Тридцать вырванных страниц
11 — … или на спусковой крючок нажать
Брок восстановился быстро. Сучность и природный мудачизм не дали разлеживаться, когда вокруг творилась такая неведомая хрень.
Он видел Пирса лишь мельком: разбитое лицо, заплывшее синим и фиолетовым, а на самом Броке лишь пара затянувшихся через день ссадин. Ни тебе больных поломанных ребёр, ни выбитой напрочь челюсти, нос и тот оказался цел, чего не скажешь о внутреннем состоянии. Но он не задавал вопросов Барнсу, не интересовался, что тот ему колет, лишь безропотно подставлял шею, чтобы, корчась от минутной боли, ощутить на плечах уверенную хватку его рук, представляя что это Стив.
Брок ждал ответки, ждал, подгадывал, в какую сторону ему отомстит Пирс, а то, что он не оставит собственный проёб без ответов, сомневаться не приходилось. У него забрали игрушку, почти сломанную, порченую, но забрали, не дали разобрать на составные части, заглянуть внутрь, посмотреть, как она устроена. А такое не прощается, не отпускается грехами после исповеди. Но Пирс не спешил, явно выжидая, надеясь, что Зимнему быстро наскучит новая игрушка, и он сам отправит ее в утиль, как и предыдущие.
читать дальше
Но самому у Зимнего было отбирать себе дороже. Пусть он талантливо прикидывался идиотом даже с Броком, не доверяя до последнего, скалился на любые личные вопросы обо всём, что касалось времени «до», отвечая заученными, явно подготовленными и отрежиссированными фразами о том, что он помнил всю свою жизнь, абсолютно всю, а потом добавлял как бы между делом — с тех пор как родился в лаборатории Гидры. Вот только Брок знал, что ничего не просто, и что Баки Барнс, талантливо водивший за нос всех и вся вот уже семьдесят лет, всё помнил и осознавал: и себя, и своё прошлое, и… Стива.
Каждую ночь, когда Броку удавалось обмануть своего нового надсмотрщика, притвориться спящим, выровнять дыхание до приемлемых значений, приходил Барнс. Садился рядом на койку, стягивал с Брока тонкое одеяло и залипал, водил пальцем живой руки по побледневшей от времени татуировке, вырисовывая буквы, за что-то просил прощения, не замечая, как частит под пальцами сердце, горестно сжимается от осознания, что не один Брок в этой лодке, плывущий в никуда.
Но утром Брок раз от раза просыпался один в маленькой комнатке, отведённой для Барнса специально на минус третьем этаже, где из мебели только жесткая одноместная койка, старое, странной конструкции кресло и встроенный совершенно пустой стенной шкаф.
Когда Брока вновь допустили до работы со СТРАЙКом, он нервно пересчитал собственных бойцов, обнюхал каждого, чуть ли не вылизал, как щенков, чтобы убедиться, что у них всё в порядке, что они целы и умирать на собираются. Стряс с Джека обещание сразу же идти к нему, к Зимнему, прятаться, блядь, в бункере, делать что угодно, но никак не контактировать с Александром Пирсом.
— Поругались? — криво усмехнулся Джек, разглядывая заросшего недельной щетиной и коротко остриженного Брока, за чьим внешним видом раньше следил Пирс, заставляя бриться чуть ли не дважды в день, отглаживать форму, укладывать прическу волосок к волоску.
— Расстались! — ощерился Брок.
— Он так просто тебя отпустил? — Джек дёрнул друга на себя, задирая на нём футболку, проверяя так же, как и Брок до этого, всю их команду, и вдруг дёрнулся, выхватил пистолет, целясь куда-то Броку за спину, устроив руку у него на плече.
Броку не надо было оборачиваться, слышать шаги или голос. Достаточно было ощутить спиной тяжёлый мрачный взгляд, чтобы знать кто там.
— А что Белоснежка так на нас вылупилась? — подозрительно спросил Джек, не убирая палец со спускового крючка. — Только не говори…
— Не говорю, — усмехнулся Брок, отведя руку лучшего друга в сторону.
— Ты сам так решил или?
— Или.
— Дела, — Джек почесал затылок всей пятерней, вновь бросил взгляд за спину Брока. — Ну он хоть красавчик.
Но Брок ждал, ходил, оглядываясь, чувствуя, как над головой сгущаются тучи, тревожно сверкая молниями. Он знал, что Барнса скоро отправят на хранение, обнулят, заморозят и, проснувшись, тот уже и не вспомнит, кто такой Брок Рамлоу, не заинтересуется судьбой вдруг пропавшего отряда наёмников, одного из многих, а значит, Пирс снова заявит права, попытается вернуть свою собственность. Вот только Брок наигрался в подчинение и не желал больше терпеть, прогибаться, рыча сквозь зубы. Сорвавшись однажды с привязи, он не хотел возвращаться на цепь.
Пирс пригласил его в свой кабинет вполне официально, не прячась, вызвал через патрульного, приказал явиться немедленно, не опаздывать. Брок не стал отчитываться Барнсу, ни слова не сказал никому из своих, а молча пошёл, прекрасно зная, что именно может услышать.
— Ты знаешь, что Зимний скоро отбывает?
Пирс курил, сканируя взглядом, заново стараясь найти сколы и трещины, пробраться под кожу, вцепиться в мягкое горло и упиваться чужой болью.
— Знаю, объект сдаётся на хранение через трое суток. Следующий период вывода из стазиса пока не определён. Миссий, где может потребоваться применение модификации, не предвидится, сэр, — отчеканил Брок, смотря выше и левее головы Пирса.
— И ты знаешь, что с тобой и твоими ребятками будет, как только Зимний уснёт, — от вкрадчивого голоса Пирса у Брока все волоски на теле встали дыбом. Он едва держался, чтобы не кривить губы в злом оскале, не щериться, не зарычать.
Пирс поднялся, вышел из-за стола, приблизился к бывшему любовнику.
— Так знаешь?
— Не могу знать, сэр, — гаркнул Брок и только что честь не отдал.
— Издеваешься? Ну издевайся, пока можешь, — Пирс коснулся его подбородка жесткими пальцами, покачал головой, недовольный колкой чёрной щетиной. — Я вас всех сгною, выведу каждого, а потом выкину на улицу с таким послужным списком, что и улицы мести никто не доверит. Ты ведь меня понимаешь?
Брок скосил глаза, глянул остро, дёрнулся, выхватывая перочинный нож, выщёлкивая острое лезвие.
— А теперь вы меня послушайте, сэр, — протянул он, нависнув над Пирсом. — В наших контрактах прописано, что мои бойцы подчиняются только мне, и я лучше самолично их перестреляю, чем позволю кому-то вроде вас их коснуться, сэр.
И отстранился, замер вытянувшись по стойке смирно.
Пирс сглотнул, поправил сбившийся галстук.
— Посмотрим, — усмехнулся он. — Поглядим, на что ты способен без этого отморозка за спиной. Свободен.
В понедельник Барнса обнулили. Он долго смотрел в глаза Брока, будто бы стараясь его запомнить, долго гладил пальцами металлической руки его запястья, ладони, нехотя выпустил и сел в кресло, позволил защёлкнуть крепления, не разрывая контакта глаз. И в этом взгляде было столько всего понамешано, что Брок и не посмел бы сдвинуться с места.
В понедельник Брок напился. Выл, заперевшись в маленькой комнатке Барнса, приставляя к виску пистолет, чтобы не помнить крика, закатившихся глаз и тонкой нитки слюны стекающей с гладковыбритого Броком подбородка, но отбросил его в сторону, только вспомнив взгляд через толстое стекло криокамеры полный доверчивого узнавания, блёклую улыбку на губах.
В понедельник Брок решил, что без Барнса или кто он там, после всего этого электрического дерьма, не уйдёт из Гидры. Что вытащит этого отмороженного, даже если придётся раскатать Пирса и иже с ним тонким слоем, стереть из памяти и времени. И не только потому, что Барнс знал Стива, любил Стива, не только потому, что ему было жалко Барнса — просто так было правильно.
Во вторник Брок проснулся с больной головой и чётким планом по выводу своих бойцов.
В среду он впервые убил своего… убил Лаки. Выстрелил почти в упор, страшно, навылет. Что-то говорил замершим в стороне бойцам, нагнулся, снимая жетоны с шеи мертвеца, взмахом руки приказывая оттащить труп и закопать.
В среду техники матерились в голос, оглядываясь по сторонам, стирали видео с камеры казарм СТРАЙКа, отмывали бетонный пол от крови, втайне начиная ненавидеть Брока Рамлоу, зная, что в четверг на место Лаки придёт новый «счастливчик».