* о творчестве

[kroshkavinni]

Нервные окончания

глава 7

Надоедливый кашель оказался пневмонией. Джек категорически отказался от госпитализации — болезнь и так была ужасно невовремя. С причинами, по которым король после суточного отсутствия слег, пусть разбирается пресс-служба дворца: врать за деньги — их прямая обязанность. Но вот то, что Джек не мог толком взаимодействовать с Баки, удручало неимоверно. Джек только лежал и кашлял, и получал по четыре укола антибиотика ежедневно. Да еще болела слишком медленно заживающая нога.
Дворец будто вымер. Артур гневался. И прислуга летала, едва касаясь пола, стараясь не попадаться Стуруа на глаза. Он гнал всех, кого только видел, кроме практически поселившегося в спальне короля врача и Клары, которую он почти не помнил, но отчего-то доверял. Может, всё дело в том, что она полностью поддержала его репрессии. А ещё он умудрился чуть ли не подраться с Броком Рамлоу, который, несмотря на совершенно бандитскую физиономию, был не только допущен ко двору, но и имел привычку входить везде без стука.
Но больше всего доставалось Джеку. Артур нависал над своим королём то с тарелкой, то с кружкой, не прося, а требуя, чтобы тот соблюдал режим и нормально питался.
— Ешьте, Ваше Величество, — нахмурился он. — Вам надо поспать. С государственными делами пока и Шепард справляется.
— Баки, да ты издеваешься! — стонал Джек. — Шепард и государственные дела! Этот теленок мне наразбирается! И я не хочу есть, это нормально, когда при пневмонии нет аппетита. Выздоровею и поем. Лучше иди сюда и посиди рядом со мной. Мне не нравится, что ты все время сбегаешь.
Джеку хотелось обнять Баки, закутаться в его запах, укрыться в нем. Иррационально казалось, что от этого станет лучше.
Артур свёл брови к переносице, сел рядом и взялся за ложку.
— Иначе уйду присматривать за победителем танков, мой король, — предупредил Артур.
Джек с досадой сел попрямее и взял у него бульонницу. Еще не хватало, чтобы его кормили с ложечки! Он быстро выпил крепкий бульон прямо через край — пофиг на королевское воспитание! — и отдал Баки посудину. Посидел, прислушиваясь к себе — не стошнит ли? — и снова лег. Больше всего Джеку докучали не кашель и не боль в бедре, а мерзкая противная слабость.
— Баки, — спросил он, — а ты помнишь, как мы в первый раз поцеловались?
Убрав посуду на низкий столик, Артур замер. Он не помнил такого. Для него было странно касаться Джека вне регламента телохранителя, но тело будто бы помнило о чём-то другом, насколько всё это казалось правильным.
— Нет, мой король, — ответил Артур, снимая пиджак.
С каждым разом сопротивления в нём оставалось всё меньше и меньше. Он сдавался рукам Джека, верил словам, собственным чувствам, хоть и память продолжала зиять тёмными дырами.
Скинув ботинки, Артур сел рядом со своим королём, зажмурился, собирая решимость в кулак, чтобы его действия не выглядели слишком дёрганными, голодными. Перетащил Джека к себе на грудь, укладывая удобно, зная, что это один из немногих шансов заставить упрямого монарха поспать.
— Вот смотри, — Джек вытащил из-за ворота кольцо на цепочке. — Это ты мне подарил на нашу с Лу-Лу свадьбу. У тебя второе такое.
Он поерзал, устраиваясь удобнее, чувствуя лопатками, как стучит сердце Баки. Взял его руку, положил себе на грудь чуть пониже ключиц. Объяснил:
— Когда ты так держишь, меньше болит.
Артур зажмурился и ткнулся губами в темя Джека. Он видел своё кольцо, видел второе такое же у своего короля, но не задавал вопросов, потому что не все ответы могут принести спокойствие.
Перед внутренним взором промелькнул момент, когда он впервые сам коснулся своего тогда ещё принца. Когда проснулся рядом с ним в первый раз, не совсем осознавая, что произошло, плыл в тёплой расслабляющей неге, ощущая на плече тяжесть головы Джека, как обернулся и притянул его ближе, точно так же зарываясь носом в волосы.
В груди ёкнуло сердце, пропуская удар. Всё же это всё очень странно.
— Если бы мог, я бы забрал боль себе.
— Я знаю, — грустно улыбнулся Джек. — Ничего, все пройдет со временем. — Он ненадолго замолчал. — Я тогда был пьян и в печали, у меня ничего не вышло, меня оскорбила Катарина Гент — ты убил ее потом — и ты меня утешал. А потом мы поцеловались. Я боялся, что ты оттолкнешь меня. Думал прикинуться пьянее, чем я есть. А ты ответил, и оказалось, что ты восхитительно целуешься. Мы целовались, а потом ты сказал: «Я Джеймс Бьюкенен Барнс». И мы полезли в интернет искать информацию, потому что я уже видел это имя. Давно. В школе я делал доклад по истории про Ревущих Коммандос, и там было и про тебя. Лучший снайпер Второй мировой войны, лучший друг Капитана Америка.
Джек раскашлялся, вытер губы. Ему было немного страшно, что они откатились в самое начало отношений, что им придется все выстраивать заново, что Баки так никогда и не вспомнит эти три года. Не вспомнит, как полюбил Джека. Не вспомнит, как Джек любит его.
— Первой вещью, которую ты сделал, когда я сказал тебе, что ты свободен и можешь идти куда хочешь, была покупка чашки со щитом Капитана Америка. Джеймс разбил ее два месяца назад. Люсинда купила тебе новую, точно такую же. Ты ее уже нашел?
Артур взял ладонь Джека в свои, проследил пальцем живой руки линию жизни. Он мог поклясться, что уже делал так и, если закроет глаза, сможет повторить пальцем путь, ни разу не сбившись с линии.
— Сколько я пропустил?
— Три года, Баки. То, как мы стали любовниками, то, как ты спасал меня и Люсинду. Шепарда. Смерть короля Сайласа и мою коронацию. То, как ты в одиночку уничтожил Геф. Рождение Джеймса. Возвращение Стива и вашу встречу с ним. Его приезд сюда. Его свадьбу с Броком — он был в белом, представляешь? Ты попал в плен, тебе стерли память, но имя, которое я дал тебе в самом начале, ты все-таки помнишь.
— Я помнил толь¬ко имя и ваше… твоё лицо. Помнил свою принадлежность принцу и не мог понять, как оказался там, в кресле, — Артур потёр начавший наконец пропадать шрам от электрода на виске. — И Роджерс — не знаю, кто он, кем он был для меня раньше — твердил про Баки Барнса, про тебя, про вас с Барнсом. — Артур провёл ладонью по груди Джека, подцепил пальцем цепочку с кольцом. — Таких, как я, много могло быть, мой король, — клонов-модификантов. Лучше и полезнее потерявшего направляющие без обнулений Зимнего Солдата. Я решил, что меня вернули как дефектный образец, заменив кем-то более совершенным, Баки Барнсом.
Артур невесело усмехнулся, вспоминая раздрай в душе. Уже тогда ему казалось странным, что он слишком много чувствует и привык уже поступать как-то по-другому, не так, как прописано в регламенте Актива. Но проще было не думать.
— Все было совсем не так, любовь моя, — вздохнул Джек. — Вы с Роджерсом отправились исследовать заброшенную базу Гидры, а она оказалась действующей. Вас схватили, и тебя обнулили, и ты все забыл. Но ты мой — это ты помнишь. А я — твой. Это самое главное.
— От этого Роджерса больше проблем, чем пользы, — проворчал Артур, коснувшись ладонью лба своего короля.
Стивен Грант Роджерс ходил за Артуром, как приклеенный, с грустью заглядывал в глаза, выискивая там что-то, и не переставая извинялся, правда, так ни разу толком и не сказав, за что. И Артур бы плюнул, если бы этот супер-человек не умудрялся появляться за спиной совершенно бесшумно как раз в те моменты, когда больше всего хотелось покоя, чтобы уложить в голове новые сведения, понять, вспомнил ли он или придумал сам для себя, стараясь оправдать то, что говорил Джек. И Артур откуда-то знал, что Стив всегда был таким: слишком честный, прилипчивым правдолюбом, старающимся исправить все на свете, даже если и не был виноват в бедах всего человечества. Самое забавное было в том, что спасение приходило откуда не ждали. Именно Брок Рамлоу каждый раз утягивал сопротивляющегося Стивена прочь в какую-нибудь пустую комнату, чтобы там подробно объяснить, почему стоит оставить старого друга в покое. И нет, Артур не подглядывал. Слух и живое воображение сами подкидывали все пикантные детали их отношений.
Артур отдернул руку, поднялся, перекладывая Джека на подушки. Его король горел.
— Возьми у Марии чистую пижаму, — вяло попросил Джек. — Эта вся мокрая. Ненавижу болеть. Почему я заболел?
Еще больше Джек ненавидел ныть и капризничать, но именно сейчас это было то, чего ему хотелось — капризничать и ныть.
Раздевать Джека тоже было чем-то правильно привычным. Касаться горячей кожи. Артур на мгновение завис, расстегнув мелкие пуговицы и оголив грудь своего короля, коснулся ладонью шеи, ключиц, обвёл грудные мышцы, спускаясь к прессу и тут же отдёрнул руку.
Всё же это неправильно — потворствовать желаниям предающего тела и не помнить, как всё это стало его. От запаха Джека мутилось сознание. Артур знал, что если прикусить бьющуюся на шее венку, то запах станет острее, ярче, а голос его короля сорвётся на хрип. Если сжать и чуть потереть горошины сосков, он выгнется дугой.
Артура качнуло в сторону, он почти коснулся губами влажной кожи, но успел остановиться, одуматься. Его вело рядом с Джеком, размазывало так, что не хотелось сопротивляться, снова отдаваясь эмоциям.
Снова… Это уже было. Выматывающий жар другого тела, сухие потрескавшиеся губы и дрожь, неправильная, наполненная болью, а не желанием. Артур аккуратно стянул пижамную рубашку и увидел старый побледневший шрам на левом плече.
Вспышка боли, отчаянного ужаса прошила его насквозь, заставив закусить нижнюю губу до крови, чтобы не застонать.
Он, в чёрном, заляпанном грязью тактическом костюме, на коленях перед больничной койкой, почти по-звериному воет, трётся головой о бедро самого важного человека на свете.
Мчится через всю страну, чтобы быть рядом со своим королём, уткнуться носом в шею и поспать впервые за почти две недели, и находит его почти таким же болезненно бледным и невероятно горячим.
— Потому что мой король совершенно не бережёт ни себя, ни нервы своего верного… Баки.
Джек горестно вздохнул, влезая в новую, пахнущую свежестью пижаму. Обнял Баки, притянул к себе, поцеловал в шею.
— Если бы я туда не пришел, — объяснил Джек, вдыхая запах темно-каштановых волос, — ты бы так и скрылся. И потерялся. И я бы никогда тебя не нашел. А так ты со мной, и это стоило чего угодно.
Джек не стал говорить, что отдал распоряжения на случай, если он не вернется. Назначил регентом Люсинду, назначил Шепарда советником королевы. Маленькому Джеймсу пришлось бы стать королем слишком рано, если бы Джек не вернулся. Это разрывало Джека пополам — долг перед страной и сыном и долг перед Баки. Но Баки — часть его семьи. Без него Джеймсу, наверное, будет даже хуже, чем без отца — Джеймс явно любил Баки больше, чем Джека. Джек не ревновал. Он не был уверен, что из него получается стоящий отец. У него не было хороших примеров.
— Я причинил тебе боль, — Артур… Баки коснулся перевязанного бедра. — Чуть не убил. Хотел, прости, но правда хотел. Не смог. Ты был единственным человеком за всё существование Зимнего Солдата, кого я хотел бы помнить и сохранить в себе даже тогда. А сейчас… хочу забрать себе полностью. Но не могу, — он вскинул на Джека отчаянный больной взгляд, неловко поднялся. — Отдыхай, мой король, тебе надо поспать.
Артур укрыл Джека и вышел. Стоило очень многое обдумать. Переварить новые воспоминания, ощущение этого места как своего дома. Именно своего и своей семьи. Жаль, что картинок в голове всё равно было чудовищно мало.
Джеймс сосредоточенно топал по коридору, зажав в кулаке печенье. Увидев Баки, он просиял и кинулся к нему, громко топоча по устилающему пол ковру.
— Дядя Баки! — завопил он. — Баки-Баки!
Джеймс тянул к Баки ручонки, уверенный, что дядя Баки сейчас подхватит его и посадит на плечо, и покружит.
Артур обернулся на закрывшуюся за спиной дверь спальни, потом глянул на маленького, совершенно беззащитного человечка, тянущего к нему пухленькие ручки, так похожего на его короля. Ноги отказали. Артур осел на пол и протянул руки к радостно засмеявшемуся малышу.
Стоило прижать к себе крошечное тельце, вдохнуть тот самый запах молока, солнца и… Джека, чтобы плотину с оглушающим треском прорвало.
Баки, да, действительно именно Баки Барнс и никто другой, смеялся в голос, целовал весело отпихивающего его лицо Джейми и не замечал, как по щекам катятся слёзы. Он чуть не лишился смысла своего существования, тех, ради кого согласен был проходить раз за разом весь тот ад, который позволил Уильяму Кроссу купить Зимнего Солдата в подарок племяннику.
Джек с облегчением закрыл глаза. Джеймс поймал дядюшку Баки, и сейчас они оба смеялись. Джек выбрался из-под одеяла, взял трость и, тяжело опираясь на нее, вышел к ним.
— Папа! — радостно приветствовал его Джеймс. — Папа спать? — спросил он, заметив пижаму.
— Папа болеет, — ответил Джек.
— Папе больно? — огорчился Джеймс и протянул Джеку обмусоленное печенье. — На!
Джек растроганно взял липкую печенюшку. Непосредственность сына всегда его умиляла. Неужели и он когда-то был таким?
Баки потянулся к Джеку, вжался лицом в его живот, выпустив из объятий Джейми, которого тут же подхватила няня.
— Почему мой король не спит? — хрипло спросил он, не отпуская, вжимаясь сильнее, дрожа всем телом, боясь, что снова упадёт занавес, и он забудет эти слепящее удовольствие и потребность любить Джека, жить им.
Баки Барнсу не нужен был весь мир, если в нём не было Джонатана Бенджамина.
— Потому что сколько можно спать? — Джек украдкой от Джеймса сунул печенье няне и вытер руку о пижаму. — Идем, — он толкнул дверь в спальню. В коридоре было холодновато, и Джека знобило.
Баки уже привычно подхватил Джека на руки, совершенно никого не смущаясь. Он знал, что во дворце работают только проверенные люди, которые никогда не вынесут услышанное за стены.
— Сколько нужно, столько и будешь, мой король, — непреклонно заявил Баки, вновь возвращая Джека в постель. Разделся сам и нырнул под одеяло, укладывая своего короля рядом.
Они через столько прошли, и судьба всё равно продолжала проверять их на прочность. Но Баки был уверен, что они смогут, выберутся откуда угодно, только ради того, чтобы касаться друг друга, жить вместе, дышать одним воздухом.
— Сердце моё, — прошептал Баки, касаясь своими губами губ Джека, скорее обозначая поцелуй, обещая, чем целуя на самом деле. — Мой король.
Джек ответил на нежный поцелуй, надеясь, что он не закашляется в очередной раз. А потом устало опустил голову Баки на плечо. У них никогда ничего не бывает просто. У них было целых два года беспечальной жизни. Джек собирался сделать все для того, чтобы два года превратились в двадцать.
— Твой, — согласился Джек, закрывая глаза и обнимая Баки, как плюшевого мишку. — Всегда.

совместно с  PaleFire
Иллюстрации  Мели-Су