[kroshkavinni]

Песня стаи.
1.

Лес в этом году просыпался тяжело, кряхтел, как столетний дед, выгоняя медведей из берлог, хрустел валежником, отказываясь подставлять бока первым тёплым лучам солнца, кое-где припрятав грязно-серые кучи слежавшегося снега. Но птичий гомон оглушал. Пернатые почувствовали весну и на все голоса спешили рассказать об этом и всему остальному зверью, пробудить лес от спячки.

Пастораль.

Если бы не одно “но” — откуда-то с севера тянуло запахом крови и отчаяния, почти животного страха и одновременно предвкушения скорой поживы. Воняло смертью.

И лес притих, замер в ожидании развязки, выпуская из своих недр самых страшных существ, первозданную тьму, призванную защищать волшебную чащу от живых и мёртвых, особенно от мертвых.

Принц во главе своего отряда пробирался сквозь чащобу. Его люди были опытными бойцами и старались двигаться как можно тише. Не звякало снаряжение, не хрустели ветки под ногами, не чавкала влажная земля.

Принцу было не по себе. Этот лес… он не был дружелюбен или хотя бы равнодушен к людям. Он был враждебен, и принц это чувствовал. Но приказ есть приказ, и отряд двигался дальше.

— Не одни мы здесь, — прошептал кто-то из бойцов.

Другой осенил себя отводящим духов жестом, сплюнул под ноги. Все, как один, желали бы оказаться как можно дальше от проклятого богами и самой Матерью леса, но другой дороги не было, не получалось пройти незамеченными для соглядатаев противника, а Его Величество чётко приказал — кто-то из командного состава Гефа в ближайшую седмицу должен быть доставлен в лагерь и допрошен, и его не волновало, как и кто его доставит.

Никто не роптал, когда исполнить приказ вызвался принц, не пытался его отговаривать, лишь качали головами и призывали Матерь помочь, отвести беду, закрыть взор лесным демонам.

Но на той стороне, видимо, молились усерднее — то тропа прямо из-под ног убегала, то корни, словно живые, из земли выворачивались, то ветки цеплялись за одежду, не пуская вперёд.

Но принц вел и вел свой отряд, глядя во все глаза и прислушивась. А когда сквозь густую поросль орешника увидел черные с желтым мундиры врага, приказал остановиться и рассредоточиться.

Надо было дождаться сумерек, чтобы пробраться во вражеский лагерь и добыть там кого-нибудь из командиров. Солнце клонилось все ниже и ниже, оглаживая корявые стволы косыми лучами, сумерки уже близились, открывая тропы своим детям, нетерпеливо жмущимся под корягами.

Стоило последним лучам догореть, укутывая всё вокруг серым, как тьма зашевелилась, заворчала недовольно — слишком долго лес терпел, долго ждал, пока люди покинут его, пока перестанут гореть костры и стонать деревья под тяжёлыми топорами. И его терпение достигло предела.

Загомонили птицы, заухали, захлопали крыльями, взвиваясь в темнеющее небо.

Принц почти отдал команду выдвигаться, когда в лес хлынул черно-желтый поток. Зазвенели тетивы арбалетов, грубый гортанный голос выкрикивал команды, и личный отряд разведки принца едва успевал отстреливаться, отмахиваться короткими палашами. На принца словно из ниоткуда выскочили двое. Одного он застрелил, второго успел ткнуть мечом, но и тот был не промах. Принцу прилетело кистенем по голове, и мир опрокинулся в темноту.

Лес никогда не вмешивался в дела людей, никогда никого не защищал, кроме самого себя и своих чад, не реагировал на принесённые в его славу магом черно-желтых людишек жертвы, но и не прятал в ответ оранжевых, не укрывал их своей дланью, насыщаясь кровью павших в бою.

Штандарты падали на землю, знамёна втаптывались в грязь, черно-желтые ликовали, не замечая сгустившуюся между деревьев тьму, не слыша предостерегающего рычания.

— Взять, — прошелестело среди деревьев, и тьма сорвалась с поводка, огромными чёрными, словно безлунная ночь, волками ринулась вперёд, сбивая с ног, вгрызаясь в глотки дерзнувших переступить границу леса во внеурочный час.

Волки выли, гнали обезумевших от страха чёрно-жёлтых, слизывая с палой прошлогодней листвы тела павших. И никто не видел высокую фигуру, замершую рядом с растростёртым среди корней ели мальчишкой.

***

Принц очнулся в полной темноте. Где-то ухала сова, а рядом Джек слышал чье-то частое дыхание. Пахло псиной. Он попробовал пошевелиться и не удержал стона: голова болела невыносимо.

— Лежи уж, — хмыкнул кто-то рядом, и на грудь принца надавили с силой. — Что вас всё в лес несёт?

Но ответа от принца никто и не ждал, его лишь подхватили на руки, прижали к груди и куда-то понесли.

Тени скользили среди стволов, унося принца всё глубже в заколдованную чащу, сопровождая свой бег радостным, почти собачьим тявканьем и скулежом.

От тряски принц снова провалился в беспамятство.

***

Брок никогда никого не приводил в свой дом. Во-первых, гостей он терпеть не мог. Во-вторых, недолюбливал всех людей скопом за предрасположенность к потребительскому образу жизни. В-третьих, жил он в самой колдовской чаще, служил лесу и лишь им одним полнился, довольный таким существованием, но почему-то сейчас пройти мимо человеческого ребёнка не смог.

Доспехи и аляповато-оранжевые тряпки его не обманули — предводителем одной из сторон был совсем ещё мальчишка, едва ли разменявший третий десяток весен. Волки хотели сожрать и его, проглотить лёгкое тело, но Брок не позволил: дышит же ещё, но и не бросил, не оставил в еловых корнях приходить в себя рядом с бывшим лагерем черно-жёлтых.

Ему, как и лесу, было наплевать на человеческие дрязги, он не занимал ничью из сторон. Смерть для всех была едина, как и законы самой Матери. А дети по этим законам были священны.

Устроив мальчишку на своей лежанке, Брок набрал в глиняную миску согретой в печи воды и присел рядом, чтобы смыть с лица и лба запекшуюся кровь, осмотреть рану и думать, как лечить. По-хорошему, найденышу следовало бы завязать глаза плотной тканью, чтобы не видел ничего и не смог признать, случись им встретиться где на дороге, но Брок плюнул на предосторожности. Ничего, он сумеет отвести глаза, а так пусть смотрит, ничего толкового все равно углядеть не сумеет, а сумеет — так не поверит никто ему. Мало ли ходит слухов про Хозяев Леса, но никто людей в них никогда не признает.

Принц пришел в себя от того, что ему жутко хотелось пить. Он вдохнул воздух — странную смесь запахов курного жилья, старой крови, трав, копченого мяса, прели и мха. Над головой под низким потолком висели связки сушеных трав и что-то еще, что он не мог узнать.

— Пить… — еле шевеля пересохшими губами, попросил принц.

Брок снова сел рядом, наклонился над мальчишкой, придерживая одной рукой его голову, а второй поднёс к губам глиняную кружку с травяным отваром. Рановато болезный в себя пришёл, ему бы спать и спать ещё, силы восстанавливать, вон, рана на лбу только-только коркой покрываться начала.

— Пей-пей, маленький, — приговаривал Брок. — Пей.

Питье было приятное, прохладное и кисловатое. Принц жадно пил, а потом снова провалился в сон, прямо с кружкой у потрескавшихся губ.

Двое суток выхаживал Брок чужого ребёнка, сам перебравшись спать на лавку, двое суток слушал ворчание волчьей стаи, призывы побегать, пока луна высоко в небо поднимается, но отойти от мальчишки почему-то не мог, слишком волнительно за него было. Рана на голове потихоньку заживала, покрытая мазями из магических трав, затягивалась тонкой розовой кожей, обещая на третьи сутки только шрам оставить.

Принц не знал, сколько прошло времени, пока он был в отключке. Он проснулся и сел, опираясь на подрагивающие руки. Огляделся, ничего не понимая. Не бывал он прежде в таких землянках. Все же принц.

— Мне бы в отхожее место… — неуверенно попросился он.

— Тогда поднимайся, — насмешливо ответил Брок, и не думая вставать из-за стола. — Или думаешь, на себе тебя поволоку?

Принц встал, цепляясь за стену.

— А где?.. — спросил он.

— Пойдём, — Брок всё же махнул рукой.

Он, конечно, мог и словами объяснить, но за мальчишкой присмотреть всё же стоило, хилый он какой-то, ещё навернётся, за порог зацепившись, и все старания прахом пойдут.

Стоило Броку толкнуть тяжёлую дубовую дверь, как у ног один из волков оказался, прижался лобастой мордой к бедру, заворчал мягко, но неодобрительно, ругая и за человека в их доме, и за пропущенные прогулки по лунным тропам, и за зайцев, что Брок у стаи забрал для своего человека, ободрал и огнём испортил вкусное сочное мясо.

— Знаю, Джекки, знаю, набегаемся ещё, — заворковал Брок, ласково погладил по морде и отпихнул её. — Только с дороги уйди.

— Волк… — растерянно сказал принц. — Какой большой…

— Не бойся, — усмехнулся Брок, потрепал за ушами разворчавшегося волка. — Не укусит, если руки к нему тянуть не будешь.

Волк повел носом и показательно громко чихнул, отступил с дороги.

— Волки не любят, когда их гладят? — удивился принц и наконец огляделся.

Вокруг был лес. Глухой, густой, без единой видимой тропинки, а поляна, на которой стоял дом, была на удивление большой и, на первый взгляд, абсолютно круглой.

— Волки чужих не любят, — оскалился Брок. — Тебе вроде в нужник надо было. Уже передумал или не успел? Если что, тебе вон туда.

Брок ткнул пальцем в деревянную будку с вырезанным на двери полумесяцем.

— Сам-то справишься или подержать?

Принц залился краской и буркнул:

— Я сам.

Оправившись, он вышел из будочки и принялся разглядывать своего спасителя. Лицо волчье, и глаза волчьи, и уши острые, и волосы как шерсть, но человек. Странный.

— Благодарю тебя за спасение, — сказал принц. — А мои бойцы, они полегли?

— Все до одного, — прижмурившись, ответил Брок и облизнулся против воли.

Он помнил, как стая пела, радовалась такой богатой добыче, утолившей голод на несколько ночей вперёд, а он радовался вместе с волками. Радовался бы, если бы не пришлось ухаживать за человеческим мальчишкой, которого прихватил с собой зачем-то.

— Это я виноват, — понурился принц. — Повел их на верную смерть. У меня был приказ, но командовал я. Моя вина.

— Бывает, — отмахнулся Брок. — Опыт — сын ошибок.

Он потянулся всем телом, скинул меховую накидку, оставаясь в одних только полотняных штанах, босой, подставил солнечным лучам сначала один бок, потом второй, повёл плечами, словно приноравливаясь к человеческому телу. Любил Брок весну, любил просыпающуюся природу, запах оживающего леса, мягкой грязи под ногами, а вот людей на дух не выносил, с их гомоном, кислым запахом немытого тела… Поведя носом, Брок чихнул.

— Тебе бы помыться, полководец.

— А есть где? — обрадовался принц.

— На речку не поведу — ещё утопнет, — принялся вслух рассуждать Брок, обходя мальчишку по кругу. — Ключевая вода холодная для него — заболеет. Баню, что ли, натопить? Будешь в бане мыться?

— Буду, — закивал принц. — Баня — это хорошо. Месяц на передовой — а вода в ручьях холодная.

На том и решили. Мальчишку Брок у крыльца оставил, под присмотром лесных духов, а сам дровами занялся. Любил он баню, её жар, запах дубовых веников с можжевеловыми веточками. Любил потом разбежаться и в снег нырнуть, развалиться на белоснежной перине, выдыхая густые клубы пара, а потом обратно в баню.

Махая топором, Брок поглядывал на пристроившегося на крыльце мальчишку, чье имя он так и не спросил. Без надобности оно ему, вот пойдет луна на убыль, нагуляются волки с духами, натешатся, и Брок выведет его к людям, оставит на исхоженных тропинках. Так зачем ему запоминать имя того, кого он больше и не увидит? Зачем знакомиться?

Принц же любовался широкими плечами волчьего человека, тем, как играют мускулы на его раскачанной смуглой спине, как набухают вены на жилистых сильных предплечьях. Любил принц мужскую красоту. Завораживала она его, завлекала.

Когда с дровами было закончено, Брок подошёл к бочке с дождевой водой, умылся, поплескал на себя и, встряхнувшись, словно зверь, подхватил наколотое. Баню топить — небыстрое дело. Пока печь разгорится, пока прогреется как следует, да камни накалятся, семь потов сойти может, хотя Броку спешить особенно было некуда. Всё одно ночи ждать, чтобы со стаей в лес отправиться можно было.

В животе у принца громко заурчало от голода. Сколько он уже не ел? Неважно.

— А мой меч? — спросил он. — Сгинул?

— Отдам, — хмыкнул Брок. — Но потом. В моём доме оружию нет места.

Брок прекрасно слышал бурчание желудка мальчишки, но кормить его перед походом в баню было не самой хорошей идеей, хотя… Подумав немного, Брок налил в плошку бульон из-под зайчатины и вынес ее на улицу.

— Подкрепись и научись о своих нуждах говорить. Ты не волк, тебя понимать я не обязан.

— Благодарю, — сказал принц, принимая плошку и ложку. — Благодарю за заботу.

Он начал неторопливо и аккуратно есть, наваристый жирный бульон был вкусен, и даже отсутствие соли его не портило. Зато в нем были какие-то ароматные травы, от которых принцу сразу стало лучше. Он взбодрился и спросил:

— Чем я могу помочь?

— Сил набраться ты должен, чтобы уйти отсюда. Лес не любит чужаков, не любит людей, особенно в самом своём сердце. — Брок сел рядом, вытянул босые ноги, а сам откинулся спиной на ступени, зажмурившись от яркого солнца. — Это и будет самой лучшей помощью.

А ещё Брок хотел, чтобы мальчишка меч свой унёс куда подальше, слишком резко от него пахло злым железом, слишком волновались волки.

— Я уйду, — уверенно сказал принц. — Я… не нужен я тут, зачем мне оставаться? Далеко отсюда до войскового стана Гильбоа?

Брок удивлённо вскинул брови. В мальчишке чувствовался надлом, неправильный, резкий, словно в душе бездна разверзлась и утягивала в черноту всё хорошее, что должно было быть в его юные годы, оставляя только стылое одиночество. И слова у него были странные, непонятные Броку.

— Поправишься и вернёшься к людям. Выведу из леса, укажу дорогу, а дальше, не обессудь, сам.

— Благодарю тебя, — сказал принц. — Ты… оборотень? Я никому не скажу про тебя. Скажу, что ударили по голове, я плутал по лесу, не помню, что было и как вышел к людям.

Глаза Брока блеснули золотом, он улыбнулся, демонстрируя чуть удлиненные клыки, но отвечать не стал, незачем было. Всё равно мальчишке никто бы не поверил, оборотней несколько десятилетий никто не видел.

— Раздевайся и дуй в баню, — велел Брок, сунув нос в парную и удостоверившись, что жара достаточно.

Сам-то он баню топил только зимой, с весны до конца осени плескаясь в ручьях или лесном озере. А сейчас надо было отмыть мальчишку, напарить его как следует.

Принц послушно разделся, аккуратно складывая грязную пропотевшую одежду на завалинку, и выпрямился, подставляя бледное стройное тело свежему ветерку.

Брок присвистнул, облизал мальчишку взглядом, любуясь его хрупкостью. Звериная суть брала своё, требуя подмять под себя щенка, сжав зубами холку, присвоить, пометить, научить жизни, но люди не годились на роль пары, потому Брок прошёл мимо мальчишки, а не ткнулся носом ему в шею, предлагая близость. Раздевшись, Брок скользнул в жаркую темноту парилки.

Принц вошел в баню следом за ним. Свет в жарко натопленную парную, пахнущую березой, дубом и можжевельником, проникал только через малюсенькое окошко, и принц порадовался этому, потому что статное сильное тело оборотня в полумраке было почти не видно.

Взбив в медном тазу воду с мыльным корнем, Брок окунул туда мочалку и подступился к мальчишке. Уж он его отмоет дочиста, от всех запахов города, железа, от всех болезней очистит колдовством, древним как сам мир, напоит магией, подарит удачу, чтобы этот человеческий ребёнок шёл по жизни легче.

Мочалка летала по хрупкому телу, тёрла, гладила. Ладони мяли мышцы, разбирали нервные узлы. Брок тихо порыкивал в такт собственным мыслям, ворчал, когда мальчишка начинал покряхтывать.

Принц постанывал под сильными руками. В какой-то момент ему показалось, что он превратился в тряпичную бескостную куклу, в каких играла сестра, и этот здоровенный мускулистый оборотень будет вертеть его, как хочет, как игрушку. И принц был не против.

Разложив мальчишку на низкой деревянной лавке, Брок взялся за дубовый веник, взвесил его в руке и с силой опустил на спину, прошёлся от острых лопаток до самых розовых пяток, особенно отходил круглую аппетитную задницу, наслаждаясь самим процессом, тем, как краснеет белая кожа.

Принц с непривычки попискивал под веником, но потом совсем расслабился и растекся по лавке. Ему казалось, крепкий дубовый дух пропитал его насквозь.

— Как хорошо… — тихо пробормотал он, когда оборотень в очередной раз окатил его из шайки.

На мгновение Брок притёрся к мальчишке всем телом, вжал его в лавку, ткнулся носом около уха, втянул запах.

— Вот теперь правильно пахнешь, — рыкнул он и поднялся. — Обмывайся и иди в холодную, завернёшься там в отрез ткани и посиди, выйду — козьего молока налью.

Брок отвернулся к медному тазу с мыльной водой, окунул в него мочалку, намереваясь теперь отмыться сам.

— Давай я тебе спину потру, — несмело предложил принц.

Отказываться Брок не стал, отдал мочалку, развернулся спиной, позволяя мальчишке самому решать, где и как его мыть.

Принц взбил на мочалке пену и начал мыть широкую спину, сужающуюся к талии — могучие плечи, мощные лопатки, ложбину хребта, крепкие бока. Он старался изо всех сил, но оборотень даже не покачивался. В темной бане было сложно что-то разглядеть, и принц мог только представлять себе мокрый пушок на пояснице, темные волоски между мускулистых ягодиц…

— Ты весь такой… — сказал принц. — Ни капли жира.

— Я же не медведь — жир нагуливать, — Брок сверкнул из-за плеча золотом глаз, оскалился, рыкнул, довольный, подставляясь под ладонь с мочалкой, задрал вверх руки, давая лучший доступ.

Принц еще раз вспенил мочалку и начал намывать бока с четким, видимым даже тут рисунком межреберных мышц. Намылил мохнатые подмышки, прошелся по волосатым бедрам.

Щекотное удовольствие растекалось теплой волной по телу. Брок жмурился, ворчал одобрительно, подбадривая мальчишку, оказавшегося таким ладным, правильным. Нет чтобы засесть в холодной, помогать взялся, не гнушаясь прикасаться, да ещё и к кому — к оборотню.

— Давай я тебя попарю? — предложил принц.

У него немного кружилась голова от жара, от пара и от близости такого могучего мужика.

— А вот это лишнее, малыш, ещё угоришь, так что давай в холодную, посиди отдышись, я быстро, — велел Брок, окатил мальчишку из второго таза и выставил за дверь.

Неправильно было смотреть на этого человеческого ребёнка, неправильно хотеть его забрать себе. Люди отвыкли от лесов, забыли заветы предков, заточили себя в коробках из камня. Но мальчишка Броку определённым образом нравился.

Принц выкатился в холодную, завернулся в отрез грубого небеленого льна и постарался отдышаться. Голову вело. В паху было горячо и тяжело пульсировало, словно там билось второе сердце. Принц растерся жесткой тканью и сел отдышаться и проветрить голову. Почесал небритую щеку и подумал, что бриться-то ему и нельзя: если он будет бритый, никто не поверит, что он, беспамятный, скитался по лесу.

Прошло и правда не слишком много времени, и Брок распахнул дверь, вышел в холодную в клубах плотного пара, потянулся, расправляя плечи, искоса глянул на мальчишку.

— Сиди-сиди, — улыбнулся по-доброму. — Сейчас пожрать нормально организую.

И как был, вышел наружу, совершенно не стесняясь наготы.

В доме в остывающей печи стоял ещё теплый мясной бульон с зайчатиной. Выловив побольше мяса, Брок сунулся в подпол за соленьями, набрал прошлогодних яблок, кувшин с молоком, крынку мёда и всё это добро понёс к бане.

— Мы будем есть здесь? — удивился принц, когда оборотень вернулся с едой, как был, обнаженный и такой притягивающий. У него на груди почти до самой шеи росли густые черные волосы. Они спускались к животу и ещё больше густели на дорожке, ведущей от пупка к паху. Тяжелый член покачивался под паховой порослью. Принц успел заметить маленькую родинку на нем и смущенно отвел глаза.

— А чем здесь плохо? — хмыкнул Брок, расставляя по столу снедь. — Пахнет вкусно, теплом от парилки тянет. Вот высохнешь, наешься, согреешься как следует, и можно будет идти в дом, а то продует. Сопливые щенки, конечно, милые, но тебе набираться сил надо, а не ещё хвори притягивать.

Принц был голоден, но ел не спеша, не облизывал пальцы, хотя еда была такой вкусной и свежей, какой никогда не бывала во дворце. Принц не любил жить во дворце. Он с шестнадцати лет был в армии и дослужился до старшего лейтенанта, и ему это нравилось. У него не было серьезных провалов, кроме этого, в лесу, который почему-то называли Лисьим, хотя, оказывается, он был вовсе не Лисьим, а волчьим.

А вот Брок нисколько не стеснялся и не ограничивал себя, с громким хрустом разгрызая тонкие косточки, сьедая их полностью, без остатка. Молоко тоже шло на ура, хотя сам Брок и не любил вонючих коз, но только их можно было содержать в лесу, особо не беспокоясь о пропитании.

На улице смеркалось, в холодной становилось темновато, хотя Брок и распахнул дверь на улицу. Он слышал, как волновались сновавшие в лесной чащобе волки, слышал их тихие пока призывы оставить мальчишку в доме и выйти поиграть, порезвиться, пока луна круглобока.

— Давай в дом, забирайся в постель и спи.

— Да, — принц сонно кивнул. — Благодарю тебя. Можно мне узнать твое имя?

— Я — Брок.