* о творчестве

[kroshkavinni]

Виват, король, Виват!


Часть 5

Джек улыбался Шепарду, хлопал его по плечу и все время думал, что тот сейчас отшатнется. По ощущениям Джека, его улыбка была фальшивой, как на рекламном билборде. Но Шепард — Шепард купился.

Дешевка. Телятина. Верти им как хочешь.

Может быть, сам по себе Давид Шепард и неплохой парень. Джек не знал. Армейские друзья его любили. Просто Шепард оказался не на своем месте и невовремя. Хотя, надо сказать, Мишель он подходил — сестра бывала наивна и идеалистична до звона в ушах. Хорошая была бы пара.

Да уж.

Не бывать тому. Если Мишель всерьез свяжется с Шепардом, с Сайласа станется назначить его наследником. А что: герой войны, любимец народа, симпатичный, предан королю, управляем и к тому же абсолютный гетеросексуал.

Ничего, сейчас Джек протащит Шепарда по всем любимым заведениям и там наверняка найдется умелая телочка, которая прихватит этого идеального мальчика за хуй. Эти телочки и Джека-то ухитрялись вдохновить на подвиги, что говорить о парне с фермы? Артур сделает фотографии, и к утру они будут на всех сайтах светских сплетен, а уж на Розу можно положиться: Мишель получит эту новость еще до завтрака.

Если бы только Роза не вела собственную игру! Если бы можно было сделать ее союзницей! Не получится.

Ни Сайлас, ни Роза не воспринимали своих взрослых детей всерьез. Странный выверт сознания. Как будто за последние двадцать лет Джек и Мишель нисколько не выросли и не повзрослели. Это бесило до истерики. С Сайласом еще можно было попробовать договориться, а вот Роза — это полная безнадега. Иногда Джеку казалось, что мать живет в каком-то насквозь выдуманном мире роскоши, этикета, где самым важным является рассадка за столом, а самым страшным — выбор неподходящего галстука. Впрочем, сколь бы выдуманным ни был мир королевы, за нарушение его неписаных законов она карала жестоко.

Джек улыбался, хлопал Шепарда и его парней по плечам, о чем-то болтал. Артур призраком высился за плечом. Это хорошо. Артур — это сила, а сила Джеку понадобится. Потому что таскать компанию по клубам, пить, улыбаться, лапать девок — это работа, и работа тяжелая. И если бы не Мишель и не необходимость светиться перед прессой, Джек бы на нее забил. Потому что Сайлас знает и можно не притворяться.

Хотя все равно придется «обуздывать страсти», как он говорил, если Джек надеется когда-нибудь надеть корону.

— А это Артур, он обо всем позаботится! — радостно оскалился Джек.

Артур, как обычно, стоял у стены с совершенно невозмутимым видом. Джеку внезапно захотелось проверить, сколько на нем стволов и ножей. Два в подмышечных кобурах — это точно. Наверняка еще один на лодыжке. Ножи у запястий, нож на второй ноге, а где еще? Артур обожал ножи. Сидел рядом с Джеком на полу и точил их. Чистил пистолеты. У Джека так и тянулась рука растрепать его волосы.

Придется привести Шепарда и его девку в свои апартаменты. И еще какую-нибудь девку для себя. Артур будет недоволен. Он всегда недоволен, когда нарушается безопасность периметра.

Но Артур молчит, и называет Джека командиром, и в его глазах все больше человеческого. Все-таки интересно, восстановится ли его мозг? Начнет ли Артур вспоминать? Вспомнит ли свое настоящее имя?

Джек иногда думал, что дорого бы дал за его улыбку. Настоящую улыбку.

Артур лишь поджал губы, чуть склонив голову, сканируя взглядом национального героя и его дружков.

Он имел доступ к информации, умел её добывать и пользоваться плодами своих поисков. Шепарда Артур просветил вдоль и поперёк, пытаясь нащупать второе дно, червоточину, гнильцу, присущую большинству обласканных властью, приближенных к самому огню мотыльков. Впервые ничего толкового не было. Победитель танков оказался не просто героем от души и сердца, Давид Шепард, как выяснилось, был не обременённым разумом идиотом, готовым последнюю рубашку на груди порвать ради Сайласа. А значит, надавить на него или запугать не получится. Как вариант – прикопать в розарии королевы, но Джек не одобрит, и вряд ли цветам пойдёт на пользу такое соседство.

Наблюдая из-за плеча принца за миром роскоши и разврата, Артур следует неслышной тенью. Сколько бы его ни раздражала, ни злила до глухой слепящей ярости привычка его принца прятаться за всей этой сверкающей шелухой, нырять с головой и без оглядки, он мог только сверкать глазами и как бы невзначай оттирать слишком ретивых поклонников, жаждущих внимания сиятельного кумира. И если обычно Джек расточал улыбки и сыпал комплиментами совершенно искренне, наслаждаясь заслуженным вниманием, отпуская самого себя, то сегодня напряжённая спина, слишком яркие глаза и привычка кривить губы, стараясь скрыть истинные чувства, говорили Артуру слишком о многом.

Чужие руки на плечах его принца, чужие губы, слишком лично, чересчур близко, и он не может оттолкнуть, не может подойти, встать за плечом, окатить очередную подстилку особым взглядом Зимнего, от которого ссались и более стойкие, чем девочки под наркотой, утащить Джека в апартаменты, сунуть в душ, а самому застыть за дверью, стараясь отдышаться, взять себя в руки, выгнать из головы это острое недовольство, жадное желание владеть, подчинить себе, недостойное, неправильное. Но ему нужно следить за другими руками, губами, за обескураженным вниманием и свалившейся вдруг популярностью человеком, ходить следом за Шепардом, стараясь поймать удачный кадр.

Чем меньше клуб, чем теснее трётся друг о друга народ, тем сильнее злится Артур, зная, чем кончится вечер – закрытой дверью в спальню его принца и радостно расфокусированным взглядом очередного “трофея”, которому не светит и грамма сиятельного внимания наутро, лишь хмурый взгляд его «близнеца», сжатые в тонкую линию губы, вызванное такси и пожелание доброго пути, после которого хочется самолично закопаться под кустом гортензий.

Если бы мог, Артур бы присвоил себе Джека, заклеймил. Но разве он имеет на это право? Инструкции, правила, допуски, возможные риски, привычка всё контролировать -- отрицались личностью из прошлого, все-таки не стёртого обнулениями. Видимо, не только Зимний Солдат отличался феноменальной живучестью. И эта личность ненавидела всех, кто подходил непозволительно близко к его принцу.

Артур пытался усмирить себя. Джонатан Бенджамин - куратор. Очередной куратор. Он хороший командир, но он не первый и не последний. С ним удобно работать, но он уйдет, как ушли все. Будет новый. Крио, и новые лица, новые миссии, новые приказы.

Нет! Его принц - не очередной. Он единственный. А криокамера уничтожена, и кресло для обнуления уничтожено, и никто не колет Активу препараты, от которых забывается все, кроме миссии. Актив - Артур! - помнит! Он будет помнить Джека, потому что Джек не хочет, чтобы Артур забывал. Потому что Джек хочет, чтобы у него было имя. Потому что Джек приходит, и прижимается лбом к плечу, и говорит, как с человеком, а это значит, что Актив - человек. Больше, чем оружие. А Джек, его принц, его командир - куда больше, чем очередной куратор.

Его не хочется уничтожить. Ни разу не захотелось.

Артур шипел, пробираясь сквозь толпу, глухо ругался по-русски, путаясь в лёгких практически прозрачных занавесях, отгораживающих вип-зону от остального танцпола, костерил сам себя, так увлёкшегося слежкой за целью, что упустил из виду Джека и того, слишком неправильного, следящего за его принцем жадным собственническим взглядом, будто имел на это право. А теперь подошёдшего слишком близко, непозволительно.

Джозеф сейчас был не к месту. Совершенно не к месту. Джек так соскучился по нему, так хотел забить за все, затащить Джозефа в вип-комнату и обнять. Трахнуть как следует, до звезд перед глазами.

Нельзя. Ничего, блядь, нельзя. А Джозеф не понимает. Не хочет понимать.

Господи, Джек же тоже не железный!

Когда Джозеф выкрикнул, что любит его, кажется, на весь клуб, перекрывая голосом музыку, Джек испугался до дрожи в коленях, до холодного пота. И моментально взбесился. Джек глянул на Артура, и тот сразу понял. Схватил Джозефа за лацканы пиджака, скрутил и поволок прочь.

Джек отвернулся. Ему хотелось ударить кого-нибудь. Джозефа, Артура, который вышвырнул Джозефа, отражение в зеркале.

Через несколько минут Джек с таким удовольствием ввязался в случайную клубную драку, какого и сам от себя не ожидал. Он бил не пьяного мудака, доебавшегося до принца - он лупил свою гребаную жизнь, свою проклятую судьбу, и с радостью сам принимал удары. Легче, когда болят синяки. Не так ноет сердце.

Артур дёрнул Джозефа на себя, приподнял за лацканы, заглядывая в глаза. В ведущем к задней двери клуба коридоре было не так шумно, и ничто не мешало ему попытаться рассмотреть в этом человеке то, чего он не смог понять из тщательно проанализированного досье Джозефа Лейсила. Чем он отличался от других прилипал, что вились толпами вокруг его принца, почему именно этот ничем не примечательный индивидуум был лучше остальных? Почему, в конце концов, на него у Джека было отдельное досье?

Джеку было страшно, было больно настолько, что у него не получилось это скрыть, не дать эмоциям прорваться. Отчаянная тоска ошеломила Артура, заставив на миг отшатнуться, всем своим существом ловя новые непонятные чувства, жарким огнём разгорающиеся в груди. Он чуть было не упустил момент, когда оттаскивать Джозефа стало бы бесполезно. Джек придушил бы его собственными руками.

«Но я люблю тебя!» -- громкие слова всё ещё звучали в голове Артура.

Рядом с Джозефом его принц менялся, становился непредсказуемым, резким, незнакомым, и это не устраивало Артура.

Тонкое лезвие ножа скользнуло в ладонь, прижалось к нервно дёрнувшемуся кадыку.

-- Ещё раз я увижу тебя рядом с Джеком, прирежу, -- холодно сообщил Артур, глядя в глаза заледеневшего от ужаса Джозефа. -- Я предупредил.

И развернув неудачливого ухажера, с силой пнул под зад.

Снова стоя в тени у стены, Артур наблюдал, как его принц стесывает кулаки, как сам нарывается на удары, подставляясь. Он мог бы это остановить, мог бы закинуть Джека на плечо, унести в машину, скрутить или дать выместить ярость на себе, стать ещё ближе хотя бы таким способом. Но Артур лишь смотрел, жадно ловя каждое движение, кривую усмешку, взгляд, способный уничтожить, понимая необходимость для его принца хоть так отпускать себя, как бы страшно ни было самому Артуру. И страх за кого-то новым неприятным чувством с каждым чужим ударом всё сильнее вгрызался в сердце, которое, по техническому регламенту модификанта его типа, было просто насосом, качающим кровь.


- Вы все-таки хотите отправить снимки в прессу? - спросил Артур.

Джек покосился на него. Так ведь наверняка и простоял на балконе всю ночь, спиной к кровати.

- Да, - ответил он. - Отправляй.

Хотелось курить, но Джек не курил. Голова была тяжелая и тянуло выпить еще. Утренний холодок пробирал до костей. Джек поежился. Надо лечь. Но ложиться в постель, где он три часа кувыркался с девицей, имени которой не запомнил, было противно, а прислуга перестелет кровать только к полудню.

На голые плечи Джека опустился тяжелый, нагретый телом Артура черный пиджак.

-- Пустишь сегодня к себе? - спросил Джек. - Не хочу ложиться здесь. Окна на восток, не усну.

За все то время, что Артур сопровождал Джека, в постель он не ложился ни разу. Кажется, вообще не спал. Ненадолго задремывал в кресле или вообще стоя. Джек считал, что это ненормально.

Артур покосился на разворошенную постель, повёл носом, чутко улавливая приторный аромат духов. Он бы и сам не оставил своего принца здесь, попытался бы найти нужные слова, уговорить, лишь бы этот запах не въелся, не пометил Джека, а остался за закрытой дверью, на выпачканном белье, наутро отправящимся в стирку. Жалко, память нельзя было точно так же вычистить, чтобы не помнить насквозь фальшивые стоны, тихий просящий скулёж и тяжёлое дыхание за спиной.

Он должен был привыкнуть, должен смириться с другими, но не получалось и вряд ли когда-нибудь удастся. Артур молча смотрел на затылок своего принца, желая сделать шаг ближе, уткнуться носом в тёмные коротко стриженные волосы, втянуть запах. Но у него не было на это права.

Артур развернул Джека к себе лицом, внимательно осматривая, отмечая скорбно опущенные уголки припухших зацелованных губ, мутный взгляд всегда ясных глаз, ссадину на правой скуле. С трудом отвернулся, провёл ладонью по внутреннему карману пиджака, выуживая оттуда короткий нож.

-- Это вам ни к чему. Для такого у вас есть я, мой принц, -- Артур склонил голову к плечу. -- Рассвет, вам надо хоть немного поспать. У меня солнце вам не будет мешать.

В этой комнате Артур почти не бывал, не пользовался ни кроватью, ни креслом, стоящим в углу, предпочитая проводить ночи там же, где и в первые разы, стоя на страже сна принца, лишь ненадолго отключая уставшее сознание, давая ему отдых и время на анализ прошедшего дня. Но прислуга всё равно упорно меняла бельё, натирала кран в ванной, куда Артур входил только однажды, по привычке пользуясь ванной комнатой принца.

Сдёрнув лёгкое покрывало вместе с одеялом, он застыл, ожидая, пока Джек уляжется, чтобы можно было позволить себе небывалую вольность -- коснуться невзначай, укрывая.

Джек скинул брюки и растянулся на кровати.

- Ты не покалечил Джозефа, Артур? - спросил он. - Все-таки мой любовник. Хотя, пожалуй, уже бывший. - Оглядел Артура и велел: - Раздевайся и ложись рядом. После таких ночей я всегда мерзну, а ты теплый. И тебе тоже надо выспаться. Не бойся, приставать не буду. Вытрахала меня эта девка. Как дрова рубил.

Артур до хруста сжал живую ладонь, выпуская из рук покрывало.

-- Приказа калечить не поступало, мой принц, -- хрипло отчитался Артур впервые замешкавшись.

Руки не слушались, мелкая моторика отказывала, привычные установки сбоили, внося сумятицу в и без того растревоженный сегодняшними событиями разум. Раздевшись до белья, Артур вытянулся рядом, укрывая их обоих лёгким одеялом, слепо уставился в потолок, досчитал до десяти и осторожно, вкрадчиво накрыл ладонь принца своей.

Джек повернулся к нему, придвинулся ближе. Сонно сообщил:

-- Пахнешь правильно.

Устроился удобнее, взял Артура за живую руку, переплетая пальцы, и велел:

-- Спи.

Сон накрыл Джека почти сразу. Артур был с ним - можно ничего не бояться.