* о творчестве

[kroshkavinni]

Прикладная психология


Пэйринг и персонажи: Брок Рамлоу/Баки Барнс
Рейтинг: NC-17
Жанры: Флафф, Hurt/comfort, AU
Предупреждения: OOC, Нецензурная лексика, Кинк, Секс с использованием посторонних предметов
Размер: Мини, 14 страниц, 1 часть

Описание:
Брок хочет тишины, напиться, секса, Зимнего и секса с Зимним.
Иногда наши желания сбываются самым причудливым образом.


Брок не любил праздники, не терпел яркой рождественской мишуры и беготни за подарками, псевдоправдивых неискренних пожеланий, безликих одинаковых корпоративных подарков. Все это навевало тоску, жгучую, непримиримую, выжигающую что-то изнутри. Но Брок любил своих ребят, любил правильной отеческой любовью без примеси похоти — для этого у него были многие другие. Бойцы воспринимались слишком близко, по родственному, как бы он ни хотел этого избежать. И Брок предпочитал праздничные дни проводить именно в их обществе, а не шататься по барам в поисках приключений на одну ночь. Именно ради них покупал невысокую разлапистую ель, украшал нехитрыми игрушками, закупался подарками, каждому выбирая что-то своё, и делал заказ еды в ближайшей нормальной харчевне, чтоб, уж если кормить, то сытно и вкусно, а не непонятными крохотными канапе и прочей дребеденью, что подавалась в праздники на базе.

Рождественские торжества в Гидре проходили, как и в любой достаточно большой корпорации, с особой помпой. Броку иногда казалось, что Пирс упрямо соревновался со ЩИТом даже в такой малости, как рождественская ель в холле главной базы, стараясь превзойти своего одноглазого заклятого друга хоть в чём-то. Интересно, а Фьюри вообще знал, что каждый год ЩИТ систематически проигрывал рождественскую праздничную гонку украшений?

Брок терпеть не мог корпоративы что ЩИТа, что Гидры. Но если на первые его никто не звал, мордой и званием не вышел, то на вторых он обязан был быть и подавать собой хороший пример новичкам, только вступившим на путь истинного порядка.

А вот уже после, когда, отгремев салютом, база затихала, и можно было собрать своих бойцов и свалить, начиналось настоящее веселье.

Брок всегда, каждое Рождество притаскивал своей отряд к себе в дом, чтоб, если уж и отмечать, то с нормальной жратвой и в «узком семейном кругу».

Грохотала музыка. Лаки на спор с завязанными глазами метал ножи в мишень для дартса, безбожно промахивался и хохотал в голос над комментариями уже успевшего налакаться пивом Тая. Таузиг, попытавшийся отмазаться свиданием, сидел довольный в глубоком кресле, затянув к себе на колени то ли Мари, то ли Клару — очередную любовь всей его жизни, и что-то нашептывал на ушко томно вздыхающей одноразовой красавице.

Брок покачал головой.

Он прекрасно знал таких. Сам чуть в молодости не женился на Терезе Финиас, красивой, очаровательно глупой малышке с точеной талией, длинными ногами и пушистыми ресницами.

Брок потёр занывший ножевой шрам в правом подреберье.

Тереза не выдержала вида крови, постоянного запаха пота и гари от возлюбленного и сбежала к какому-то финансисту, к тридцати годам превратившись из прелестной легконогой феи в вечно усталую мать-одиночку с двумя детьми и невыплаченной ипотекой. Такие красивые дурочки любили военных, восхощались их силой, стойкостью и самоотверженностью, но подчас совершенно не представляли, что такое жизнь в казарме, частые переезды из-за приказов сверху, постоянное ожидание похоронки, ранения и тоскливый взгляд того, кто хоть в увольнительной должен быть полностью твоим, а не мечтать собрать вещи и вернуться обратно под винтовку. Но Джон, похоже, был счастлив тем, что имел сейчас. И кто такой Брок, чтобы портить им заслуженный вечер?

— Та-ак! — крикнула Мэй, постучав вилкой по бутылке с пивом. — Все к столу. Не зря же я корячилась, расставляя всё красиво. Ходу-ходу.

Бойцы загомонили, затопали по паркету, собираясь у большого стола. Кто-то присвистнул, благодаря “прелестную хозяйку”, что в этот раз хоть не пластиковые вилки, кто-то стаскивал стулья, чтобы все могли рассесться. Брок наблюдал за всем этим, сложив руки на груди. Вот она — семья. Именно такая, какой он представлял себе её с детства, без крикливой ребятни, вечно хмурой и недовольной супруги. Где все свои, ну, почти все, он оглянулся на зазнобу Джона, — и не надо притворяться воспитанным и правильным — поймут и оценят правильно.

— Командир, а этот тоже с нами? — спросила Мэй, глядя на замершего в углу комнаты Зимнего, который за весь вечер не двинулся ни разу, лишь внимательно следил за всем происходящим вокруг. — Я, если что, приборы поставила и ему.

— Оставь парня, у него сегодня был трудный день, малышка. Сама знаешь, через час отойдёт, сожрет весь торт и снова мне лужайку загадит битым стеклом, — отмахнулся Брок, усаживаясь во главе стола. — Да возблагодарим же ресторан «Толстый мельник» за вкусную жра… пардон, мадам… — хохотнул он под негодующим взглядом пассии Джона. — Вкусную еду и своевременную доставку. Налетай, волчьи морды!

Все бойцы, как один, грохнули кулаками об стол и громко завыли. Брок скосил взгляд на то ли Мари, то ли Клару — мда, похоже не светило сегодня Таузигу перевести отношения в более интимную горизонтальную плоскость.

Брок пил, травил бородатые байки, громогласно смеялся, то и дело поглядывая на сгусток тьмы в углу гостиной, куда Мэй, не выдержав, всё же отнесла тарелку с приличного размера куском мяса и двойной порцией картошки. На насмешливый взгляд Брока она лишь гордо вскинула подбородок и села на место, отобрав у Кэмерона только открытую бутылку портера.

Зимнего Солдата таскали на каждое мало-мальски важное мероприятие, выставляли напоказ, как самое лучшее эффективное оружие Гидры. С ним фотографировались, трогали, рассматривали, словно под микроскопом.

Брок скривился, вспоминая отчаянную обреченность в глазах того, кто мог положить всех тех высокопоставленных идиотов минут за пять, особо не напрягаясь и не используя левую руку, но вынужден был терпеть, не имея возможности ослушаться приказа. Когда весь этот цирк с показательным облизыванием легендарного Зимнего Солдата заканчивался, Брок забирал мальчишку домой, отмывал, будто сальные взгляды и потные ручонки могли запачкать его любимую винтовку, отогревал и укладывал спать у себя на диване, укрыв пушистым пледом, а не возвращал на базу в холодную полупустую камеру бункера, где из всех удобств — жесткая голая койка да унитаз с раковиной в самом углу. За годы такого вот странного соседства Зимний в доме Брока оброс своими вещами, к которым никто не смел прикасаться под страхом переломанных Агентом пальцев.

— Зачем ты с ним возишься, командир? Отстрелялся — и сдай его вместе со всей амуницией, — спросил Роллинз, завалившись домой к командиру и в первый раз обнаружив на кухне молча пьющего тёплое молоко Зимнего.

— Много ты знаешь, Джек, — горько усмехнулся тогда Брок, сам особо не понимая, зачем ему это всё надо. Ведь узнай Пирс о его особом отношении к Активу, самого отправят на списание и минеральные удобрения для подшефных ферм. — Мальчишку всего и так перебрали по косточкам, мозги промыли. Это мы с тобой зарплату отрабатываем, а он имущество без права голоса с ебаным регламентом вместо жизни. Что не так — удар шокером под рёбра. Заебись мотивация? Сколько он с нами прошёл? Сколько лично твою задницу из дерьма вытаскивал? Молчишь? Ну молчи-молчи. А я ебал всё это, Джек! И Пирса с его идеологией, и Гидру, где вот так могут с живым человеком. Помяни моё слово — контракт закончится, и об отряде СТРАЙК никто большие ничего не услышит. Спишут нас, и дело с концом.

Брок не жалел Зимнего, не было этой эмоции в его функционале. Все же он не знал, как мальчишка попал в Гидру и кем он был до всего этого. Возможно, всё было сугубо добровольно, но Брок никогда не верил в сказки и был слишком стар, чтобы начинать верить. Зимний был жертвой, тем самым топливом, которое подпитывало уродливую многоногую гадину, запустившую щупальца во все сферы бытия Америки.

Все они, все до единого, подписывая контракты и соглашения о неразглашении, считали Гидру частной секретной организацией и только потом поняли, во что и как сильно умудрились вляпаться. И раз обратной дороги не было, надо было устраиваться в комфортом там, где есть, а не жаловаться на судьбу и просить поблажек. Все бойцы Брока знали, что когда-нибудь умрут, что подобная работа не заканчивается заслуженной пенсией в кругу любящих и благодарных за безоблачное детство детей, внуков и правнуков. И поэтому все как один были благодарны командиру за возможность побыть обычными людьми хотя бы в его доме.

— Джонни, — томно протянула, как её там, Брок совершенно не запомнил имени девушки Таузига, хоть и повторил при знакомстве целых три раза. — Долго нам ещё здесь находиться? — Она брезгливо надула губки, поглядывая на отжимающуюся на полу на спор Мэй. — Ты меня ещё с родителями обещал познакомить, а уже так поздно. Успеем ли мы?

— Так я познакомил, — расплылся в совершенно идиотской улыбке Джон, под одобрительный смех товарищей прихватив девицу за задницу. — С командиром ты вроде знакома. Он у нас и за мамку с папкой, и за первую любовь!

Брок заржал, хлопнув ладонями по коленям. Видимо, ближайшую неделю Джон будет ходить с кислой миной и жаловаться на всех женщин разом, получит в морду от Мэй и в тысячный раз поклянётся не связываться с этим ведьминым племенем, чтобы через три дня снова хвастаться очередной любовью всей его жизни.

На плечо легла тяжёлая ладонь, чуть сжимая его. Брок поднял голову, встречаясь глазами с чуть потеплевшим взглядом его личного проклятия.

— Торт, — одними губами сказал Зимний.

— Торт, — повторил Брок поднимаясь.

То, что Зимний Солдат без ума от сладкого, Брок узнал в первый же день, когда приволок того к себе, усадил за стол, поставив перед Зимним большую чашку с горячим чаем и сахарницу, вышел отмыться от налипшего во время миссии дерьма. Когда вернул через пятнадцать минут, застыл на месте, наблюдая, как чёртова легенда, жмурясь от удовольствия, жрёт ложкой сахар прямо из сахарницы и чуть ли не урчит от этого.

— Охуеть, — только и смог выдавить из себя он, усаживаясь напротив и с интересом наблюдая за внезапным очеловечением Зимнего Солдата, который по всем документам шёл неодушевлённым предметом. — А ты занятный.

Брок поднялся, махнул рукой что-то рассказывающему Джеку.

— На кухне, Мэй специально для тебя… — и расхохотался, увидев непритворный ужас на обычно безэмоциональный лице Зимнего. — Нет, не приготовила, а купила. “Полёт”, вроде. Как ты вообще такое жрёшь? — Брок пальцем подцепил кремовый цветок и отправил его в рот под странно голодным взглядом подопечного. — Ладно-ладно, всё твоё, детка, наслаждайся.

И привычно сел напротив. Зимний есть в одиночестве отказывался категорически. Даже на базе Брок из командира подразделения превратился в няньку супероружия, начинавшего сбоить, стоило Броку скрыться из виду.

В гостиной громогласно хохотали бойцы, орала музыка, со звоном сталкивались бутылки, а Брок сидел за барной стойкой, подперев голову руками, и внимательно наблюдал, как Зимний Солдат уплетает сладкое лакомство, поглядывая на командира из-под пушистых ресниц. Брок потёр шею, закурил. Ему на несколько мгновений захотелось, чтобы в доме больше никого не было, только они двое, чтобы этот странный молчаливый мальчишка не оглядывался, прислушиваясь к чужим шагам, а привычно привалился к его боку на диване и уснул под какой-нибудь фильм, сюжета которого Брок совершенно не запомнит, потому как смотреть будет совсем не на экран, а на пухлые, приоткрытые во сне губы, очерчивать взглядом упрямую линию скул, молиться всем известным богам, чтобы Зимний не почувствовал, не услышал, как грохочет сердце у него в груди.

Брок никогда не был баловнем судьбы, но вот что он сделал ей такого, чтобы так выебнуться?

Он аккуратно выползал из-под спящего Зимнего, подкладывал ему под голову подушку, укрывал пледом и уходил к себе, чтобы по-быстрому отдрочить в ванной, глянуть в зеркало на свою хмурую физиономий и уйти спать, чтобы на утро предсказуемо проснуться придавленным горячим, словно печка, телом Зимнего, и снова лежать, думать о вечном, старательно не обращая внимания на бодрую утреннюю эрекцию.

— Командир, подарки!

Брок вздрогнул, выплывая из воспоминаний, тяжело поднялся, не глядя на облизывающего пальцы живой руки Зимнего. Сегодня и у него будут трудные вечер и ночь, но завтра он сдаст Зимнего техникам и сможет сходить в клуб, снять мальчика и…

Да кого он обманывает? Какой, к хуям, мальчик? Когда в каждом он видит лишь пухлые розовые блядские губы, серые колдовские глазищи на пол-лица, а ебать кого-то, представляя при этом Зимнего, Брок считал совсем уж жалким. Уж лучше так, спускать в кулак, прислушиваясь к тихому дыханию.

— Пойдём, детка, — оскалился Брок, перекатив сигарету из одного уголка губ в другой. — Ребятишки радовать нас сейчас будут, глядишь, уже и в кружок расселись, как в детском саду.

Выйдя в гостиную, Брок заржал, потому как все его “детки” в новогодних колпаках и правда сидели кто где, выжидательно поглядывая под ёлочку на гору подарков.

— А стихи рассказывать будут?

Брок чуть дымом не подавился, глянув через плечо на Зимнего.

С каждым днём, проведённым вне крио, с каждым пропущенными обнулением Зимний Солдат оживал, очеловечивался, обрастая совершенно неожиданными привычками и странным, иногда пугающим чувством юмора. Когда Брок попал с пулевым в больницу, как раз в канун Дня благодарения, Зимний обошёл всех бойцов СТРАЙКа и одарил именными ножами, прозрачно намекнув, что, если ещё раз проебут командира, то последнее, что они увидят — лезвие ножа со своим вытравленным на нём именем.

Зимнего по утрам было тяжело разбудить, и пока он не выпивал густой от сахара кофе, то шлялся по дому за Броком хмурой тенью, замирая за его спиной, устраивая тяжёлую голову на плече. Брок готов был сам себе поклясться, что, если бы это был кто угодно другой, не отмороженный зомбированный суперсолдат, то все вот эти пляски вокруг можно было с большой долей вероятности принять как выражение приязни. Но разве Зимний знал, что такое любовь?

Мэй достался набор разнообразных чаёв, собранных Таузигом специально для неё со всех уголков мира. Джону от Лаки “приличный шелковый галстук” с совершенно неприличным принтом. Зимнему от Джека тёплый свитер, клубничная смазка — Брок только глаза закатил — и откровенно женская шапка нежно-голубого цвета. И, судя по дрогнувшим уголкам губ, Зимнему подарок пришёлся по душе. И шапку он тут же натянул по самые глаза. Мэй под заливистый хохот остальных протянула командиру небольшую коробочку, неумело обёрнутую праздничной бумагой.

— Я помогал, — оскалился Джонас, поднимая вверх залепленный пластырями указательный палец.

— Мы были хорошими детьми, — начала Мэй, не выпуская подарок из рук. — Поэтому очень надеемся пережить этот вечер.

Брок нетерпеливо сорвал яркую обёртку с коробки и замер, разглядывая картинки.

— Ебическая сила, — протянул он, откидываясь на спинку кресла.

— Он с вибрацией, — зачем-то добавил Лаки и поперхнулся пивом, поймав взгляд Брока.

— Я не буду спрашивать, кто тот феерический долбоёб, решивший меня облагодетельствовать именно таким способом, — хмыкнул Брок, подкидывая в ладони распечатанный фалоимитатор цвета металлик с кольцом на конце, видимо для удобства использования. — Это явно коллективное, да?

Бойцы сглотнули и разом кивнули. Один Зимний подобрался поближе, ткнул пальцем в силиконовое нечто и забрал себе.

— Ну спасибо, дорогие. У меня, что прямо на лице полное отсутствие интимной жизни написано? — и снова ответом был молчаливый кивок. — Пиздите! — прищурился он и расхохотался.

Мэй и остальные наконец выдохнули и, похватав пиво, продолжили раздачу слонов. На душе было муторно. Вот и отметил праздник. Хотел домашней тёплой обстановки с теми единственными, кому доверял безоговорочно, и вот что вышло. Хотя разве они не правы? С появления Зимнего всё, что связано с сексом, пошло по пизде и, видимо, всё настолько очевидно, что стало заметно даже таким дуболомам, как его волчата.

Бойцы продолжали куролесить, выползли на улицу, расставили по подъездной дорожке пустые бутылки, расстреливая их из табельного оружия, которое вообще-то следовало сдавать на базу. Зимний затих у ёлки.

Брок почесал начавшую отрастать щетину и открыл очередную бутылку. Напиться было самым верным решением. В подвале стояло ещё четыре ящика портера. Вот сейчас бойцы разойдутся по койкам, и можно будет поддаться эмоциям. Брок не любил жалеть себя. Это разлагало душу и тело, он не любил ныть и жаловаться, но даже ему хотелось быть нужным, необходимым.

За одной бутылкой другая, третья. В голове шумело. Брок тяжело поднялся, пошатываясь, добрёл до ванной, глянул на себя в зеркало.

— Распидорасило тебя, старый мудак, — отражение знакомо оскалилось, явно согласное со всем сказанным.

Раздевшись, он влез в душевую кабинку, выкручивая холодную воду на максимум. Нехорошо всё это. Надо было приводить себя в порядок. Ну да, не было у него нормального секса уже хрен знает сколько. Ну да, он запал на Зимнего и дрочил, представляя как его губы растягиваются вокруг его члена, какой Зимний горячий и узкий. Брок несколько раз чувствительно приложился головой о кафельную плитку. Наскоро обтеревшись и обмотав полотенце вокруг бёдер, Брок вошёл в спальню и остолбенел. На его постели в одних пижамных штанах, подобрав под себя длинные ноги, сидел Зимний Солдат, рассматривая ту самую силиконовую игрушку, так невовремя подаренную волчатами. Произойди это наедине, в его кабинете, Брок, может, быть и оценил бы, может, даже воспользовался, очень может быть.

— Ты чего здесь?

— На диване Лаки блюёт, — ответил Зимний, взвесив в ладони вибратор.

— Вот сучонок, — поморщился Брок, отходя к шкафу, стянул полотенце, кинув его на кровать. — Иди в гостевую или там тоже кто-нибудь?

— Тоже… кто-нибудь… — тяжело выдохнул Зимний.

Брок вздрогнул от прикосновения горячей ладони к пояснице. Одновременно хотелось отскочить в сторону, развернуться, двинуть обнаглевшему в конец отморозку в рожу, а ещё по-блядски прогнуться, подставляясь. Брок скрипнул зубами. Хмель всё ещё туманил мысли, не давал адекватно реагировать. Жаркая волна прокатилась по телу, концентрируясь под ладонью отморозка.

— Охуел? — собрав в кулак последние силы, рыкнул Брок, оборачиваясь.

Зимний был слишком близко, подобрался почти вплотную, почти утыкаясь носом в начавший наливаться желанием член Брока.

— У тебя больше, — задумчиво протянул Зимний, сжимая в руке искусственный фаллос, и тут же отбросил его, точно гранату.

Серебристый, цвета металлик член прокатился на полу. Брок хмыкнул и расхохотался в голос, взглянув на Зимнего, который, словно кот, припал грудью к простыням и внимательно следил за происками враждебной, как оказалось, штуковины.

— Что это? — спросил он, глядя, как Брок поднял это нечто, положил на прикроватную тумбочку и вновь вернулся к шкафу.

— Член, — без обиняков ответил Брок, натягивая на себя чёрные пижамные штаны. — Если собрался здесь спать, то двигайся.

— Зачем он нужен? — не унимался Зимний и вновь потянул руки к фаллоимитатору.

— А зачем нужен член?

— Для справления естественной нужды и размножения.

— То есть, когда ты по утрам тыкаешься мне в жопу членом, ты обоссать или оплодотворить меня хочешь? — брови Брока взлетели вверх почти до самой линии роста волос.

— Нет… я… — Зимний отчаянно глянул на то, что у него в руках, протянул его командиру. — Но он не живой, он не чувствует!

— Блядь, тебе показать что ли? — Зимний кивнул в ответ. — Тоже мне, нашёл учителя по половому воспитания для отмороженного супероружия, — буркнул он, поднимаясь на ноги.

Игрушка, конечно, была новая, но Брок ещё с малолетства не привык совать в себя не пойми что, не удостоверившись, что оно чистое и хорошо смазанное. Отмыв и обработав искусственный член обеззараживающим спреем, Брок снова замер у зеркала, глянул на своё отражение, усмехаясь. Давно он не видел такого голодного взгляда, предвкушающего, давно не хотел кого-то с такой силой, не хотел сам принадлежать, почувствовать хватку сильных рук на своих бёдрах, до синяков, ёбаных кровоподтёков, чтобы запомнить навсегда, выжечь в мозгу ощущение члена Зимнего в себе.

Брок тряхнул головой.

— Поплыл! — горько усмехнулся сам себе. — Отмороженный мальчишка вертит тобой, как хочет, а ты и рад.

Зимний сидел в той же позе, что и в прошлый раз. Штаны висели на спинке кровати. Взгляд Брока сразу же прикипел к тяжелому гордо стоящему члену, истекающему густыми каплями смазки, будто Зимний не ебался целую вечность, и сейчас ещё мгновение — и он сорвётся, набросится на Брока, подомнёт его под себя и…

Брок облизал враз пересохшие губы. Крупная пунцовая головка притягивала, хотелось встать на колени перед этим совершенством, припасть губами, пробуя смакуя на вкус, хотелось поклоняться ей, как какому-то божеству.

— Командир, — хрипло прошептал Зимний, подрагивая всем телом.

— На живот! — приказал Брок, кое-как совладав с желанием, сжал свои яйца через ткань пижамных штанов, оттянул их вниз, стараясь хоть немного успокоиться.

Зимний закусил нижнюю губу, заставив Брока застонать в голос, глянул отчаянно, а потом резко развернулся спиной, становясь на четвереньки, опуская голову, пряча лицо в длинных прядях. У Брока защемило в груди. Столько покорности, принятия было в этой позе, что становилось больно и страшно за мальчишку. Что же с ним делали такое, что он давно смирился со своей участью и не бросался каждый раз на прутья своей клетки?

— Хороший мой! — Брок коснулся спины между лопатками, ощутив, как Зимний крупно вздрогнул, сжался. — Я не собираюсь тебя наказывать. Ты же сам попросил показать, для чего нужна эта игрушка. И всё, не более того.

Брок гладил его по плечам, спине, ощущая себя полным идиотом. То самое страшное супероружие, которым пугали все более-менее серьезные спецслужбы, жалобно жалось к его боку, нервно вздрагивало при любом прикосновении, но самоотверженно подставляло задницу, готовое явно не к сексу. Или Зимний и этим занимался по приказу кого-то сверху? Брок зарычал, дернул его к себе, усадил на колени. Одного взгляды на плотно сжатые в нитку побелевшие губы, зажмуренные глаза и дрожащие ресницы хватило, чтобы возненавидеть Гидру со страшной силой. Ну какое это супероружие? Где вы видели таких вот зомбированных убийц?

Тяжело вздохнув, Брок перебрался в изголовье кровати, сел в подушках, устроив Зимнего на своей груди. В первый день, как он его увидел, Брок понял, что просто не будет, и легко не будет, он не сможет относиться к мальчишке с железной рукой так же, как остальные, дословно следовать регламенту, бить электрошокером за любой неверный шаг. Людям свойственно ошибаться. Тот же Лаки постоянно лажал, лез под пули, считал себя умнее всех, но Брок не пристрелил его, как бешеного пса, не оставил подыхать, как сделали бы другие командиры, а волок на себе десять миль до точки сбора. Так и Зимний после первой же операции стал его волчонком, членом его стаи, а за своих Брок любому готов был глотку перегрызть, даже многоликой Гидре, если понадобится.

Зимний затих, прижался теснее. Дыхание его выровнялось. Брок возвёл глаза к потолку. Вот и поебались. Он, конечно, не думал, что сможет отпустить себя сегодня, когда на диване дрых Зимний, а по дому мог спокойно шляться кто-то из его бойцов, но подрочить-то нормально это ему вряд ли помешало бы, а вот как сейчас, со спящей красавицей в объятьях?

— Значит, не покажешь? — подал голос Зимний, поднимая голову.

— А ты отчаянный малый, — усмехнулся Брок. — Покажу, но, видимо, немного по-другому придётся.

Спихнув Зимнего на подушки, Брок сел и крепко задумался. Ему никогда не приходилось дрочить в чьём-либо присутствии, даже когда подразделение было на задании, он либо узлом завязывал, либо уходил куда подальше, чтобы не светить мудями перед всеми подряд. А уж другую сторону его интимной жизни никто и подавно знать был не должен. Но, как выяснилось, конспиратор из него так себе, волчата, и те в курсе.

Сейчас хотелось чего угодно уже, но только не секса, тем более не удовольствия или разрядки для, а чтобы малое отмороженное дитя удовлетворило интерес. Противно.

— Командир? — горячая рука коснулась плеча.

Брок поморщился, всё выходило как-то чересчур по-идиотски, неправильно. Но отступать он не привык. Глянув через плечо на Зимнего, Брок обреченно выдохнул. Вот почему он себя сейчас ощущает педофилом? Откуда столько невинности в ёбаном оружии Гидры? Человеке, способном одной левой вырвать сердце из грудной клетки. Брока иной раз передергивало, когда он наблюдал за работой бесстрастного Зимнего, бесчувственного к чужой боли, не ведающего, что такое страх, не умеющего банально бояться. А на деле-то всё выходило не так, как прописано в ёбаном регламенте. Почему там упустили, что Зимний Солдат — не винтовка с компьютерными мозгами, а живой чувствующий человек?

— Ладно, погоди немного, — Брок хлопнул по коленям, поднимаясь, глянул на лежащую около подушки игрушку. — Ебал я так жить.

В который раз стоя в ванной, отмывая себя до скрипа, Брок не мог отделаться от мысли, что он где-то серьёзно лажанул, и сейчас ему прилетело ответкой по закону вселенской справедливости, но, как ни силился, не мог припомнить чего-то настолько ужасного. Да, трахнуть Мари, чирлидершу, под трибуной прямо во время матча и свалить служить по контракту — не самый благовидный поступок. Но, во-первых, всё было по обоюдному согласию; во-вторых, она точно кончила, так что с него взятки гладки. Вступление в Гидру? Тоже ничего криминального. Детей в колыбелях они не душили. Все их цели, если так уж разбираться, тоже были не самыми замечательными людьми, да и глупо сожалеть о выборе, который сделал много лет назад, только из-за того, что сейчас отчего-то прорезалась совесть. Видимо, возраст и правда как-то влиял на умственные способности даже такого несгибаемого мудака, как Брок Рамлоу.

Брок наскоро растянул себя. Почему-то перед Зимним отчаянно не хотелось совать пальцы себе в задницу, пихать силиконовую игрушку не хотелось тоже, но кто его спрашивал? Отморозку интересно, и ещё не хватало, чтобы он поперся удовлетворять своё любопытство где-нибудь на стороне, а так можно было вообразить себе какие-то чувства. Брок сплюнул в раковину.

— Дожил, домечтался, вот он, на постели твоей сидит, ждёт! — отражение ответило злым взглядом и промолчало. — Блядство.

Брок не стал заморачиваться с полотенцем или пижамными штанами. Зачем? Все равно сейчас Зимний увидит всё, что не положено показывать вот так вот, для удовлетворения праздного любопытства, слишком больное, личное. Но Брок не мог отказать, ему — не мог.

Зимний сидел всё в той же позе, не сдвинувшись ни на миллиметр. Большой, увитый венами член гордо стоял, влажно блестя смазкой на нежно-розовой головке. Брок сглотнул. Вот бы ему позволили коснуться этого совершенства, распробовать его, пройтись языком по всей длине ствола, взять в рот, заглотить, впуская до самого горла. Рот наполнился слюной, но взгляд снова упал на вибратор.

Хорошо волчата купили игрушку хоть и занятного цвета, Брок покосился на металлическую руку Барнса, но нормального, вполне традиционного дизайна, а не всякое фэнтезийное или футуристическое дерьмо, не раз виденное Броком на просторах интернета.

Он впервые не знал, с чего начать, как подступиться. Вроде бы вот он член, искусственный, конечно, но всё же, что с ним делать, Брок тоже знал, однако наедине с самим собой это всё бывало как-то по-другому. Да, он частенько представлял Зимнего.

Брок зажмурился. Представлял полные, влажные от слюны губы, растянутые вокруг его члена, ярко-алые, пошлые, как сам грех, потерявшие всякую приличную форму.

Волна жара прошлась вдоль позвоночника, ударяя в солнечное сплетение, концентрируясь во что-то яркое, огненное.

Или вот этот вот невинно-растерянный вид. Интерес и ещё что-то дьявольски влекущее в серых бездонных глазищах.

Брок, нетерпеливо скинув подушки на пол, встал на колени в изголовье кровати, спиной к Зимнему, лопатками ощущая голодный тяжелый взгляд, прогнулся в пояснице. Игрушка лежала рядом. Достав из тумбочки ленту презервативов и баночку смазки, Брок глянул через плечо.

На Зимнего было страшно смотреть. Он подобрался ближе, привстал на колени, силясь рассмотреть все, что ему готовы показывать. Серые глаза были почти чёрными от расширенных зрачков, и тонкий ободок светлой радужки по краю выдавал Зимнего с головой. Он ждал, чутко поводя носом, будто гончая, взявшая след, готовая идти до последнего, чтобы нагнать и вцепиться зубами в глотку. От этого взгляда, всей его позы, Броку стало жарко, хотелось ещё сильнее прогнуться, показать, на что способно его тело, раскрыться на полную.

Брок сглотнул, отворачиваясь. Нельзя сейчас смотреть на Зимнего, залипать на блядских губах, теряться в чёрном омуте глаз, не для этого он собирал в себе последние силы.

Натянув на вибратор презерватив и хорошенько его смазав, Брок выдавил побольше смазки на пальцы, согревая, зажмурился, завел руку за спину и взмолился всем известным ему богам, чтобы не выглядеть чересчур голодным, дорвавшимся наконец. Сколько у него не было нормального секса, он и вспомнить не мог. С тех пор как начал работать с Зимним, во всех партнёрах Брок видел только его. Это выбешивало, но с долбаным мозгом, решившим всё за Брока, он ничего сделать не мог, продолжая дрочить на недостижимого Зимнего, а когда Брок понял, что тут замешана не только похоть, желание натянуть суперсолдата, а что-то много большее — сбегать было поздно. Он влип в отмороженного легендарного убийцу по самые гланды.

Игрушка вошла легко, приятно растянув мышцы входа. Брок закусил нижнюю губу, чтобы позорно не застонать, не вильнуть бёдрами, сразу насаживаясь до кольца, не взять сразу бешеный темп, отпуская, наконец, себя. В голове мутилось от желания, кожа зудела под взглядом Зимнего. Броку казалось, что он не просто смотрит, а вылизывает его, касается по-кошачьи шершавым языком, сдирая кожу, опаляя горячим дыханием до предела натянутые, звенящие напряжением нервные окончания.

Брок всхлипнул, почувствовав на бёдрах жёсткую хватку Зимнего, непроизвольно подался назад, ища контакта, прижимаясь всем телом. Он жаждал его, мечтал наполниться до краёв, впустить в себя, запечатлеться, выжечь на подкорке ёбаную звезду, принадлежать полностью, с концами, чтобы не было другого выбора, как быть рядом.

Зимний, будто почувствовав, как-то уловив невысказанные желания Брока, впился зубами чуть повыше изгиба шеи, кусая больно, до крови, и, в то же время невозможно сладко, помечая. Брок не мог думать, он чувствовал, как пульсировало место укуса, наливаясь краснотой. И пусть метку не получиться скрыть воротником форменной куртки, пусть все будут видеть, потому что впервые за многие годы, Брок почувствовал, что обрёл своё место, своё ёбаное Эльдорадо.

Брок откинул голову назад, роняя ее на плечо Зимнего, чувствуя, как искусственный фаллос пришёл в движение, как протиснулся ещё глубже, проезжаясь ребристым краем по простате, посылая электрические разряды вдоль позвоночника. Застонал, нисколько не смущаясь долгожданного любовника, кого-то из волчат, кто мог услышать его таким. Броку было хорошо, очень сладко, и в то же время недостаточно, хотелось много большего, но он умел быть благодарным даже за то малое, что ему доставалось в награду за мучения.

Он горел, плавился воском, гнулся в руках Зимнего, совершенно по-блядски льнул к груди, отираясь задницей о стоящий колом член любовника. Хотелось выкинуть игрушку к херам, завалить Зимнего на постель и оседлать его, впуская на полную, натянуться на этот огромный, увитый вздувшимися венами член, и замереть пронзенным насквозь, до самого сердца.

Зимний тяжело дышал, вылизывая доверчиво подставленную шею, шало сверкая глазами, шарил по телу командира, стискивал, будто не зная, куда девать руки, проезжался мозолистыми пальцами правой руки по чувствительным от перевозбуждение соскам Брока. Но ему и этого хватало, чтобы раз за разом взлетать выше, окунаться в слепящее удовольствие принадлежности.

Потянувшись левой рукой к своему пульсирующему члену, Брок прогнулся в спине, обвёл пальцами правой растянутые вокруг игрушки мышцы входа и чуть потянул за кольцо, почти полностью вытаскивая вибратор из себя и загнал его обратно, самым кончиком проходясь по простате, застонал, готовый вот вот кончить, всего какая-то пара движений руки на члене…

Зимний голодно, по-звериному зарычал, заставив Брока замереть, предвкушающе вздрогнуть, зажмуриться, покоряясь, позволяя творить с собой всё, что вздумается, и пусть гордость рычала, скалила зубы, отказываясь до конца подчиняться. Но Броку было все равно, он хотел почувствовать себя желанным хотя бы один раз, пусть и из любопытства. С собой-то он как-нибудь потом договорится, смирит поруганную гордость, потом, всё потом.

Жесткие пальцы прошлись по бокам, стиснули бёдра стальной хваткой, до боли, до искр перед глазами, заставляя позорно скулить, выпрашивая ещё и ещё. Зимний будто почувствовав что-то ведомое только ему одному, огладил ягодицы Брока, вновь сжимая в руках силиконовое кольцо на конце вибратора, дернул его на себя, вытаскивая полностью, отбросил куда-то в сторону, припадая губами к пульсирующему сладкой болью растянутому, пошло раскрытому входу. Жадно урча, провёл языком, вылизывая, прикусывая нежную кожу.

Брок орал, мотал головой, судорожно сжимал в ладонях резное изголовье кровати. За все годы жизни ему впервые было так отчаянно хорошо, на грани боли, сладостного помешательства, когда хочется либо сдохнуть, либо чтобы это ёбаное волшебство никогда не заканчивалось.

Он потерялся, застрял в какой-то параллельной вселенной, завис в вихре новых для себя эмоций, слишком ярких, острых, чувственных, будто и не с ним это происходило, будто он подглядел что-то запретное и в то же время этого всего «слишком» было отчаянно мало.

Резкая боль пронзила позвоночник, стирая краски, высвечивая его мир, как фотоплёнку. Ещё мгновение назад Брок был готов с концами раствориться в сладостном мареве, стать частью чего-то большего, непонятного пока что для него, а сейчас застыл, замер боясь дернуться, как бабочка, безжалостно приколотая к сукну остро отточенной длинной иглой.

Внутренности рвало на части. Нестерпимая боль распускалась ярко-алым цветком там, где всего мгновение назад бушевал совсем другой вихрь, щекотным удовольствием проносясь по венам, ударяя в голову хмелем не хуже хорошего алкоголя. Сейчас же Брок горел, плыл в ярком бушующем мареве боли.

— Командир, — полустон-полувсхлип на грани слышимости и снова рывок на себя.

Брок выгнулся, рванулся вверх, стараясь уйти от боли, от опаляющего нервные окончания жара, но Зимний не дал, сжал сильнее в объятиях, удерживая на месте, не давая сняться с распирающего нутро члена, слишком большого, слишком твёрдого.

Воздуха не хватало. Брок беззвучно открывал рот, старался вдохнуть, сказать хоть что-то, но мог лишь едва слышно сипеть. Боль потихоньку утихала, притуплялась оттенённая новым непонятным чувством предельной растянутости, будто бы Зимний был везде, доставал членом через задницу не до желудка, а до глотки, упирался в гланды, мешая нормально дышать.

— Командир, — шептал Зимний, вылизывая его шею, но не двигаясь с места, не стараясь войти на полную, оставляя Броку возможность решать.

Зажмурившись, Брок на пробу подался вперёд, выпуская из себя член Зимнего, закусил ребро ладони и снова насадился, пропуская глубже, воя от горючей смеси боли и удовольствия. Зимний был огромным, каменно-твёрдым, и Броку даже на мгновение показалось, что его член отлит из вибраниума. Нервно всхлипнув, Брок разом подался назад, полностью насаживаясь, до самых яиц, задрожал, забился в руках своего любовника, чувствуя — ещё движение, прикосновение губ к невероятно чувствительной коже — и он кончится, подохнет прямо здесь в своей постели, нанизанный на самый потрясающий член во всей ёбаной вселенной.

Под веками полыхало солнце, пекло, размазывая горячую влагу по щекам. Зимний тяжело, надрывно дышал Броку в затылок, не двигался, не говорил, лишь оплёл его руками, прижал к себе, будто стараясь срастись в одно существо, стереть разделяющие их границы.

— Брок, — в самое ухо выдохнул Зимний, опаляя горячим дыханием.

И мир взорвался. Разлетелся, оглушая сдирая кожу живьём, оголяя все нервные окончания разом, натягивая их до пронзительного звона в ушах. Брок кончал, как никогда в жизни, бился, почти взлетая вверх, выгибался выламываясь в спине, пачкая простыни.

Он слышал, как зарычал Зимний, как он крупно вздрогнул, наполняя его нутро своим семенем, слышал, как он что-то говорил, бережно укладывая Брока, со всех сторон обкладывая подушками, чувствовал легкие трепетные прикосновения к плечам, животу, бёдрам, где уже через несколько часов расцветут уродливые бутоны ярко-фиолетовых синяков.

Брок всегда знал, что у Зимнего не бывает полумер, не умел он мыслить в половину силы и всё, что ни делал, делал на максимум. Лёжа среди подушек, прислушиваясь к мерному биению чужого сердца под ладонями, Брок бы ни сколько не удивился, если бы, задрав голову, обнаружил бы на потолке кровавое месиво из собственных мозгов.

— Командир, — голос Зимнего дрогнул, будто бы он… ощущал вину?

— Ты, блядь, ещё возьми и извинись, — Брок закатил глаза, удобнее устраиваясь на твёрдом, как гранитная плита, Зимнем.

— Кровь, — пояснил тот, тихонько прижимая к себе командира, несмело проводя пальцами живой руки вдоль позвоночника.

— Заживёт, — отмахнулся Брок. — Ты мне лучше скажи, где ты всего этого поднабрался? Ещё полгода назад ссать нормально не умел, снайпер-самоучка.

— Обучающее видео.

— Поясни, — Брок аж привстал на локтях, заглядывая в глаза смущенно потупившемуся супероружию. Он то, дурак, думал, что Зимнего всему придётся долго и муторно учить, объясняя разницу между передернуть в тёмном углу для взаимного удовольствия и прочей оружейной специфики.

— Лаки мне дал посмотреть обучающее видео, чтобы командиру не было за меня стыдно, и он… — Зимний задумался, явно пытаясь припомнить дословно. — Прекратил ебать в мозг себя и всех остальных.

Брок хмыкнул и заржал в голос, утыкаясь носом в шею Зимнего. Он прекрасно мог себе представить, какое видео мог предоставить этой отмороженной таблетке от командирской хандры неугомонный Лаки, и в очередной раз похвалил себя, что правильно подобрал отряд, выпестовал, выучил, выбил дурь, впустил в своё сердце и отогрел. Всё-таки его волчата прекрасно чувствовали, что творилось в душе их командира, не только чувствовали, но и пытались помочь. За что их, наверное, следует поблагодарить.

Брок покосился на дверь, вспомнил заблеванный диван, батарею бутылок вдоль стены, снова загаженную битым стеклом лужайку перед домом, и удобно вытянулся на Зимнем, почти мгновенно засыпая, успев напоследок подумать, что как было бы хорошо, чтобы этот день никогда не кончался и он проснулся бы в тёплых объятиях самого невозможного возлюбленного. И вместе они придумают, как подвинуть Гидру и обрести что-то общее, личное, только для них двоих. Но это завтра, а сейчас пора спать.