послать? — рявкнул Филлипс. — Мои люди не на сцене ногами дрыгают и не красоток за жопы щиплют, они умирают за мир, за свою страну!

— Полковник, там ведь тоже ваши солдаты! — не выдержав заорал Стив.

— Знаю, — Филлипс устало понурился, сполз на стул, уронив голову на скрещенные перед собой руки. — Мальчик мой, не думай, что мне в радость выписывать эти похоронки.

Пусть Стив был упрямым и не очень-то умным, если верить Рамлоу, но вот точно смелым. Потому и согласился на предложение Пегги, на жуткую авантюру с прыжком из самолёта Старка не пойми где. Сил бояться просто не было. Он шёл сквозь лес словно на автопилоте, ведомый лишь одной целью — спасти Баки, вернуть его домой, а в остальном будь что будет. Пусть трибунал, пусть новое разочарование на лице полковника Рамлоу, если тот всё же захочет встретиться, главным сейчас была именно жизнь друга, практически сиамского близнеца. Потому что Стив мог его вытащить, потому что знал — Баки жив, чувствовал это каким-то своим чутьём, разделённой на двоих жизнью.

Он метался в темноте по заставленным непонятной техникой залам бывшего завода, вырубая всех, кто имел неосторожность встать у него на пути, звал шепотом Баки, надеясь хотя бы сейчас не опоздать, всматривался в усталые лица пленников «Гидры» и спрашивал-спрашивал-спрашивал.

— Сержант Джеймс Барнс!

— Да, помню его. Отчаянный малый, — отозвался один из пленников. — Но прости, приятель, его увели туда, откуда не возвращаются.

Стив сглотнул в один миг ставшую вязкой слюну, чувствуя, как мир выгорает, сереет, теряя краски. На плечи, казалось, тяжестью навалилась реальность, почти погребая под собой, придавливая к земле.

«Блядь, Роджерс! Сгреби яйца в кулак и ходу!» — слишком явственно рявкнул на ухо Рамлоу, впрыскивая в кровь заряд злой бодрости.

— Выбирайтесь! — крикнул Стив, перехватывая удобнее щит.

— А кто там на нашей стороне?

— Никого, только вы и я.

— А кто ты, парень?

— Я Капитан Америка, — пожав плечами, ответил Стив и сорвался с места.


***


«Ебать, ты больной, Роджерс!» — сказал бы Рамлоу и ещё много чего лестного и по сути правильного.

Но в крови у Стива снова горел огонь. Он шёл по лесу, орал песни вместе со счастливчиками, получившими право на второй день рождения, жёг вместе с ними костры, братался, не выпуская из поля зрения Баки. Теперь Стив ощущал себя правильным, полноценным существом, практически сверхчеловеком, могущественным и великим настолько, что готов был закинуть на плечо Рамлоу, если он всё-таки где-то рядом, утащить в палатку и показать всё, что мог и умел «малыш из Бруклина».

— И кто она? — дёрнув Стива на себя, шепотом поинтересовался Баки, заговорщицки оглядевшись по сторонам. — Красотка? С длинными, как у Миранды, ногами?

— Он, — признался Стив, сам удивляясь той легкости, с которой принял сам факт светлых чувств к мужчине.

— Ого. Тогда тем более интересно. И про грудь, я думаю, спрашивать будет слегка неправильно?

И познакомил, правда, не совсем так, как хотелось бы.

В лагере их встречали как героев. Даже растроганный Филлипс наскрёб в своём не сильно богатом словарном запасе парочку вдохновляющих выражений, по отечески обнял Стива похлопал его по плечу, признавая равным, настоящим, а не выдуманной агитационной, раскрашенной яркими красками, ширмой, пока сам Стив в разномастной толпе безуспешно выискивал одни-единственные глаза.

— Ебанутый придурок! — рыкнул из темноты знакомый голос, мелькнула за палатками тень.

Стив не стал уворачиваться, принял хорошо поставленный удар, обжегший скулу яркой вспышкой боли.

— Полковник, — улыбнулся он, стараясь совсем уж по-детски не поплыть, дёрнул на себя, прижал к груди свой личный ужас, встречаясь глазами с насмешливым взглядом Баки.

— Отпусти, — глухо буркнул Рамлоу, как-то не слишком проявляя активность.

— Нет, полковник, — покачал головой Стив, прижал к себе сильнее, уткнулся носом в затылок, запоминая запах.

— Что, думаешь, раз вымахал, буду благоговеть? — рявкнул в ответ Рамлоу, снова двинул, метя в этот раз по печени. — Не буду! Ещё не хватало с тобой, долбоёбом, хуями мериться! — встряхнулся, оправляя форму, получив свободу

— Это и есть твоя красотка? — поиграл бровями Баки, окинув взглядом хмурого Рамлоу.

— Полковник Рамлоу, — представил его Стив, облизал взглядом и, не удержавшись, коснулся пальцами небритой щеки. — Мой полковник.

— Ну что же, полковник, — Баки протянул вперёд руку. — А я Баки Барнс, ум и совесть этого чудовища.

— Брок, — представился тот, отвечая на рукопожатие и пояснил, скривившись под изумленным и немного обиженным взглядом Стива. — Раз уж я жена вождя, так и быть — зовите по имени, разрешаю.

И закрутилось.

Стива тягали на военные советы, выспрашивали, льстили, уговаривали ещё немного послужить родине, пользовались щедро отсыпанными сывороткой Эрскина дарами, затыкая Стивом дыры в таких местах, куда нормальный здравомыслящий человек и не рискнул бы сунуться, а Стив шёл. С новым щитом, в новенькой яркой форме, с людьми, которым он безоговорочно верил, за спиной, он был практически неуязвим. Баки и Брок шли следом, не отставая ни на шаг, прикрывая спину, одергивая, не давая нырнуть в войну с головой, напоминая, для чего всё это было затеяно. Днём воевали, а ночью в темноте палатки Стив отпускал себя, отбрасывал ненужные ему звания и регалии, становясь обычным по уши влюблённым человеком.

Брок не отталкивал, не бил по рукам, отчаянно отдаваясь на жестком спальнике, шептал что-то едва различимо, сам льнул к широкой груди, будто бы боясь, что завтра на наступит никогда.

Стоило им остаться наедине, занавесившись плотным пологом палатки, Брок неуловимо менялся, открываясь с совершенно других, неведомых, скорее всего, никому, сторон. Он спокойно опускался на колени, брал в рот, пропуская до горла, гнулся в спине, стонал в кулак, насаживаясь на пальцы, стискивал зубами угол спальника, пропуская в себя член Стива и задавал бешеный ритм, выдаивая его до капли. А потом молча лежал на груди Стива, не желая отпускать, не произнося ни слова, не уговаривая ни на что и ни о чем не прося, он был рядом, просто рядом.


***

— Блядь, Стив! — рявкнул Брок, на ходу перезаряжая винтовку.

Прицельно метнув щит, Стив отскочили в сторону, едва уворачиваясь от странного голубого луча.

Они громили «Гидру», выжигали ее огнём, вырезали, словно опухоль, выдирали, выкорчёвывали. Стив проходился карающим мечом по базам противника, иногда совершенно забывая о собственной человеческой уязвимости, и только Брок с Баки могли вернуть ему ощущение земли под ногами.

— Роджерс, ты охуел? — оскалился Брок, утянув его за обломок какой-то стены. — Ты бессмертный, что ли?

Стив шало улыбнулся, наклонился вперёд, лизнув сжатые в тонкую линию губы, дурея от вседозволенности и бушующего в крови адреналина. В ушах колотились барабаны. Отчаянно хотелось жить, любить, быть свободным и счастливым. Вот именно сейчас, он с кристальной ясностью осознал, что ему больше-то, по сути, ничего и не надо, только свобода, чистое небо и два самых нужных человека рядом. А слава, признание, мифическая справедливость — это так, красивая мишура для репортеров и магазинных вывесок. Он хотел лишь жить.

— Блядь! — отчаянно выдохнул Брок, дёрнул Стива вперёд, впечатывая спиной в стену, закрывая полностью собой, улыбнулся, впервые улыбнулся, но настолько неправильно, что у Стива колени ослабли от накатившего дурного предчувствия, и осыпался сизым пеплом, на мгновение вспыхнув, окутанный тем голубым сиянием, такого же цвета, что и лучи странного оружия «Гидры».

Он орал, громко, страшно кричал, сгребая пепел в горсть, прижимая его к губам, отбивался от чужих рук, не видя, не слыша никого. Его мир кончился, истончился и лопнул, оглушая, лишая всего. Сердце глухо бухнуло и остановилось, закаменело, выстужая кровь.

Стив тяжело поднялся и пошёл.

Он плохо соображал, что происходило вокруг, не видел крови на своей форме, не чувствовал жалости. Шёл, проламывая стены, сворачивая шеи, выдирая глотки. Даже на ненависть у него не осталось сил и эмоций. Стив должен был уничтожить тех, кто отобрал у него Брока.

Уже много позже, когда враги кончились и глухая ослепляющая ярость немного поутихла, когда они все как один раздавленные потерей вернулись в лагерь, он очнулся… так и не собравшись с силами, чтобы войти в их палатку, Стив сидел рядом с ней на земле и выл в шею Баки, цеплялся за его плечи, обламывая ногти, клял сам себя, несправедливость мира, Шмидта, «Гидру». Он чуть не бросился на Филлипса, услышав: «Мальчик мой, это война. Мы все что-то и кого-то теряем». Чуть не свернул шею Пегги, хотя и не помнил, что такое она сказала. Только Баки не вызывал желания убивать, только с ним Стив мог горевать без оглядки, поддаться наконец ужасу потери, оплакать. Только его слова не резали заходящееся в агонии сердце, помогая если не примириться, то немного притупить горечь и отчаяние.

— Мы отомстим, — уверенно говорил Баки. — Мы отомстим. Пусть даже от этого не станет легче.

Стив больше никого не жалел. Не видел он в приспешниках «Гидры» живых людей, перед внутренним взором раз за разом вставало лицо Брока, безграничная любовь, щедро разбавленная ужасом, в его глазах и последняя улыбка, придавая сил, желания выжечь заразу с лица земли, чтобы больше никому не было так же больно.

Миссии сменялись миссиями. Стив не спал, не ел, казалось, и не дышал вовсе. Всё его тело работало слаженным механизмом, адским устройством, главной целью которого была месть. Он с точностью вычислительной машины рассчитывал маршруты, выискивал противника, без какой-либо жалости отсекая одну голову за другой, почти дотянулся до Золы, когда измученный бесконечной гонкой организм-таки дал сбой.

Стив знал, что надо было поспать хотя бы пару часов, знал, что из-за усталости сильно потерял в реакции, но время поджимало. Внутренний голос вопил голосом Брока, уговаривал отступиться, но руки уже ощущали под пальцами биение пульса на шее Золы, его кровь и застывшие рыбьи глаза виделись повсюду. И Стив рискнул, вновь оступаясь.

В ушах всё ещё стоял крик Баки, перед лицом последняя улыбка Брока.

Стив отхлебнул из горла. Перед ним на столике полуразрушенного взрывом паба лежал люгер всего с одним патроном, да и разве нужно больше, чтобы закончить агонию, прервать свой бег в никуда?

— Стив, я сожалею.

Он и не заметил, как пришла Пегги, не слышал, как она отодвинула стул и села рядом.

— Знаешь, что забавно? — Стив криво улыбнулся, не в силах больше скрывать слёз. — Не могу ни напиться, ни застрелиться. С первым успешно справляется чертова сыворотка, а второе… а на второе не имею права, пока Шмидт жив. Хотя я уже так устал.

Смертельно устал.

Потому и не стал даже пытаться выбраться. Сел в кресло пилота, отключив передатчик, и смотрел сквозь толстое стекло, как приближалась белая корка векового льда.

«Вот и всё», — думалось ему.

Вот и всё.

Боли не было. Ничего не было, лишь пустота, чёрная непроглядная утягивающая на дно зыбь и холод, только холод.


***

По лицу пробежался солнечный лучик. Где-то за окном радостно щебетали птицы.
Стив зажмурился, потёр, закрыл ладонью глаза, перевернулся на бок. Недалёко тихо стрекотало радио. Диктор, захлебываясь от радости, голосил в микрофон, приветствуя новых победителей первенства. Казалось, ещё мгновение — и Стив услышит о чём-то оживлённо беседующих Брока и Баки, почувствует запах кофе. Но утренний лагерь звучал не так, не так пах, вообще был совершенно другим. Даже постель вместо спальника, вместо жёсткой больничной койки какая-то совершенно неправильная.

Глаза распахнулись сами собой. Стив резко сел, пошатнулся, чувствуя подкатывающую к горлу тошноту, глухо застонал, прикусывая костяшки правой руки. Он жив. Это место не было раем, адом или чистилищем, не похоже оно было и на обычный госпиталь, хоть и стены почти такие же, почти одинаковое белье, только качественнее, белее, почти похожий запах, и этот матч…

— Здравствуйте, Капитан.

Стив не слушал объяснений натянуто улыбающейся медсестры, под форменным халатом которой четко угадывалось очертание кобуры, не среагировал на людей в странном обмундировании, бросившись вперёд, проламывая какие-то чересчур тонкие стены, чтобы, выбравшись на улицу, замереть потерянным, раздавленным посреди чужого города, чужой страны, чужого мира.


***

— Я прекрасно понимаю, Капитан, — Фьюри загадочно улыбнулся. — Вы герой войны, национальное достояние, человек, которому мы обязаны буквально всем. И мы не можем бросить вас вот так наедине с новой реальностью.

Стив скосил на него глаза.

За последние три дня слишком ко многому пришлось привыкнуть, многое понять. Хоть и было слишком тяжело и страшно, хоть сердце тянуло, дергало от незаживающих ран, Стив держался, пусть и из последних сил, натянуто улыбался, благодарно кивал, забирая свои кем-то заботливо сохранённые вещи, мечтая лишь об одном — остаться уже в тишине, проверить на месте ли патрон в люгере, и пустить пулю точно в цель.

— А потому, — продолжал Фьюри, будто бы не замечая безучастного взгляда. — Я хотел бы вас познакомить с ещё одним путешественником во времени. — он остановился напротив дверей, взялся за ручку. — Вроде вы даже знакомы должны быть, воевали точно в одно время. Он вывалился посреди Национального парка восемь лет назад, орал и отстреливался. — Фьюри потянул дверь на себя.

В тишине тренажёрного зала отражаясь от светлых стен грохнул чересчур знакомый голос:

— Блядь, Роллинз! Жопой шевели.

@темы: марвел, Роджерс, моё, проза, Баки, Стив/Баки, Рамлоу, au

---

*о творчестве

Дежавю

— Блядь, Роджерс! Что же ты такой тощий? Ты жрёшь вообще?

— Язык, сэр, — на автомате отозвался Стив, взваливая под насмешливыми взглядами других бойцов на спину слишком тяжёлый рюкзак, с каждым привалом становившийся всё тяжелее и тяжелее.

— Не понял? — опасно сощурившись, уточнил Рамлоу.

— Н-не выражайтесь при даме, сэр.

— А не охуел ли ты, боец? — рыкнул полковник, выронив из рук только зажженную сигарету.

Стив лишь вздернул подбородок, расправил плечи, стараясь выглядеть более внушительно, чтобы офицер Картер продолжала и дальше вот так вот смотреть, задорно сверкая глазами и старательно пряча улыбку от взбешённого полковника.

Брок Рамлоу был отдельным пунктом личного списка ужасов Стива Роджерса, наравне с постоянно обостряющейся астмой, страхом за ушедшего на войну Баки и мисс Стивенс из соседнего дома, грозившей проклясть чертовых подростков, вечно ворующих пироги с ее подоконника. И если со всем остальным Стив уже как-то сжился, смирился, разве что кроме Баки, которому нельзя было написать, только читать нескончаемые пропитанные горечью письма, то полковник умудрялся появляться неожиданно и не в самые лучшие моменты армейской жизни Стива, когда хотелось побыть одному. И нет чтобы поддержать как-то, узнать, что произошло, Рамлоу лишь обидно скалился и с садистским удовольствием проходился по мозолям слишком явно самого нелюбимого бойца из всех. Но это Стив тоже понимал. Не за что его было любить.

@темы: Роджерс, часть, Баки, Рамлоу, Стив/Брок, au

---

какой-то невероятно милый котик порадовал меня денежкой на кофе!
спасибо тебе неизвестный человек!

@темы: я вам пишу, чего же боле

---

*о трудностях

Что-то в последнее время меня накрыло неписцом.
Нет, мы уже трудимся над работами для летней Битвы, но ничего кроме не выходит от слова "совсем", а это не есть хорошо и правильно...
Потому я и решил вмазаться в небольшой челлендж. Правда без соблюдения временных рамок

челлендж

vk.com/sumerechniy_elf?w=wall-92326297_19630%2F...
В апреле 30 дней! И вот вам 30 тем для зарисовок, чтобы писать каждый день.
Минимальный объем зарисовки по правилам Книги Фанфиков - 600 слов. Задача: каждый день писать по небольшому рассказу на 1-2 странички.

Тема челленджа: узнаем своего героя в разных ситуациях. Можно несколько героев, можно создать специально для челленджа нового. Берем своего героя и пишем о нем в необычных ситуациях! Можно AUшки, можно рассказы-дополнения. Можно фанфики, можно по своим романам.

Герой...
1. Впервые признался в любви
2. Станцевал на столе
3. Пошел на карнавал
4. Оседлал монстра (может быть реально монстр или то, что герой им считает, если у вас не фэнтези)
5. Ныряет на глубину
6. Героя поставили перед невозможных выбором
7. Герой рассуждает о жизни, смерти и т.д. Словом, о чем-то философском
8. Героя приглашают на праздник, который он обычно не отмечал
9. Кардинальная смена имиджа. Почему? Как?
10. История героя в другом мире или времени.
11. Впервые убил кого-либо (муха - это тоже убийство!)
12. Приобретает сверхспособности (трактовка на ваш вкус)
13. На каникулах (желательно у бабушки)
14. Застает друзей за чем-то смущающим (например, в 2 ночи у холодильника)
15. Выбирает себе жилище и обставляет его по своему вкусу
16. Наживает врагов, но потом прощает их. Как?
17. Считает, что встретил любовь всей жизни. Но все оказывается ложью.
18. Герой превращается в мифическое существо
19. Находит своего двойника-антипода
20. Ищет клад
21. Отправляется в долгое путешествие
22. В детстве
23. Видит что-то необычное и из-за этого делает что-то совершенно необычное для себя
24. Загадывает несбыточное желание (или шуточное), но оно сбывается
25. Посещает знакомого/родственника, которого никогда не видел
26. Думает о смерти/Умирает, но как-то спасается/оживает
27. Находит семейный портрет/фотографию
28. Пробует незнакомое экзотическое блюдо
29. Попадает в будущее (или ему это снится)
30. Столкновение мировоззрений героя и его друга/врага

Вывешивать буду сюда.
Если зайдёт возможно вывешу и на фикбук и АО3

запись создана: 10.04.2018 в 15:25

@темы: челлендж

---

*о челлендже

Тридцать вырванных страниц

20 - Кофейная верность

--Ты не будешь ездить за мной в ЩИТ, Барнс, — в сотый, наверное, раз повторился Брок, присел в прихожей зашнуровывая высокие ботинки. — Хватит и того, что мы с тобой не отлипаем друг от друга во вне рабочее время, как два ёбаных неразлучника. Никто меня не тронет, не сожрёт, не откусит голову. Но ЩИТ не «Гидра», где тебя каждая собака знает и если не уважает, то боится. Попадёшься и всё. Тебя обнулят, а меня пустят в расход.

Барнс не ответил, молча поправил на Броке куртку. Но тут ответа и не требовалось, слишком ярким был его эмоциональный фон, обжигающе горячим. Брок дёрнул его на себя, прижал на мгновение, десять свом теплом, уверенностью, что все наладится, главное — чуть-чуть переждать.

— Давай, до вечера, принцесса, не шали, а то не получишь сладкого, — усмехнулся он в губы своего порно-кошмара, поцеловал, понимая, что если сейчас ладони Барнса окажутся на его заднице, день можно считать проебаным, они снова завалятся в койку и будет жарко, сладко, правильно. — Так, руки убрал! — из последних сил стараясь не потереться пахом о бедро Барнса, приказал Брок. — Мне на работу надо. Ну же, сладкий, вернусь и компенсирую.

— Вернёшься? — Барнс моргнул, переключаясь. Окинул Брока серьезным внимательным взглядом, будто выискивая что-то, ярко полыхнул кислотно-розовой ревностью и, оттянув ворот форменной куртки, присосался к его шее, прикусил тонкую кожу до крови.

— Одурел? — взвыл Брок, вырываясь, глянул на учинённое непотребство и сплюнул под ноги. — Вот чего ты бесишься? Я работать туда еду, а не со Старком по углам зажиматься. Ты меня и так расцветил на славу. Хожу как жертва домашнего насилия. Репутация в пизду летит. — Брок сжал пальцами подбородок Баки, заглядывая в глаза. — Милая, я только тебя люблю.

Заехав за Джеком, Брок долго барабанил пальцами по рулю, поджимал губы, стараясь не коситься на друга, чтобы не дать ему с разворота в зубы за излишнюю понятливость и весёлые желтые искорки, мелькающие тут и там.

— Блядь, ты ведь не уймёшься? — рыкнул Брок, выворачивая руль вправо.

— Прости, брат, но на тебя смотреть страшно, — загоготал Джек, уворачиваясь от тяжёлой руки, насколько позволял ремень безопасности. — Тебя муж бьёт? За дело? Видимо, ты так и не научилась вовремя закрывать свой грязный ротик, дорогая?

— Джек, я тебя не пристрелил и нахуй не выставил из машины только по большой любви, — зло рыкнул Брок. — Так что завали ебало, пока не перепало.

— А не боишься, что твой отморозок услышит и приревнует? — поиграл бровями Джек и загоготал сильнее.

— Блядь, тут скорее тебе бояться надо, детка, — оскалился в ответ Брок.

Всё-таки он очень любил Джека. Как бы ни поворачивалась судьба, в какую бы жопу они оба не встревали, Джек всегда был рядом, помогал, поддерживал, отвешивал хорошего направляющего пинка, когда Броку хотелось тихо подохнуть в самом дальнем углу, никогда не оставлял, взваливая на себя, по сути, совершенно ненужные ему проблемы.

— Ага, боюсь, — покивал Джек, отстёгивая ремень безопасности. — Если хочешь, могу побояться на публику, только с тебя кофе и увольнительная с пятнадцатого августа на неделю.

— А не охуел ли ты? — поразился Брок, открывая дверь кофейни.

— Ладно, я согласен на кофе. Привет, конфетка.

Бариста улыбнулся постоянным клиентам и принялся за работу, ничего не спрашивая.

Заимев работу, при которой приходилось постоянно совать голову дракону в пасть, Брок стал обрастать подчас совершенно идиотскими привычками, такими как хороший табак, хороший секс, носки строго одного вырвиглазного-зелёного цвета, чтобы, опаздывая, судорожно не искать пару, коробочка мятного «Тик-така» в кармане куртки и каждое чертово рабочее утро хороший кофе в кофейне недалёко от главного офиса ЩИТа.

Сев за столик, Джек снова улыбнулся Дагеру и перевёл взгляд на Брока.

— Вот что ты не можешь быть нормальным? Как все? Все ищешь непойми что, влезаешь в авантюры, которые могут стоить не только должности, но и головы.

— А каким мне быть? — усмехнулся Брок и обернулся к стойке, окинув взглядом жилистую фигуру баристы. — Таким?

Они и правда были с Дагером чем-то похожи. Да что скрывать, почти одно лицо. Единственное — тот был намного моложе, совсем мальчишка, уже в плечах, носил очки в тонкой чёрной оправе без диоптрий, какую-то дурацкую яркую одежду, кажется, даже глаза подводил и улыбался томно, опуская по-девичьи пушистые ресницы. Брок про таких говорил «родились с членом во рту». Да Дагерротип и не думал скрывать своих предпочтений, но яйца подкатывать к Броку с Джеком то ли стеснялся, то ли нравился ему совершенно другой тип мужиков. Но факт оставался фактом, если отбросить мелочи типа одежды, возраста и опыта, их можно было со стопроцентной вероятностью принять за братьев.

— Нет, — Джек поёжился. — Таким не хотел бы. Заебался я бы твою жопу прикрывать. И ебал бы тебя не только Пирс с конфеткой, но и всё управление по очереди.

— Вот и завались, приятель, — оскалился Брок, благодарно кивнул подошедшему с их заказом Дагером. — Я знаю, что делать. Принцесса мой, и я жизнь положу, чтобы это таковым и оставалось.

— Да-да, — скептически хмыкнул Джек. — Дослужишь до конца контракта, выкупишь конфетку, уедете в глушь к тётке в Небраску, купите домик у озера и заживёте.

— Именно! Прямо мысли мои читаешь!

— Мда, — Джек вытянул из-под салфетки Брока бумажку с номером телефона. — Видимо, нас ожидает веселый год.

@темы: челлендж, Баки, Рамлоу, Брок/Баки, ангст

---

* о творчестве

Название: Капитан Америка
Автор: Крошка Винни Пух
Бета: PaleFire
Размер: миди - 17922
Пейринг/Персонажи: Брок Рамлоу, Баки Барнс, Стив Роджерс
Категория: слэш
Жанр: Романтика, Ангст, Флафф, Драма, Мистика, AU, Мифические существа, ER (Established Relationship)
Рейтинг: NC-17
Предупреждения: OOC, Нецензурная лексика, ОМП, Кинк, Полиамория
Краткое содержание: Он очнулся, вынырнул из темноты в больнице — слишком сильно вокруг пахло медикаментами и искусственной едкой чистотой — глубоко за полночь, по крайней мере ему казалось, что вокруг именно ночь. Все тело даже не болело, а противно зудело, без возможности почесаться как следует, содрать прилипшие к мясу бинты
Примечание: планировалось на кинк-фест, но я слишком далеко ушёл от заявки.
КФI-071
Брок/Стив/Баки
Брок — ни разу не человек, только он об этом не помнил. На самом деле он некий монстр произвольного вида, вызванный ГИДРой в период интереса к демонологии. Вызвали, а что делать — непонятно, монстр оказался строптив, слушаться не желал и много кого убил. Хуже пошедшего в разнос Зимнего, ибо сильнее и возможностей больше. В результате смогли сковать его силы, но вышел человек человеком, на нём даже опыты ставить было бесполезно. Отпускать боязно, так что поставили на довольствие как обычного наёмника, а потом забыли, что он такое на самом деле.
В Лагосе, когда Кроссбоунс взорвался, он не умер, он просто скинул человеческую оболочку и вернул себе память. И возненавидел ГИДРу с новой силой: за время его отсутствия его совсем молодая стая погибла (Страйк был её слабым подобием, поэтому Брок так ими дорожил). Монстр решил повременить с возвращением, он принялся отлавливать выживших гидровцев и кроваво мстить.
На одной из баз пересёкся с Мстителями, которые хотели очередную группу учёных взять живьём и допросить. Из-за этих долбодятлов главный сбежал. В качестве виры монстр забрал себе Стива и Баки.


Он очнулся, вынырнул из темноты в больнице — слишком сильно вокруг пахло медикаментами и искусственной едкой чистотой — глубоко за полночь, по крайней мере ему казалось, что вокруг именно ночь. Все тело даже не болело, а противно зудело, без возможности почесаться как следует, содрать прилипшие к мясу бинты. Глаза, сколько он ни старался, отказывались фокусироваться, зато слух работал преотлично. Он слышал, как вокруг сновали какие-то люди, много людей, слишком много: кто-то тяжело и протяжно стонал, кто-то хрипел из последних сил, просил позвать сестру, кто-то почти умирал от боли, корчился в нескончаемой агонии, кто-то, как он, терпеливо, стиснув зубы, ждал.

Время тянулось медленно. Он не знал, кто он, не знал, что произошло, почему больница, почему так много вокруг чужой боли, ощущаемой как своя собственная, словно он впитывал её, как губка, тянул на себя, стараясь облегчить чужие страдания, и в то же время питался ею, почти явственно ощущая, как срастаются кости, заживают разрывы, переставая пачкать бинты сукровицей.

В голове не было ничего, кроме нескончаемого гомона незнакомых голосов и чёрной дыры на месте памяти.

Первые сутки он молчал, не открывал глаз, старался даже не шевелиться, прислушиваясь, пытаясь хоть что-то понять про себя, про мир вокруг, но понял лишь только то, что «Нью-Йорк накрыло очередным пиздецом» и он, судя по всему, такая же побочная жертва борьбы за власть сильных мира сего. От этого не становилось ни легче, ни понятнее, но он продолжал слушать, продолжал вытягивать любые сведения из разговоров медсестёр, навещающих пострадавших родственников, работающих в других палатах телевизоров.

Дальше молчать не было смысла, да и активная натура требовала действий, хоть какого-то движения, хотя именно двигаться-то он и не мог, дышалось и то с трудом. Он знал, что ему здесь не место, но так же хорошо понимал — самому выбраться не получится, сил не хватит. Действительность удручала.

Он не знал своего имени, не помнил его, подбирая одно за другим, но зияющая дырой память и не думала откликаться. Приглядывающая за ним медсестричка Анна-Мария тоже его не знала, но всё равно почему-то приходила несколько раз в день, тратила на неизвестно кого своё личное время. Она садилась рядом, гладила по перетянутому бинтами запястью и вслух читала какие-то книги, иногда тяжело вздыхая, умоляя не сдаваться, даже если он остался совсем один, даже если никому, кроме неё, не нужен.

Почему он один, тоже было непонятно. Где-то глубоко в душе жила странная иррациональная мысль, что это не так, неверно, но Анна-Мария слишком уверенно говорила, слишком ласково касалась забинтованной руки, слишком сочувствовала его одиночеству, так что, как бы ни хотелось верить в обратное, разум уже почти готов был с ней согласиться, хоть и упирался до последнего из чистого упрямства.

— К вам снова никто не пришёл, — она тяжело вздохнула, села на неудобный пластиковый стул, сложив ладошки на острых коленках. — Вы у нас уже неделю.

— Ко мне приходите вы, — он попытался улыбнуться, чувствуя как под бинтами лопается тонкая кожа в уголках губ, наполняя рот кровью, и от этого даже стало немножко легче, окончательно сбивая настройки. Привычное ощущение, привычный вкус на языке. — Спасибо.

— Ну что вы, не благодарите, я же от всей души, — Анна-Мария смущенна заалела щеками, погладила тонкими пальчиками обложку потрёпанной книги. — Сегодня будет «Триумфальная арка» Ремарка. Вы ведь не против?

Он никогда не возражал. Голос Анны-Марии странным образом его успокаивал, отпускал какие-то чересчур перетянутые струны, позволял дышать ровнее, тише, не срываться на хриплый отчаянный вой от ощущения пустоты там, где ещё недавно билось живое сердце.

— Она умерла? — Анна-Мария скосила глаза на больничный столик, где лежали два тонких обручальных кольца, самых обычных, без гравировок и каких-то отличительных черт.

— Я не помню, — он старался не смотреть на столик, но взгляд будто сам собой стремился хоть так коснуться своего прошлого, в груди противно тянуло обреченностью и незнакомой пустотой.

— Вы ее так любили, — Анна-Мария тяжело вздохнула и снова коснулась его руки. — Вы сжимали их в ладони. Вы совсем ничего не помните?

Она каждый день вот так садилась и спрашивала, помнит ли он хоть что-то, что ему сегодня снилось. А он тихо отвечал одно и тоже, качал головой, старательно улыбался и действительно кое-что вспоминал.

Он помнил свою смерть, помнил, как болело всё тело, размазанное, раздавленное под тяжелыми бетонными плитами. Помнил иссушающую жажду сдохнуть, закончить агонию, сдаться неизвестности и наконец отпустить самого себя, прекратить держаться даже за такое нелепое существование раздавленного тяжёлым ботинком жука. Помнил, как горела его кожа, лопалась сухим пергаментом, как плавились кости от слишком сильного жара. Помнил, как из горла рвался протяжный вой, больше похожий на хрип, как он толком не мог двинуться, но желание жить никак не унималось. Он помнил вкус собственной крови на губах, тупую, совершенно особенную боль прокушенного запястья. Он помнил… почти полностью вплавившиеся в раздробленную грудную клетку жетоны и имя на них, тусклое, едва различимое, разве что на ощупь — «Брок Р…». Он Брок — человек с именем. Только с именем, без фамилии, прошлого и настоящего.

— Завтра вас осмотрит доктор, — Анна-Мария закрыла книгу, светло улыбнулась. — Наконец дошла очередь и до вас. Не переживайте, даже если вы не сможете ходить…

— Не смогу ходить? — он впервые перебил её, холодея внутри от перспективы оказаться прикованным к постели, к инвалидному креслу, без возможности жить как прежде, пусть даже он и не помнит эту самую жизнь.

Она отвела глаза, поджала тонкие губы, впервые не находясь с ответом, впервые задрожала плечами, готовая разреветься из-за того, что кому-то рядом плохо и одиноко. У Брока в груди слабо шевельнулось ощущение узнавания. Кто-то когда-то рядом с ним был таким же правильным, отчаянно добрым. Кто-то, кого он никак не мог вспомнить.

— Когда вас привезли, вы едва дышали. Никто в больнице не хотел за вас браться. — Анна-Мария обхватила себя за плечи, явно не желая вспоминать, но и не замолкла, продолжая рассказывать. — Никто не знал, как вы ещё живы: слишком обширные повреждения костей и внутренних органов. Но вы дышали самостоятельно, сердце билось ровно. Чудо какое-то, — она промокнула уголки глаз белоснежным платочком и несмело улыбнулась.

Брок не хотел, чтобы его осматривал врач. Ему хватало и Анны-Марии, ежедневно терпеливо обмазывающей его мазью от ожогов, меняющий повязки и, стыд-то какой, даже помогающей справлять естественную нужду. Брок не помнил себя, не всегда осознавал, но уж точно не чувствовал себя умирающим. Он чувствовал свои ноги, мог пошевелить пальцами и ступнями, а если поднатужиться, то и согнуть в коленях. Уже три дня, как мог самостоятельно садиться, хоть и скрывал собственное достаточно удовлетворительное состояние от всех, даже от Анны-Марии, к которой откровенно успел привязаться, и понимал — это совершенно не нормально, это в очередной раз «слишком».

Стоило медсестре пожелать ему доброй ночи и выйти, плотно притворив дверь палаты, Брок кое-как сел. Завтра его осмотрит врач и все в очередной раз пойдет в определённом направлении. Брок понимал, что обычные люди так быстро не восстанавливаются, они вообще не переживают такие ранения. А он мало того что жив, так и почти восстановил двигательную способность за какую-то неделю, хотя должен был помирать от боли и обреченности навсегда остаться инвалидом. Анна-Мария правильно говорила, хоть и пыталась обнадежить — он никогда не смог бы ходить, будь он самым обычным человеком. А Брок ходил.

Тяжело ступая, пошатываясь и через раз хватаясь за стену, он добрался до окна и выглянул наружу. Ночное высокое небо безразлично подмигивало яркими золотистыми гвоздиками звёзд, легкий ветерок шевелил тонкие веточки деревьев. Брок стоял и смотрел на отъезжающие с больничной парковки редкие автомобили, на столпившихся возле урны медсестёр, а в голове сам собой складывался план побега.

Там, под развалинами, Броку отчаянно не хотелось жить, хотя он и не помнил, почему. Он очень хотел подохнуть, закончить бег на месте, а сейчас, наоборот, жить захотелось с неуёмной силой, жаждой, которой он в себе и не подозревал никогда. Брок не помнил того себя, не помнил причин, почему настолько отчаялся, но сейчас готов был бороться даже за призрачный шанс выбраться из этого дерьма.

Сколько он ни вертел ситуацию, выводы складывались одни и те же, и утешительных было мало. Если он попадёт врачам на осмотр — его запрут в лаборатории и будут препарировать ради будущих поколений, но сам по себе он слишком слаб, чтобы выбраться, например, через окно. Откуда-то пришла уверенность, что третий этаж — ерунда, и не с такой высоты прыгать приходилось, но не сейчас, не с такими ногами, на которых, не шатаясь, он мог простоять от силы минуты три, не с такими руками, почти не сгибающимися пальцами, не способными сколько-то удерживать даже малый вес. А значит, надо искать другие пути отхода.

За эту неделю Брок успел выучить привычки всего медперсонала: кто и во сколько бегал курить на лестницу, кто пил кофе у автомата, а кто уходил в кафетерий, знал обо всех телефонных звонках и нарушениях рабочей этики. Он всё так же плохо видел, едва-едва различая лицо Анны-Марии, зато слух, казалось, стал ещё острее. Брок слышал всё, всё замечал, запоминал, улавливая любые изменения, особенно ночью, когда госпиталь немного затихал.

Он знал, что в три часа ночи на главном посту остаётся только подслеповатая, засыпающая на ходу Луиза, знал, что остальные пьют чай в сестринской и смотрят там телевизор до очередного обхода. Знал, что лестницей в западном крыле почти никто не пользуется из-за недоделанного в срок ремонта. Знал, что на парковке снова перегорели фонари, а ремонтник будет только завтра утром. Брок знал, что у него есть только одна ночь, чтобы сбежать.

Стоило коридорам утихнуть, а последним посетителям покинуть палаты, Брок поднялся с постели. Ходить было все ещё тяжело, но когда он сдавался?


продолжение по ссылке - ficbook.net/readfic/7089053

@темы: марвел, Роджерс, моё, проза, Баки, Стив/Баки, Рамлоу, Стив/Брок, Стив/Брок/Баки, Брок/Баки, au

---

* о творчестве

Капитан Америка

— Стив, — Брок поставил перед ним кофе, слишком привычно всыпав корицу и добавив ложку сахара. — Чего ты от меня ждёшь? Раскаяния? Признания вины? Так не дождёшься. Мне не в чем виниться.

— Какая же ты скотина, Рамлоу, — цокнул языком Стив.

— Какой есть, и раньше тебя это не смущало, вроде как.

— Раньше я был ослеплён собственными чувствами и не видел всего дерьма в тебе, — покачал головой Стив, аккуратно взял чашку, не без удовольствия отпил несколько глотков. — Но кофе ты всё ещё варишь лучше всех.

— Ебу я тоже на уровне, — оскалился Брок, чувствуя как на загривке шерсть становится дыбом, как удлиняются клыки и между лопаток сильнее с каждым мгновением начинает зудеть кожа, готовая вот-вот прорваться парой крыльев.

— Не растерял ещё навыка? — усмехнулся в чашку Стив, слишком явственно испытывая терпение, нарываясь на драку, чтобы потом нельзя было сказать, что напал первым, а тут все будет честно. Уж кому, как не ему, знать тяжёлый взрывной характер бывшего любовника, и Брок прекрасно это понимал.

— Стив, вот зачем всё это? — он разом как-то сдулся, устало потёр переносицу. — Зачем тебе это представление? Что ты за человек такой? Тебе даже нахуй нужно пойти под фанфары.


ПС - я почти дописал, так что ещё вам кусочек))))

@темы: Роджерс, часть, Баки, Стив/Баки, Рамлоу, Брок/Баки, отрывок

---

*о прекрасном

---

* о творчестве

Капитан Америка

Что человека делало человеком? Голова, две руки, две ноги? Отсутствие магии, способности завязать армированный прут в красивый бантик? Тупые зубы? Брок понял. Человеком лично его сделали три слова, сказанные тихим шепотом глаза в глаза. Три слова - и он самолично из собственной крови выплавил два кольца, способные навсегда привязать его к миру людей, сделать смертным, обычным. Брок только не понимал, почему два, но не стал спорить с провидением и судьбой. Выплавить выплавил, но подарить, вручив тем самым свою жизнь в руки Стива, сказать те же три слова не успел.

Повернувшись на бок под тяжёлой рукой Барнса, Брок столкнулся с ним нос к носу.

В груди до сих пор неприятно тянуло, бухало. Стив уже давно не снился, задевая за живое, слишком чувствительно ударяя под дых, напоминая обо всём проёбанном. Он не смотрел холодно, с осуждением. Там во снах Стив снова был своим, самым близким, правильным, там он был только для Брока.

-- Почему я, а не Роджерс?

Барнс открыл глаза.

-- Тебя я знал, командир, а его только едва помнил.

Легче и проще от этого знания не стало.

@темы: Роджерс, часть, Баки, Рамлоу, отрывок

---

Фэндом:Мстители, Первый мститель (кроссовер)
Пэйринг и персонажи:Брок Рамлоу/Стив Роджерс
Рейтинг:NC-17
Жанры:Романтика, Флафф, Hurt/comfort, AU
Предупреждения:OOC, Нецензурная лексика
Размер:Мини, 13 страниц, 1 часть

31.05.2018 в 10:49

Пишет  Make_love_not_war:

Заявка КФI-132
КФI-132
Стив/Брок в заявленной ситуации Стив топ, а потом онименяются
У Стива маленький член, жалкие 10-12 см, которые при его росте и комплекции смотрятся (по его мнению и по мнению какой-нибудь дурочки в прошлом) нелепо и жалко.
Все ждут, что у могучего Кэпа как у коня, 20 см минимум, и Стив страшно стесняется того, что это не так. Настолько, что оставил попытки с кем-то сойтись, потому что боится насмешек. Как они с Броком дойдут «до жизни такой» — на усмотрение автора, но без принуждения. Хочется, чтобы Брок убедил Стива, что для анального секса у него просто отличный член, ничего лишнего, и всячески его откомфортил, а Стив чтобы стеснялся и умирал от возбуждения. Если Стив при этом будет девственником или хотя бы первый раз с мужчиной — отдельное спасибо.
Кинки: маленький член, стеснение, эмоцональный херт-комфорт, целебный секс, нежный секс, ХЭ)

Исполнение 2, 4865 слов

Три свидания, NC-17

Такого пункта, как размер достоинства, в резюме на приём в ЩИТ не существовало, но Стив с радостью его бы вписал. И не для того, чтобы хвастаться и сравнивать на довольно частых попойках того же СТРАЙКа, а чтобы знать, с кем ходить из агентов в душ не так обидно для чувства собственного достоинства.

— Опять умотаешь к себе, Кэп? — растянув губы в улыбке и окинув его взглядом, от которого в паху сладко тянуло и кровь вспыхивала почти моментально, поинтересовался Рамлоу, стянул мокрую насквозь футболку прямо в зале, нарушая и так хрупкое равновесие Стива. — Или брезгуешь нашей компанией?

Стив только натянуто улыбнулся и вышел из зала, попрощавшись со своим личным порнокошмаром.

Влечение к своему полу не было для него чем-то, навеянным эпохой вседозволенности. Стива всегда больше интересовали мускулистые мужские тела, терпкий запах пота и мускуса. Но от этого с выбором партнёра легче не становилось. И пусть в двадцать первом веке уже мало кого удивляла неправильная ориентация национального достояния, Стив продолжал скрывать тягу к своему полу, но был один аспект не дававший душе развернуться и поприжать в душевой того, кто снился ночами в мокрых снах.

Поначалу, когда ни здоровье, ни телосложение — скорее уж теловычитание, — ни нравы сороковых не способствовали развитию таких отношений, Стив смотрел издалека, прячась за холстом, объясняя выбор моделей лишь мужского пола своей природной скромностью. Мол, у него же всё такое же. Чего стесняться.

Стив привычно врал самому себе, что это только художественные предпочтения, врал Баки, становившемуся с каждым годом всё желаннее, что его вообще не интересует секс ни в каких его проявлениях. Да и кто посмотрит на тощего задохлика, тратящего свой и так скудный заработок в основном на краски и лекарства, чтобы не загнуться от простейших болячек и иметь возможность в редкие выходные раздеть лучшего друга до исподнего — и пусть хотелось увидеть всё полностью, ну, и не только увидеть — уложить на диван, устроить на узком подоконнике и рисовать-рисовать-рисовать, обласкивая взглядом широкие плечи, длинную шею, острые разлёты ключиц, красивые запястья.

С Баки было одновременно безумно хорошо и до отвращения к самому себе плохо.

Стив не хотел влюбляться в лучшего друга, не хотел дрочить под тонким стареньким одеялом, представляя на себе его руки, но ничего поделать со своей физиологией и тягой не мог. Да и Баки добавлял огня в жизнь Стива, сам того не понимая. Кто уж был виноват, что он никогда не отличался скромностью?

Баки мог спокойно раздеться по просьбе Стива, принять очередную причудливую позу, замирая на необходимое время, прогибаясь в спине, мог щеголять совсем обнаженным по их маленькой квартирке, обтираться влажным полотенцем, нисколько не смущаясь жарких взглядов, которые скрывать у Стива не всегда получалось.

Всё-таки Баки был очень хорош собой, прекрасно знал об этом и не стеснялся пользоваться. В нём вообще, видимо, богом не было заложено стеснительности и критичности к самому себе.

— Надо пользоваться тем, чем меня наградили папа с мамой? — улыбался он, зачёсывая волосы назад и поправляя свой щёгольский пиджак. — Мелкий, я нам таких красоток нашёл! Закачаешься! Мелоди и Тамара! М-м! Цветник! — Баки задорно подмигнул другу. — И обе согласны совершенно на всё.

А вот Стива и бог, и природа обделили по полной, посмеялись, поиздевались вволю, лишив абсолютно всего. Мало того что он был хилым, со слабым здоровьем, плохо развитым телом, так и первое, чем обычно гордились все мужчины, втайне сравнивая друг с другом, было смехотворно мало. Член Стива даже в возбуждённом состоянии не превышал четырех дюймов, что только сильнее питало чувство собственной неполноценности и ненужности в этом мире.

— Ничего, мелкий, вырастет! — смеялся Баки, когда ещё в детстве Стив пожаловался что его «краник» не такой, как у друга.

Не вырос! Совсем! Нисколько не увеличился!

Если в двенадцать лет такой размер был нормальным, то в двадцать Стив начал серьёзно комплексовать, особенно глядя на Баки. Тем более глядя на Баки!

Сколько раз он отказывался от знакомств с девушками, которые толпами таскались за его лучшим другом, готовые на знакомство даже с «мелким тощим задохликом», лишь бы быть поближе к Баки? Сколько раз шипел сквозь зубы, отбиваясь от того же Баки, решившего его вдруг потискать? Сколько выл в подушку, понимая, что никому никогда не сможет открыться, не станет нужным.

После эксперимента Эрскина, после того когда он стал Капитаном, суперчеловеком с супертелом, суперсилой и супер всем остальным, ситуация нисколько не выправилась.

Стив с тайной надеждой тогда впервые раздевался в душевой казармы, надеясь, что сыворотка и там всё увеличила хотя бы на дюйм. Но, видимо, австрийского учёного больше интересовали мышцы будущего суперсолдата, а не средство для удовлетворения возросшего либидо. И пожаловаться то было абсолютно некому. Член как был маленьким, едва заметным даже с прошлыми габаритами Стива, так и остался досадным недоразумением на теле в остальном идеального суперчеловека.

Вот только теперь Стива хотели, желали заполучить в постель как женщины всех мастей, так и мужчины.

В двадцать первом веке с собой справляться получалось ещё сложнее. Пропитанное толерантностью и мнимой открытостью время не давало Стиву и шанса остаться в стороне от этого аспекта современной жизни человечества. Секс был всюду. О нём писали, снимали фильмы, демонстрировали с огромных билбордов, о нём говорили в открытую.

— Вы видели сегодня Рамлоу на плаце?

Стив подавился кофе. О да! Он видел и чуть было не кончил от одного взгляда на разминавшегося в одних спортивных штанах командира СТРАЙКа.

— Главный самец ЩИТа, — продолжала вещать на всю аллею, где так любил отдыхать Стив, спрятавшись за кустами на скамейке, Хелен из бухгалтерии, размахивая тонкой сигаретой. — Он ещё и трахается, говорят, как боженька.

— Я бы под него легла и ноги раздвинула, — подружки Хелен радостно загомонили, заставляя Стива подобраться поближе. И нет, он не подслушивал, совсем совсем не подслушивал. — Руки, спина, ноги… а член, девочки, так в рот и просится!

О да! Стив лишь однажды видел Рамлоу полностью обнаженным, и этого хватило, чтобы разнообразить фантазии. Также он не был дураком и прекрасно замечал интерес командира СТРАЙКа к своей персоне, понимал что привлекает, но вот ответить… нет уж. Так позориться он не станет. Не перед Рамлоу, которого не получалось не хотеть.

— Кэп.

И многообещающая улыбка, растягивающая тонкие губы. И всё, Стива можно было бы брать тёпленьким, хватать за руку и вести в койку, на войну, под трибунал — куда угодно, лишь бы Брок улыбался, касался запястья мозолистыми пальцами, смотрел с вызовом. Но стоило вспомнить о… собственном недостатке, как по позвоночнику будто морозом прокатывало, выстужая все желания.

— Рамлоу?

— Выпить не хочешь? — Брок опёрся о прозрачную стеклянную стенку лифта. — С ребятами в бар идём, думал и ты с нами.

— Не думаю, что это хорошая идея, лейтенант, — ответил Стив, прикладывая титанические усилия, чтобы не обернуться, не облизать взглядом поджарую — ни одной лишней жиринки, тугие канаты мышц — фигуру командира, не прикипеть взглядом к губам, не пойти следом, словно за дудкой Гамельнского крысолова.

— Как знаешь, Капитан, — горячее дыхание обожгло ухо, шею, подожгло кровь, заставляя сердце учащённо колотиться, рискуя разбить грудную клетку в мелкое костяное крошево, лишь бы дотянуться.

Стив вздрогнул, закрыл глаза лишь на мгновение, чтобы собраться с мыслями, не выдать взглядом безумный тактильный голод, разрывающий на куски, обернулся, но Брок, будто бы передумал, не звал, не собирался, да и вообще разговаривал с кем-то другим, лишь махнул рукой из-за плеча и вышел, весело насвистывая, оставляя Стива в растрепанных чувствах.

— Вызови шлюху и потрахайся, — сказал бы Баки.

Стив честно пытался набрать телефонный номер, честно искал в интернете и пробовал снять в клубе, но как представил, что придётся раздеться, и кто-то незнакомый увидит его всего, полностью без одежды… Стив тряхнул головой. Да, Баки был бы определённо прав, будь Стив обычным клерком или простым военнослужащим без громкого звания национального достояния и лица, глядящего с укором с большинства плакатов по всей Америке. А Капитан Америка обязан быть идеальным!



— Блядь, Кэп!

Над головой что-то громко ухнуло, осыпалось белой пылью штукатурки.
Стив тряхнул головой, прижался к стене с обреченностью умирающего глядя на расползающиеся по стене трещины. Он не успевал выбраться, не успевал добраться даже до лестницы. Можно было попробовать добраться до крошечной подсобки в другом углу подземного склада, но и туда он вряд ли успеет. Да и стоит ли торопиться? Стив не был фаталистом, но сейчас отчего-то двигаться совершенно не хотелось.

Кто-то чувствительно дёрнул за руку, и в скулу впечатался жесткий кулак.

— Двигай! — гаркнул Рамлоу, дёрнув за руку, потащил за собой следом. — Давай!

Словно очнувшись, вынырнув на поверхность, Стив похолодел. Он сам-то может выжить и не в таком пиздеце. Что там обваливающееся здание? Откопают. Не впервой. А вот Брок хоть и охуенный во всех отношениях, сильный, невероятно ловкий и везучий мерзавец, но самый обычный человек, без разогнанной сывороткой регенерации. Подхватив его на руки и небрежно закинув на плечо, Стив ломанулся в присмотренную ранее подсобку. Ее если и завалит, то не полностью, оставив воздушный карман для дыхания, а там, глядишь, и откопать успеют. Брок повис на плече, очень предусмотрительно не дергаясь, будто бы отлично знал чем чреваты сейчас задержки.

— Роджерс, не так я мечтал провести с тобой вечер, — хмуро сказал Брок, хлопнув фонарём о коленку, заставляя его засветиться ровным голубоватым светом. — Кой черт тебя сюда понёс без разведки нормальной, а?

— Здесь ещё могли остаться гражданские, — начал Стив, умом уже понимая, что не прав, но остановиться не мог. — Я должен был все сам проверить.

— Да ёб твою мать, Роджерс, нас ты зачем держишь? Мы все как один профессионалы. Мы работать в ЩИТ пришли, а не бегать кордебалетом у тебя на подтанцовке, — рыкнул сквозь зубы Брок, дёрнув Стива на себя за ворот его формы. — Ты совсем нам не доверяешь?

— Доверяю, — стушевался Стив.

— Не пизди, — как-то устало отмахнулся Брок, выпустил ворот куртки из рук, откинулся назад, удобно устраиваясь у стены.

В ровном голубоватом свете фонаря лицо Брока казалось мертвенно-бледным. Он сидел, закрыв глаза, застыв на месте, будто бы спал, но Стив всем существом чувствовал что его товарищ по несчастью внимательно прислушивается к любому звуку, доносящемуся снаружи их общей могилы. Сам же Стив был почему-то спокоен. Он не привык сидеть и ждать милости от мира, но сейчас хотелось именно никуда не двигаться, не торопиться выбраться из душной темницы.

— Ты пойдёшь с нами выпить, как только мы выберемся из этой задницы, — совершенно не меняясь в голосе и не двигаясь с места, сказал Брок. В мерном свете фонаря сверкнули его глаза.

— Зачем я вам, лейтенант? — как можно более официально спросил Стив, хотя самого потряхивать начинало от одних звуков голоса Брока.

— Чего же ты такой тяжёлый, а? — насмешливо фыркнул он в ответ. — Мне что, цветы тебе дарить и в кино на свидание звать?

— Рамлоу… — Стив подавился воздухом, чувствуя, что краснеет под внимательным, будто сканирующим взглядом.

— У меня вообще-то имя есть.

Фонарь мигнув дважды погас, погружая каморку в непроглядную темноту.

— Заебись! — резюмировал Брок. — Кэп, ты темноты не боишься?

— Нет, — дрогнувшим голосом ответил Стив.

— А жаль, я бы тебя укрыл от всех страхов.

— Укрой, — вырвалось у Стива раньше, чем он успел зажать рот ладонью.

Брок никогда не был милым, мягким и заботливым человеком. Стив потратил достаточно времени, наблюдая за командиром военизированного подразделения огневой поддержки СТРАЙК Броком Рамлоу, чтобы понять — он жёстким и прямым был от природы, если что не так, говорил сразу в лицо без предисловий и обиняков, но за ребят из своего отряда готов был вырвать глотку даже Фьюри, наказывая за проёб лично и с особой жестокостью, но всегда справедливо.

Ладони коснулись мозолистые пальцы, прочертили по линии вен до локтя, сжали плечо, притягивая к себе ближе. Чувствительного места за ухом коснулись горячие губы, выжигая последние мозги. Не успел Стив отреагировать или понять хоть что-то — его обняли, прижали к груди, и правда укрывая от всего на свете, что-то меняя в самом Стиве. Темнота вокруг перестала казаться холодной и непроглядной, в груди сделалось тепло и правильно. Брок не лез руками куда не следовало, молчал и крепко прижимал к себе, к груди, давая услышать, как частит и сбивается дыхание, гладил по плечам, спине.

И не надо было говорить ни о чём, придумывать причины остаться так дольше, касаться друг друга в звенящей тишине, чувствовать. Сейчас, в этот миг они были бесконечны, правильны и едины. Стив всё сильнее жался к Броку, дышал им, наполнялся живым теплом, терпким запахом, желая только одного — остаться так подольше.

Вот только откопали их непозволительно быстро. Не прошло и пары часов, как за стеной что-то глухо ухнуло, протяжно заскрипело, осыпаясь каменной крошкой, послышались далёкие голоса, и Стиву пришлось со вздохом отстраниться. Брок не пытался его удерживать, лишь коснулся пальцами скулы, провёл до подбородка, сжал его крепко и поцеловал.

Вокруг суетились люди, сновали взволнованные медики и бойцы СТРАЙКа, а Стив стоял оглушенный, смотрел на прямую спину Брока, всё ещё чувствуя сладость чужих губ, их горячую мягкость. Почти ненавидя себя за то, что оттолкнул, не дал коснуться интимнее, прижать сильнее, вплести пальцы в волосы. За то что испугался окончательно влипнуть в человека, с которым им быть вместе не суждено. За горькую улыбку на этих самых губах, когда их наконец-то выкопали.

Брока обступили его бойцы, распрашивая о ранениях, щупая, хлопая по плечам. И Стиву отчаянно хотелось дёрнул его за руку, задвинуть себе за спину, не давая никому из чужих прикасаться.

— Кэп, ты ведь помнишь, что обещал с нами выпить? — не оборачиваясь и нисколько не повышая голос напомнил Брок.

Стив помнил, что ничего не обещал, помнил, что это сам Брок так решил, но отказаться не получилось, потому он молча кивнул, зная что Броку не обязательно слышать ответ, он и так его знал, чувствовал всем существом по легкому дребезжанию натянутой между ними нити, пока ещё очень тонкой, едва заметной в солнечном свете. Как и Стиву не надо было уточнять время и адрес.

Когда отчёты были сданы, подписаны, перепроверены, Стив откинулся на спинку кресла, глянул на правую ладонь, чувствуя как по телу пробегают мурашки, как все волоски разом становятся дыбом. Он не слышал, не видел, а скорее почувствовал как дверь отворилась впуская в сумрачную темноту кабинета высокую фигуру.

— Вас не учили стучаться, лейтенант? — Стив улыбнулся.

— Меня учили, что не стоит ждать милости от судьбы.

Брок обошёл массивный стол, так любимый Стивом, потому что не было в нём ничего от современной лёгкости пластикового века, он был таким же тяжеловесным и старым, как и сам Стив, правильным и весомым.

— Я хочу тебя, Роджерс. Очень давно хочу.

— Лейтенант, что вы себе...

— Напоминаю, у меня есть имя, — Брок предвкушающе оскалился, коснулся пальцами столешницы, сдвигая в сторону документы, уселся сверху, чуть наклоняясь вперёд. — И ты хочешь меня. По глазам вижу. Они, в отличие от тебя, Роджерс, врать не умеют.

В голове мутилось от мыслей, желаний, смутных горячечных образов, видений желанного горячего тела под ладонями, губами, распростёртое на жесткой столешнице, принадлежащее только одному ему.

Брок облизал губы, контрольным выбивая последние сомнения.

Коротко застонав, Стив подался вперёд, ударяясь в широкую грудь, дрожа в предвкушении коснуться наконец самому, пробраться под ненужную сейчас одежду, лизнуть пульсирующую венку на сильной шее, узнать вкус этой смуглой кожи.

Брок не отставал, стягивая с себя футболку, не протестовал, не зажимался, обнял за шею, притянул к себе ближе, падая на спину, выдохнул в губы.

— Стив…

От собственного имени протяжным просительным стоном слетевшего с зацелованных губ, Стива будто ледяной водой окатило. Он отскочил в сторону окна, с ужасом глядя на распростёртого на столешнице Брока, на его красивый, будто вырезанный искусным мастером из камня, гордо стоящий, истекающий смазкой член.

— Стив? — Брок приподнялся на локтях, с беспокойством вглядываясь в его лицо.

— Не могу, — выдохнул тот отворачиваясь к окну, рассыпаясь сейчас на части от понимания того, что второго такого шанса у него не может быть. — Вам лучше уйти, лейтенант, и забыть всё что тут произошло и могло бы произойти.

В глухой тишине кабинета звякнула пряжка ремня. Стив вздрогнул, как от боли, от отпущения, будто бы этим ремнём его со всей силы хлестанули по спине, сдирая кожу до самого мяса. Да лучше и было бы так, чем тот огонь, никак не желавший униматься в груди, выжигавший желанием мысли, противиться которому получалось с трудом.

— Ещё есть возможность конструктивного диалога, или ты заранее считаешь, что во всём прав? — от хрипловатого растерянного голоса Брока сердце болезненно сжалось.

— Уходите, лейтенант.

— Всего доброго, Капитан, — сухо отозвался Брок. — Отчёт я вам пришлю на почту.

Стив стиснул зубы, чтобы не крикнуть вслед закрывающейся двери, не попросить остаться. Горло сжало рвотным спазмом, горечью мазнуло по гортани.

— Дурак ты, Стиви! — прошелестела тишина голосом Баки.

— Дурак, — согласился Стив.

С Броком они почти не пересекались. Стив с ужасом ждал, что командир СТРАЙКа начнёт его намеренно избегать, но этого не было. Он все так же гонял своих ребят, ходил по коридорам не сворачивая в сторону, не выбирая других маршрутов, обедал в общей столовой, вёл самый обычный образ жизни, но больше не смотрел вслед, не провожал взглядом, не улыбался. Оказалось, что не так уж и часто, по идее, они должны видеться, и это именно Брок каждый раз выискивал его в переплетениях коридоров, первым заговаривал, и от холодного безразличия сейчас делалось особенно горько. Хотелось всё исправить, пересилить самого себя, рассказать, и будь что будет. Пусть посмеётся, лишь бы не было так так больно из-за упущенной возможности, ведь может… Но Брок будто бы больше не видел его.

— Поругались?

Наташа возникла за плечом Стива, гипнотизирующего спину Брока, ткнулась влажно блестящими губами в щёку.

— Что? — он вздрогнул, чуть не пролив на себя кофе, поморщился, поставив стаканчик на стол. — Так заметно?

Пожав плечами, Наташа села на соседний стул, устроила голову на скрещенных руках.

— Раньше он за тобой по всему ЩИТу носился, зубоскалил по поводу и без, а теперь только в спину смотрит.

— Смотрит?

Наташа улыбнулась и кивнула.

Стив в сотый раз обогнул свой собственный стол, нервно меряя шагами кабинет, тревожно косясь на закрытую дверь, злясь на Брока, на самого себя и собственную нерешительность, которая отчего-то вдруг поднимает голову, стоит Стиву подумать о чём-то личном. Вот уже час прошёл, как он вызвал Брока в свой кабинет, но тот всё никак не шёл, видимо решив проигнорировать вызов, а ещё через пять минут внутренняя связь пиликнула принятым сообщением.

«Иди нахуй, Роджерс! Писать «по собственному» не собираюсь! Бесит моя рожа? Или увольняй, или терпи!»

Чувствуя волну облегчения, Стив расхохотался в голос. Всё-таки не всё равно, не отбросил идею, не решил всё бросить и смириться.

— Местонахождение агента Рамлоу.

Брок сидел на крыше, на самом краю смотровой площадки, свесив ноги в пустоту, и пил. Полупустая бутылка бренди рядом с его бедром говорила слишком о многом.

— Явился, — горько усмехнулся он, в два глотка допивая бренди и потянулся за следующей бутылкой. — Не мог дождаться, пока я допьюсь до того, чтобы лично набить тебе морду?

Стив сел рядом, отбирая средство от одиночества, приложился в горлышку. Алкоголь обжег гортань, прокатился раскалённым водопадом, обжигая и в то же время возвращая мысли в нужное, правильное русло. Стив многое хотел сказать, вот только не знал, с чего начать, как подвести разговор к нужному. Не рубить же с плеча — знаешь, Брок, а у меня член маленький, и потому я стесняюсь?

Да и сам Брок, никогда прежде не испытывающий недостатка в смелости и словарном запасе, молчал, смотрел куда-то вперёд усталым взглядом провожая проплывающие над деревьями облака.

— Я не уволюсь, — напомнил он. — И на базу другую переходить не буду.

— Ты мне нравишься, — прочистив горло решился-таки Стив.

— Всё равно не уволюсь, — Брок глянул исподлобья, сжал губы в тонкую линию.

Он сейчас был похож на мокрого раздосадованного воробья, весь такой ершистый, в растрепанных чувствах, готовый оскалиться, броситься на Стива, стараясь если не придушить его, то хотя бы хорошенько профилактически заехать в глаз.

— И не надо, — улыбнулся Стив, привалившись к его плечу. — Пойдёшь со мной на свидание?

— То есть… — Брок подавился воздухом, глянул растеряно, будто не веря в услышанное, боясь поверить, и вот это ощущение беспомощности в чужом взгляде сказало Стиву многое, если не всё. — Тогда в кабинете вся эта дичь только потому, что ты не ебёшься без положенных трёх свиданий?

— Не совсем, — Стив смущённо потёр переносицу.

О его недостатке знал только Баки, и только ему Стив мог настолько безоговорочно доверять. Что он мог сказать о Броке? Что он вообще знал о нём, кроме того что командир СТРАЙКа влюблённо смотрит ему вслед, что он сам смотрит на Брока без возможности отвести взгляд? Но когда он отступал? Тем более по такой причине. Он хотел Брока, хотел его себе, только себе.

— Но давай всё-таки начнём со свиданий?

Первое свидание состоялось тут же. Брок, словно отпущенная пружина, подорвался с места, хватая Стива за руку, потянул куда-то вниз приговаривая, что не позволит больше себе проебать счастье. В пустой столовой он усадил Стива за стол, смотался к себе и принёс чайник и трогательные небольшие синие чашки с тонкими ручками. Поставил их на стол, дрожащими руками стараясь налить чай куда нужно.

— Сиди! — рыкнул он, когда Стив попытался помочь.

И снова куда-то убежал.

Вскоре перед Стивом на столе появились несколько разномастных кусков торта, вазочка с печеньем, открытая и ополовиненая коробка конфет, зефир и прочие радости перерывов на чай бойцов СТРАЙКа.

Брок сел напротив и лучезарно улыбнулся.

-- Вот теперь и правда почти похоже на свидание.

-- Действительно.

Стив упорно старался не рассмеяться, хотя его губы нет-нет, а растягивала какая-то совершенно шальная улыбка, слишком уж все происходящее было невинно правильным, и слишком неуместно маленькая синяя чашечка смотрелась в его руках, слишком серьёзным был Брок, рассказывая какие-то байки из своего полувоенного прошлого. Но это было самым настоящим свиданием, таким, как Стив его и представлял тогда, много десятков лет назад, ещё в сороковые.

На второе свидание Брок позвал Стива в кино. Как и полагается приехал забрать правда на парковку базы ЩИТа и двери перед Стивом не открывал.

Они сидели на заднем ряду пустого полуночного зала, выкупленного целиком, чтобы совсем никто не помешал, смотрели в экран, касаясь друг друга коленками и то и дело скашивая взгляд. Стив плыл, плавился от того, с каким незнакомым ему трепетом Брок накрыл его громадную ладонь своей, переплёл пальцы и всё, продолжил дальше следить за происходящем на экране.

-- Скажи, ты готовился? -- с улыбкой спросил Стив, когда они вышли на пустую улицу.

-- Немного, -- Брок закурил, выпуская струйку сизого дыма в ночное небо Бруклина. -- Ничего я не смыслю во всех этих свиданиях, а ты достоин лучшего.

А вот с третьим свиданием не получилось.

Стив страшно не любил многодневные миссии, ещё сильнее, когда тщательно продуманный план летел псу под хвост буквально с первых секунд приземления квинджета в нужной, казалось бы, точке. Не любил ползать на брюхе, выслеживая очередных дегенератов, сидеть по несколько часов в засаде. Он был человеком действия, пробивной силой, десантом, если уж на то пошло. Стиву никогда не хватало терпения на такие миссии, да и согласился он только потому, что больше некого было послать с Наташей, обычно сопровождаемой СТРАЙКом чуть ли не в полном составе. Но Брок не мог поехать, отлеживаясь в медблоке после контузии, Роллинз с Таузигом в соседних палатах играли в кибершахматы, а остальные бойцы отряда были рассеяны по менее важным заданиям.

— Стив, какого мексиканского бога? — рыкнул Брок, без стука врываясь в его кабинет ровно в тот момент, когда Стив, шипя и ругаясь сквозь зубы, стягивал с себя форменную куртку, стараясь не потревожить живот и левую половину груди, превратившейся в один сплошной кровоподтёк.

— Лейтенант, что вы… — растеряно попытался возразить Стив, но заткнулся под тяжёлым взглядом желтых глаз.
Брок тяжело дышал, будто бы бежал всю дорогу от тренировочного зала, боялся не успеть или ещё что.

— Ты меня ещё, блядь, по фамилии назови! — рыкнул он, подлетел к Стиву, ощупывая, надавливая, проверяя на целостность кости и, только удостоверившись в том, что тот вполне целый, облегченно выдохнул, ткнулся лбом в плечо и замер.

— Все со мной нормально, — улыбнулся Стив, впервые сам решаясь коснуться Брока, провести на спине, обнять. — Это моя работа.

— А может, всё проще? И ты идиот?

— Я тоже тебя люблю, — рассмеялся Стив и замер, поняв что только что сорвалось с языка в то же время расставляя в нём самом все на места, объясняя наконец эту тягу, больную зависимость от присутствия одного единственного человека, который при всём этом «не Баки».

— Идиот, — глухо повторил Брок, будто бы и не слышал признания, лишь прижался сильнее, стиснул так, что рёбра затрещали. — Себя не жалко, так обо мне подумай. Сдохну ведь.

Брок ещё что-то говорил, пробовал увещевать, а Стив улыбался, чувствуя, что наконец полностью оттаивает, открывается этому человеку, что больше не боится показаться смешным и глупым. Его примут любым.

Но когда Брок потянулся к его губам, с хриплым гортанным стоном огладив грудные мышцы, Стив снова покачал головой, прекрасно понимая что надо поговорить, хотя в голове и мутилось от желания обладать и самому наконец-то принадлежать именно Броку.

— Что не так? — Брок отстранился, заглядывая в глаза, видимо стараясь там прочесть что-то. — Что я опять сделал не так?

— Не ты, — Стив постарался взять себя в руки и не смотреть на зацелованные губы, на откровенный стояк, который не могли скрыть узкие форменные брюки любовника.

— Ты меня не хочешь. В этом всё дело? — Брок нервно чесанул затылок, хлопнул по карманам, доставая пачку сигарет, но так и не закурил, отвёл взгляд, кусая губы.

— Господи, нет! — Стив дёрнул его на себя такого горячего, родного, невероятно желанного, стиснул ладонями литую задницу, лизнул жадно, голодно доверчиво подставленную шею, захлебываясь стоном. — Хочу! Безумно хочу! Вылизать всего, пометить, чтобы никто и смотреть на тебя не смел больше! Растянуть и взять! Чтобы ты орал в голос!

— Так в чём же дело? Еби! — всхлипнул Брок, потёрся каменно твёрдым членом о бедро Стива, заставляя на мгновение зависнуть, потеряться в желаниях.

— В этом!

Стив отступил на шаг, зажмурился — он бы и уши заткнул, чтобы не слышать разочарованного возгласа от того кто важнее всех — и сдернул с себя штаны вместе с бельём до самых колен.

На тот краткий миг, когда в кабинете повисла тишина и ничего не происходило, Стив был готов проклясть сам себя, собственное тело, то недоразумение, что прятал ото всех. Но тут мир будто взорвался невероятно ярким ощущениям чужих губ, обхватывающих головку пусть и маленького, но гордо стоящего члена, языка, ловко собирающего капли тягучей смазки, голодного гортанного стона, который точно был не его.

Открыв глаза, Стив пошатнулся, едва устояв на ногах от невероятного зрелища, всё ещё не веря, что такое возможно. Жмурясь от удовольствия, судорожно стискивая пальцами бёдра любовника, Брок жадно сосал, вылизывая член Стива, забирая в рот чуть ли не вместе с тяжёлыми от желания кончить яйцами.

— Сладкий! — выдохнул Брок, на миг выпустив член изо рта. — Какой же ты сладкий!

Мир для Стива сузился до одного человека, до его губ, плотно обхватывающих ствол, до пальцев, поглаживающих задницу, трепетно касающихся, будто бы спрашивающих разрешения, пульсирующего входа. Как будто он мог сейчас или когда либо ещё отказать.

— В столе... смазка в верхнем ящике стола! — сам не понимая, от чего краснеет, признался Стив, зажмурился сильнее, боясь поверить в реальность происходящего. Вдруг он снова проснётся на перекрученных, мокрых от пота простынях, будет лежать в темноте своей спальни, надеясь унять рвущееся из груди сердце, заглушить рвущийся из горла стон отчаянного разочарования.

Стив сглотнул.

Было странно ощущать в себе длинные жесткие — не свои собственные — пальцы, дрожа, раскрываясь на полную, позволяя все, потому что и самому хочется именно этого правильного единственно верного чувства наполненности, принадлежности, почти болезненной растянутости. Странно и неожиданно сладко, волнующе быть ведомым.

— Тугой, горячий, господи боже, мой… — стонал Брок, ввинчивая три пальца в раскрытую, пошло хлюпающую смазкой дырку. — Не могу… не могу больше.

Жёсткая ладонь коснулась шеи, надавила на спину между лопаток, заставляя Стива прижаться сильнее к столешнице, прогнуться, сильнее выставляя задницу. От контраста горячего тела и холодной поверхности стола хотелось скулить, тереться о неё животом

— Охуеть какой, — жаркое дыхание обожгло ухо. Ладони прошлись по спине, коснулись ягодиц, разводя их в стороны.

Брок замер, войдя на полную, заполнив, казалось, до предела, но Стиву было мало, он жаждал движения, силы, напора, который мог дать только Брок.

Стив выл в голос, гнулся в спине, прижимался грудью к твёрдой поверхности стола, подавался назад, насаживаясь на толстый член Брока. Задница горела огнём, пульсировала. Толчки, казалось, отдавались прямо в глотке, задевая что-то в груди, слева, резонируя с нежным нутром, выжигая там у сердца клеймо имени Брока Рамлоу.

Коротко рыкнув, Брок сорвался, задал такой ритм, что Стив совсем потерялся в собственных эмоциях, пропал с концами, растворяясь в слепящем мареве, распадаясь на тысячи искрящихся частиц, взмывая этим сияющим звёздным крошевом к самым небесам и пропадая там без возможности вернуться на землю.

— Люблю, — хрипло выдохнул Брок, коснувшись губами подрагивающих плеч Стива, шейных позвонков, пересчитывая их лёгкими прикосновениями языка. -- Мой идеальный.

Стив вздрогнул, зажмурился, с силой прикусывая костяшку большого пальца, чтобы проснуться именно сейчас, когда тело ещё сотрясают отголоски оргазма, а в голове сладкая вата вместо мозга, пока Брок не наговорил того, что пережить и забыть уже будет невозможно, как и жить потом со всем этим, зная, что в реальности этому не бывать, не для Стива, не с Броком. Но проснуться не выходило. Стив всё так же лежал на столешнице, чувствуя как по внутренней стороне бедра стекает сперма, а спины касаются губы, пальцы, гладят изучая, запоминая.

— Так дело было не в свиданиях? — хитро улыбнулся Брок, прикрывая губы синим боком чашки.

— Ты же понимаешь, — Стив смущённо вспыхнул, прикусил губу, глянул исподлобья, читая в глазах любовника не насмешку, а тёплые ласковые искорки веселья, желания оставаться рядом. — Такая... особенность, с ней сложно найти не болтливого партнёра.

— Понимаю, — кивнул Брок, выкладывая на стол купленные загодя билеты на футбол — Только пусть это будет не третье свидание, а первое, самое первое, но длинной в целую жизнь.

ОБЗОРАМ

[L]Make_love_not_war[/L] Исполнение 2 заявки <a href="http://love-zone.diary.ru/p215558324.htm?oam#more1">КФI-132</a>Стив/Брок. У Стива маленький член

@темы: Роджерс, Баки, Стив/Баки, Рамлоу, Стив/Брок

---

* о творчестве

Капитан Америка

Первое — найти убежище.

Пустой подвал старого дома на юге Квинса — как ни странно, Брок прекрасно знал этот район города, помнил каждую улицу, каждый дом, будто бы бывал здесь не раз, готовя пути для возможного отхода — годился как нельзя лучше. Небольшое сухое помещение с голой мигающей лампочкой под потолком, достаточно чистым матрасом, забросанным какой-то ветошью, и маленькое смотровое окно под самым потолком. Здесь не пахло сыростью, не пищали по углам крысы, и никто чужой не претендовал на это место.

Брок повалился на матрас, сдвинув тряпки в сторону. Он бывал здесь когда-то очень давно. Слишком знакомым был серый облупившийся низкий потолок.

Второе — разобраться с нуждами первой необходимости.

Он очнулся только на вторые сутки от выламывающей тело боли, тихо заскулил, кусая губы, провёл дрожащей ладонью по лицу, сдвигая влажные от сукровицы бинты.

Всё тело будто бы горело, плавилось в невидимом глазу пламени. Брок знал, что выдержит, знал, что крепкий, но держаться на плаву не было никаких моральных сил. Здесь не было милосердной Анны-Марии и ее прохладных узких ладоней, так приятно касающихся горячего лба.

Хорошо было бы озаботиться водой и пропитанием, но Брок даже двинуться нормально не мог, не то чтобы пытаться что-то украсть. Те пятнадцать баксов, вытащенные из кармана дежурной медсестры, не бесконечны, и их стоило бы приберечь до крайнего случая. И никого из живых он не чувствовал, чтобы можно было бы дотянуться, приманить к себе поближе и…

Тело скрутило судорогой.

Непослушные пальцы выщелкнули одну таблетку, забросили ее в рот. Брок зажмурился, чувствуя на языке блаженную горечь, обещающую забытьё хоть на время. Полтора часа сна на старом матрасе в подвале какого-то дома. Разве может быть что-то лучше, чтобы хоть немного прийти в себя?

@темы: марвел, набросок, Рамлоу

---

Боже, зачем я такие вещи смотрю на ночь глядя

20.06.2018 в 17:53

Пишет  Greater Darkness:

ФМобное #НиДняБезСтарбакса
День #25


Один из самых-самых клипов!

@темы: Роджерс, Баки, Стив/Баки

---

20.06.2018 в 22:16

Пишет  Шеллар~:

Reprisal (2018 Movie)
Хм... напоминает добрые боевики 90-х - добропорядочный мужик (Фрэнк Грилло) объединяется с бывшим копом (Брюс Уиллис) против жестокого преступника (прости, мужик, но тебя я вроде не знаю).

Мировая премьера - 31.08
В РФ - не известно.

@темы: Рамлоу

---

*о челлендже

задание - находит семейный портрет, фотографию
немного переиграл))) Брок всё знает о своей семье что нужно) так что вышло что вышло)


19 - Неустойчивые соединения

С Барнсом было почти хорошо, почти спокойно, почти правильно, но от странной незавершённости отношений, нехватки какой-то важной энергетики, единственного пока не прочувствованного света, ощущения они оба периодически замирали на месте, зависали, словно выкинутые на лёд рыбины, отчаянно хватаясь друг за друга, ловя губами воздух, всматриваясь в глаза, ища что-то и откатывались в стороны, прятались по разным углам, оказывается, такого маленького дома, стараясь не встречаться, не пересекаться целыми днями. Лишь иногда прислушиваясь к чужим шагам за дверью, чтобы удостовериться — у него всё хорошо. И если Барнс метался, разрываясь, не понимая, что с ним творится, то отталкивая любовника, прожигая его спину нетерпеливым взглядом, протягивая бездумно руки и тут же отступая в сторону, то Брок понимал всё прекрасно — в их совершенно несовершенных отношениях отчаянно не хватало самой важной детали механизма, не хватало Стива.

— Справимся, — пожимая плечами, отвечал Барнс.

— Притремся, — соглашался с ним Брок.

И они притирались, стараясь не сводить друг с друга взгляда, не расставаться слишком надолго, потому как эти странные отношения, словно зависимость от самого тяжёлого наркотика, разъедали внутренности, выламывали кости стоило им надолго расстаться.

Поездки в ЩИТ оборачивались для Брока мучительным ожиданием возвращения домой. Стоило сесть в машину и отъехать достаточно далеко, его мир выцветал, обесцвечивался, становился серым и совершенно неинтересным. Брок постоянно отвлекался, прислушивался в тщетной попытке услышать стук сердца Барнса, почувствовать на себе его взгляд. Он не замечал ничего вокруг себя.

— Что с тобой творится? — Джек дёрнул Брока на себя, не давая тому полететь вниз с лестницы. — Чего ты такой припизднутый?

— Нормально всё, — привычно отмахнулся Брок, попытался вывернуться из жесткой хватки друга, но был лишь вздёрнут за шиворот.

— Всыпать бы тебе по заднице до просветления в мозгу, — рыкнул Джек, как следует тряхонув Брока.

— С какого перепугу, если не сказать хуя? — оскалился в ответ Брок, даже не думая дёргаться. — Совсем берега попутал, друг мой Роллинз?

— Ты совсем дурак, да? — Джек таки поставил его на ноги, огляделся по сторонам, надеясь что никто не наблюдает за их почти семейной ссорой. — То, что ты из койки в койку прыгаешь, я уже привык, да и наплевать, кого ты ебёшь, но Старк… о чем ты думал пока ебал Старка? О том, что твой отморозок не узнает и не пооткусывает вам обоим головы? — Джек оттянул ворот футболки Брока и лишь цыкнул, разглядывая следы укусов на шее товарища. — Или что Старк не вляпается в твою охуенность, и с ним можно будет разбежаться?

— Да при чем здесь…

— При том. Ты сейчас ведёшь себя как по уши влюблённая ботаничка, которую трахает капитан школьной команды, а ее бывший ебарь ходит кругами и наблюдает за всем этим. Ты, видимо, забыл, на кого мы работаем и кто такой Тони Старк. Он не Пирс, его твоя принцесса запугать не сумеет, не выдав вас обоих с потрохами. — Брок отвёл взгляд. — Не был бы ты моим другом, давно бы пристрелил.

Джек притянул его к себе, сгрёб в объятия.

— Мало тебя, видимо, в детстве пороли. Ты хоть не свети перед Старком довольной хорошо оттраханной рожей, — посоветовал он, отступая в сторону. — Ты же умный мужик, в первый раз, что ли, влюбился?

— Взаимно — да.

Весь оставшийся день Брок просидел в тренировочном зале СТРАЙКа, старательно обдумывая то, что с ним… с ними творилось. Он не считал, не смог бы считать, что у них с Барнсом только секс, но и не думал нырять в «любовь» с головой, увязать в другом человеке настолько сильно. Не сейчас, когда над шеей был занесён меч, когда собственное будущее виделось настолько туманно, что он не взялся бы и назавтра загадывать, да и Зимний пока что принадлежал Гидре, и Брок совершенно не представлял, как это все разрулить. Но и врать самому себе не получалось. Он влип в Зимнего ровно в тот момент, как впервые увидел, когда в груди вместо глухого безразличия что-то непривычно отозвалось, завибрировало, загудело низко, заставляя действовать, делать хоть что-то. Тогда Брок не знал о связи Зимнего и Стива, даже представить себе не мог, кто был заморожен в криокамере.

Возвращаясь домой, он уже на подъезде ощущал голодное нетерпение Барнса. Брок оставлял машину на подъездной дорожке, останавливался перевести дух и слушал, впитывал в себя чужие эмоции, вихрем накрывающие с головой даже на улице, выбивающие все связные мысли и в то же время возвращающие Броку краски этого мира, наполняя. Стоило открыть дверь, сделать пару шагов, Барнс оказывался рядом, замирал, внимательно оглядывая, и бросался вперёд, вжимал в себя, утыкаясь носом, куда только мог дотянуться и дышал, такое ощущение, что впервые за день.

— Я дома, — хрипло поздоровался Брок, стиснув широкие плечи любовника.

— Скучал, — отозвался Барнс, боднул головой.

— И я скучал.

Брок позволял Барнсу все: вытряхивать его из одежды прямо в коридоре, вылизывать всего — благо ума хватало принять душ на службе — наскоро растягивать и трахать прямо там, лишь позволив опереться на стену, почти до крови грызть шею, оставляя незаживающие метки, стискивать до синяков. Да и ему самому это все было так же необходимо, являлось напоминанием, что они оба живы.

— Погоди.

Брок устало оттолкнул тяжёлую голову Барнса, норовившего завалиться рядом с ним на пол и устроиться на его коленях.

— Что за херня творится?

Барнс открыл один глаз.

— Херня?

— Не строй из себя отмороженного идиота, — Брок зашипел сквозь зубы, коснулся ладонью шеи, аккуратно потрогал кровоточащие укусы. — Я выть готов, стоит за дверь выйти, на людей бросаюсь, если кого и замечаю вокруг. Что это за поебень со мной творится? Это не нормально.

Помедлив немного, Барнс сел, тяжело выдохнул, будто бы давно ждал этого разговора и отчаянно его боялся. Хотя Броку тяжело было представить себе, чего мог бояться Зимний Солдат.

— У нас со Стивом, —начал он, протянув Броку фотографию, старую, пожелтевшую от времени, почти истёршуюся от частых прикосновений: Стив и Барнс, точнее, Баки, стояли рядом — Брок никогда, ни в одном архиве не видел этого снимка — крепко взявшись за руки и смотрели друг на друга при этом так, будто вселенной вокруг не существовало, и были только они двое, идеальные в своём союзе, правильные, единственно верные частички головоломки. Стив ещё не был Капитаном, не оброс мускулатурой и блестящей мишурой национального достояния — тощий, нескладный подросток. — Так было в самом начале, когда мы впервые… коснулись друг друга не как друзья. Весь мир вдруг со щелчком встал на место, изменился под нас, но и мы изменились тогда. Не могли и не хотели разлучаться, — Барнс ласково погладил Брока по голому колену. — Родители боялись, что может узнать кто-то из соседей, увидеть, но и разлучить не могли. Мы в прямом смысле умирали друг без друга, постепенно привыкая, учились жить заново — идеальные половинки одного целого, — не впадая в истерику, если одному из нас приходилось уйти по делам. Мы чувствовали друг друга на расстоянии, отчетливо, будто самих себя, Брок. Это прекрасно и ужасно одновременно, особенно на войне…

— То есть это не навсегда, — перебил его Брок, позволяя съехать с тяжелой для обоих темы. — И нам надо только привыкнуть?

— Да, — ответил Барнс всё-таки укладываясь к нему на колени.

Брок неудобно сидел на своей же сваленной в кучу одежде, чувствуя, как из задницы течёт, пачкая последние чистые джинсы, и не мог думать ни о чем другом кроме небольшого квадратика фотографии зажатой в пальцах, не мог не гладить, едва касаясь, лиц самых невозможных в его жизни людей. Они ведь и правда смотрелись одним существом. Что же изменилось, раз нашлось рядом с Барнсом место для такого, как он? Смерть Роджерса? Вряд ли. Слишком тот был идеальным, чтобы его хоть как-то, хоть кем-то можно было бы заменить. Скорее всего, изменился сам Барнс, его изменили, выжигая из живого человека все, что его делало этим самым человеком, сдвинули в его душе все настолько сильно, что Броку нашлось, за что уцепиться.

— Ты мой, — едва слышно прошептал Барнс, коснувшись губами дрогнувшего живота Брока.

— А ты мой…

@темы: часть, челлендж, моё, проза, Баки, Рамлоу, Брок/Баки

---

*о челлендже

Немного переиграл список челленджа
задание - пробует незнакомое (для себя) блюдо


18 -- Опиши мою жизнь словами
Брок проснулся с ощущением полной разбитости во всём теле. Он лежал среди десятка подушек, набросанных на постель, слепо пялился в потолок и откровенно боялся пошевелиться. Казалось, в его теле не было ни одной целой кости.

— Ты мой! — рыкнул вчера Барнс, закинув Брока себе на плечо, и уволок в логово, словно был тем самым драконом из сказок, распял под собой, нависая сверху. — Ты мой! Ни его, ни чей бы то ни было ещё! Ты только мой!

Возмущаться не хотелось, лишь доверчиво раскинуться, открыть горло, подставляясь острым зубам, позволить себе сдаться. Брок слишком устал вариться во всём этом дерьме, устал соответствовать и быть правильным, любить несбыточно. Хотелось побыть чьим-то и кого-то точно так же назвать своим. А Барнс для этого подходил как никто другой.

-- Смазка у меня в комнате, -- тяжело дыша, немного нервно усмехнулся Брок, стараясь не смотреть в глаза Барнсу, чтобы не сгореть, не вспыхнуть от одного взгляда, не обратиться пеплом. -- Насухую трахать себя не дам!

То, что его сейчас будут ебать, было понятно сразу: по гневно раздувающимся ноздрям, хриплому свистящему дыханию, по странной мешанине яростного красного и тёплого, ласкового оранжевого, щедро сдобренного кислотно-розовыми мазками ревности. От всей этой цветовой круговерти что-то оживало в самом Броке, наполняло его яркими красками, сглаживало острые углы. И до одурения хотелось и самому вжаться сильнее, дать почувствовать своё возбуждение, чтобы всё было осознано, а не по воле дремавших ранее инстинктов.

Но Барнс не дал выбора, навалился сверху, вжал Брока в жёсткий матрас, не позволяя лишний раз дёрнуться, попытаться хоть как-то вырваться, освободиться. Шумно выдохнул в шею, широко, мокро лизнул, точно в нём и правда не осталось ничего человеческого, лишь что-то незнакомое Броку, откуда-то из животного мира.

— Тише, — прошептал Брок, притянул голову Барнса ближе к себе, сам лизнул его губы. И тот ответил, поцеловал умело, голодно, жарко, сталкиваясь языками, выдыхая в приоткрытые губы, будто бы всю свою жизнь только и делал, что целовался.

Мозг отказывался анализировать, отказывался думать и хоть как-то реагировать на происходящее. Брок плыл в горячем мареве цвета раскалённой магмы, наполнялся им, оживая до конца, отбрасывая последние сомнения.

Да, он любил Стива, очень любил, до конца, до самого нежного нутра пропитался им, но и Баки принадлежал Стиву, Баки любил Стива точно так же, как и сам Брок. И это оказалось самым правильным решением — принадлежать друг другу, сливаться в одно существо в мире, где нет и уже никогда не будет того, кого вы оба так любили, полюбить заново, раскрыться другому человеку, который поймёт, примет твоё сумасшествие, потому что и сам болен точно тем же.

Барнс был горячим, будто бы весь тот цвет: яркий, пламенеющий вокруг него — шёл откуда-то из глубины, будто бы он полыхал у самого сердца, согревая того, кто большую часть жизни проспал в ледяном плену. Его губы, едва касаясь, оставляли ожоги, навсегда пятная, выжигая клейма прямо на костях, под кожей, чтобы никто не знал, кроме самого Брока, чтобы он постоянно чувствовал собственную принадлежность.

Коротко застонав, Барнс задрал на Броке футболку, вжался лбом в твёрдый живот и заскулил.

— Позволь, пожалуйста, стань моим! Не выдержу, если снова почувствую на тебе чей-то запах. Пожалуйста, Брок, — выдохнул растягивая долгое «о», так, что пробрало до самого нутра, лизнуло пламенем, поджигая и так горячую кровь.

Брок зажмурился, облизал враз пересохшие губы.

С ним такое было впервые — чтобы так сильно, всеобъемлюще хотели, при этом попадая в ритм его собственного сердца, совпадая до вздоха, до хриплого свистящего выдоха.

Броку было впервые все равно, что с ним будет, он отдался, позволяя совершенно что угодно, и Барнс не подвёл, он никогда ни в чем не подводил своего командира.

Плечи горели от собственнических укусов-меток. Брок лежал, раскинув, руки чувствуя в теле небывалую степень затраханности. Не знал, что Барнс настолько хорош, готовясь к боли и такой же звериной настойчивости, с которой он терзал его губы и шею. Но отмороженный суперсолдат с более чем полувековой историей касался трепетно, нежно, ласково выцеловывая, вылизывая, будто Брок был из тонкого хрусталя или мог испугаться, оттолкнуть. Растягивал, долго, вдумчиво подготавливая под себя, заставляя выть, толкаться назад, умолять, насаживаясь на удивительно длинные пальцы.

На кухне что-то зазвенело.

Брок горестно вздохнул и попытался подняться, соскрёб себя с чуть влажных простыней, натянул первые попавшиеся штаны — Барнса, судя по тому, что они были ему длинны, — и побрёл на запах еды.

— Ты и готовить умеешь, — почти восхитился он, не без удовольствия разглядывая широкую спину любовника, не озадачившегося нормальной одеждой. Разве фартук вообще можно так назвать?

— Подумаешь, — как-то совсем по-кошачьи мурлыкнул Барнс, обставляя в сторону сковороду, притёрся к Броку, обнимая его. — Я ещё и вышивать могу, и на машинке тоже.

Поцеловав на пробу мурлыкающего суперсолдата, Брок кое-как смог от него отлепиться, с интересом заглядывая в сковороду.

— Чем кормить будешь?

— Драниками, — радостно улыбнулся Барнс, «облизав» Брока желто-оранжевым.

— Чем?

— Дра-ни-ка-ми! — по слогам повторил он, поставив перед Броком большую тарелку с этим всем и рядом небольшую мисочку с пахтой. — Макаешь и ешь. Это вкусно.

Брок спорить не стал. Не сейчас. Не после такой ночи. Да и вообще смысл спорить? В пустыне сверчков с голодухи жрал, или как там называлась та мелкая ползучая дрянь, которой они три дня питались всем отрядом? Неужто не осилит какие-то там дряники? Уж тем более вроде как приготовленные с любовью?

«Всю ночь Барнс пробовал меня на вкус, смаковал, как экзотическое блюдо. Теперь пришёл черёд дряников», — думалось Броку, впервые не испытывающему неловкости и желания убраться куда-нибудь подальше от очередного любовника.

Барнс был его, а он Барнса. Хорошее уравнение. Правильное. С общей неизвестной.

@темы: Роджерс, часть, челлендж, моё, проза, Рамлоу, Брок/Баки

---

Да грянет БИТВА!!!

---

31.05.2018 в 13:35

Пишет  Greater Darkness:

ФМобное #НиДняБезСтарбакса
День #10
Опять стихи ) и идеальная его иллюстрация

Мне снится старый друг,
который стал врагом,
но снится не врагом,
а тем же самым другом.
Со мною нет его,
но он теперь кругом,
и голова идет
от сновидений кругом.

Мне снится старый друг,
крик-исповедь у стен
на лестнице такой,
где черт сломает ногу,
и ненависть его,
но не ко мне, а к тем,
кто были нам враги
и будут, слава Богу.

Мне снится старый друг,
как первая любовь,
которая вовек
уже невозвратима.
Мы ставили на риск,
мы ставили на бой,
и мы теперь враги —
два бывших побратима.

Мне снится старый друг,
как снится плеск знамен
солдатам, что войну
закончили убого.
Я без него — не я,
он без меня — не он,
и если мы враги,
уже не та эпоха.

Мне снится старый друг.
Он, как и я, дурак.
Кто прав, кто виноват,
я выяснять не стану.
Что новые друзья?
Уж лучше старый враг.
Враг может новым быть,
а друг — он только старый...

Е. Евтушенко "Старый друг" 1973

---

31.05.2018 в 10:33

Пишет  B|ack Mamba:

— Есть они. Есть мы.



— И есть ты. По-моему...



— Ничего важнее тебя нет.