*о творчестве

[kroshkavinni]

Вы издеваетесь?

Брок открыл глаза, когда вокруг стало слишком тихо. Он не помнил, где находился, как попал сюда и когда проснулся, лишь тихий мерный писк над ухом, не дававший ему окончательно вынырнуть из душного сонного оцепенения, а сейчас будто бы по щелчку пальцев на него обрушилась тишина.

Над головой был потолок, самый обычный, белый потолок с косой, похожей на молнию трещиной по самому центру, совершенно незнакомый потолок. У Брока в спальне он был выше и немного голубоватого оттенка. На базах, где частенько приходилось ночевать, потолки чаще всего были ровными, гладкими. В гостиницах или мотелях… Брок тяжело с трудом выдохнул и закрыл глаза. Мысли до сих пор путались со сна, иначе почему он лежит и уже минут пятнадцать рассуждает о разнице побелки?

Снова заснуть не получалось. Брок лежал на какой-то неудобной койке, считал про себя секунды, минуты, надеясь вернуться обратно в не обременяющее мыслями забытье. Последнее, что он помнил о своей жизни — всему пришёл полный и бесповоротный пиздец, он снова проебал собственную жизнь, за которую теперь уж точно никто и ломаного цента не даст, проебал доверие важных для него людей, проебал своих бойцов, Зимнего, работу — не жизнь, а какое-то бесконечное порно.

Вновь открыв глаза, Брок снова уставился в потолок.

На него упал дом в дохрена сколько этажей. Во рту ещё чувствовался привкус собственной крови, нос щекотал запах горелой плоти. По всему выходило, что и тут пиздец во всей его звериной сущности. Но ничего не болело. Вообще ничего, только в голове всё ещё ощущалась какая-то непонятная тяжёлая муть, лениво ворочая мысли, не давая ни на чём надолго сосредоточиться.

Скосив взгляд, Брок наткнулся на целую батарею капельниц, подключённых к аппарату жизнеобеспечения, который, судя по всему, и вливал в его организм какую-то тяжёлую наркоту, раз ему сейчас было даже если и не хорошо, то относительно нормально. Шевельнув руками, ногами, Брок осознал, что может спокойно двигаться. Значит, не привязали, не приковали наручниками к койке, что немного настораживало. Брок не тешил себя надеждой остаться неузнанным и пройти лечение, раз уж выжил, в каком-нибудь заштатном госпитале как один из сотен Джонов Доу, вот только ЩИТ никого так просто не отпускал, особенно тех, кто умудрился настолько проебаться.

Воздействия тяжелых наркотиков тоже не ощущалось, и тишина, странная ненормальная для современного мира тишина, будто бы кто-то выкрутил звук на минималку. И Брок подумал бы, что оглох, если бы не слышал шуршание ткани больничной робы, тонкого одеяла, поскрипывание койки, собственное дыхание и гулкие удары сердца.

— Эй! — крикнул он. — Есть кто-нибудь?

И снова прислушался.

В коридоре за запертой дверью не раздалось шагов, никто не отозвался, не спешил к пришедшему в себя пациенту.

— Меня кто-нибудь слышит? — вновь крикнул он насколько сумел громко, поперхнулся, закашлялся.

Но никто так и не появился.

Кое-как сев на койке, Брок наконец сумел нормально оглядеться. На его веку было немало больничных палат, и эта ничем особым не отличалась, разве что слишком много вокруг было приборов, в углу даже притулился небольшой переносной генератор, к которому и было подключено все оборудование. Несколько десятков пустых пакетиков с глюкозой и какими-то неизвестными ему препаратами наводили на странные мысли — будто бы он здесь один и уже очень давно. А ещё пустые очень знакомые ампулы на полу и пистолет для инъекций в раскрытом настежь чемоданчике. Похожий набор они частенько таскали с собой на задания, когда Зимний мог встрять в неприятности, и одним уколом дело было не решить. Значит, тут был кто-то из его ребят и, Брок взглядом пересчитал пустые ампулы, присвистнул, вкатил ему приличную даже по суперсолдатским меркам дозировку. Тогда было понятно, почему он жив и вполне себе здоров.

Но меньше вопросов как-то от этого знания не стало. Скорее, наоборот, запутало лишь сильнее. Брок даже грешным делом решил, что вляпался в какой-нибудь эксперимент, никак не желающей подохнуть в муках под кэповским ботинком «Гидры», но отложил ее на потом, когда в мозгу окончательно прояснится, и он сумеет ее обдумать как следует.

Тело пока что слушалось плохо, чувствовалась легкая атрофия мышц после долгого лежания в коме, если судить по системе жизнеобеспечения и всему остальному оборудованию, втиснутому в его крошечную палату. И был он явно очень плох, раз разогнанной сывороткой регенерации потребовалось столько времени, чтобы поставить его на ноги, хотя бы в фигуральном смысле. Потому что встать прямо сейчас Брок даже пробовать не стал бы, он не настолько сошёл с ума, чтобы рисковать получить ещё и сотряс ко всему прочему анамнезу.

Тишина давила на уши, заставляла прислушиваться к звукам за стенами палаты, искать хоть что-то объясняющее, что, черт возьми, происходит. Ведь он в самой обычной больнице, а не каком-нибудь бункере на краю географии. Или в бункере, и то, что за окном, хотя Брок и не видел что именно, лишь мираж, голографическая обманка для слабо реагирующего после долгого сна разума?

Подтянув к себе ноги, Брок провёл ладонями по икрам, надавливая пальцами, насколько хватало сил, разминая, разгоняя застоявшуюся кровь. Неприятное покалывание в мышцах сейчас было сродни праздничному салюту — оно показывало, что он действительно живой, бодрствующий, ведь не могло же во сне быть таких неприятных ощущений — или могло? Почему-то не было уверенности сейчас ни в чём. Даже в том, что он всё-таки жив, а не оказался в странном посмертии.

Неловко дёрнувшись, Брок зашипел от боли в руке, опомнившись, вытащил из вены тонкую иглу капельницы, выругался в голос, радуясь хоть каким-то звукам. Тишина угнетала. А вот одиночество совсем не страшило, Брок никогда особо не был стайным существом. Нет, он очень любил своих ребят, заботился о них, по-своему оберегал, учил, чему мог, но свободное время предпочитал проводить наедине с самим собой, потому и сейчас не видел ничего страшного в том, что к нему в палату не спешили доктора. Хотя, может, кто из них прояснил бы, где он, и что, черт возьми, происходит.

Когда он таки встал, пошатываясь и не отрывая руки от спинки койки, за окнами начало заметно темнеть, погружая палату в полумрак, часы, висящие на стене напротив койки, едва слышно шурша стрелками, показали без малого четверть восьмого.

Почему-то Брок был уверен на все сто, что электричества не будет, и совсем не обязательно ползти до выключателя у двери и проверять, но всё равно пополз, медленно-медленно переставляя ноги. Сам для себя он решил, что выйдет в коридор только тогда, когда сможет нормально ходить и, если что, оказать хотя бы элементарное сопротивление.

Оглушительно громко в тишине щёлкнул выключатель. Лампочка на потолке ожидаемо не вспыхнула, но всё равно стало почему-то по-детски обидно за просранные ожидания даже в такой мелочи.

Скривившись, Брок так же медленно и аккуратно побрёл в сторону ванной комнаты, радуясь, что она вообще у него есть, и молясь всем известным ему богам, чтобы в кранах была хотя бы холодная вода. Он даже хотел не отмыть с себя стойкий химический запах лекарств и застарелого пота, а просто прополоскать рот, напиться. В горле пересохло так, что казалось, заговори он сейчас сам с собой, так как других собеседников не предвиделось, и гортань потрескается, осыпаясь куда-то внутрь его организма.

Света не было и в ванной, Брок проверил, хотя и знал о бесполезности этого действия, но привычку тянуться к выключателю так просто было не побороть.

Дойдя до раковины, он остановился, облокотился на неё, стараясь перевести дух, глянул на себя в зеркало, понимая, что, скорее всего, ничего толком разглядеть и не сумеет в сгущающихся сумерках, но удивлённо хмыкнул, встретившись взглядом с самим собой и видя всё вокруг чётко и ясно, словно солнечным днём. Видимо, сыворотка ещё не до конца вывелась из его организма. Всё же он не Кэп и не Зимний, чтобы обзаводиться хоть какими-то суперспособностями, хотя сейчас они бы ой как не помешали.

Страшных шрамов и ожогов, к которым он себя мысленно готовил с самого пробуждения, не было и в помине. Даже несколько старых отметин и возрастных морщин, тайной отчаянной злости Брока, разгладились, являя в зеркальной глади лицо лет на пятнадцать моложе привычной физиономии.

— Дела, — просипел Брок и крутанул на пробу кран с горячей водой.

В трубах натужно загудело, чихнуло какой-то серой взвесью, но вода не полилась, а вот с холодной таких проблем не было. То ли в подвале ещё работал насос, то ли что-то ещё оставалось в самих трубах, но умыться и напиться получилось. Найдя рядом с зеркалом на полочке чёрную затычку для слива и вовсе удалось набрать целую раковину, чтобы утром не остаться ни с чем.

Вернувшись к койке, Брок аккуратно сел.

Двигаться уже получалось намного лучше, можно было даже попытаться сделать несколько упражнений и проверить координацию движений, но он решил не рисковать и дождаться утра.

За окном совсем стемнело. Вокруг была всё та же полнейшая тишина. Брок не слышал совершенно ничего, кроме собственного дыхания и тихого шуршания бегущей секундной стрелки на часах.

С миром вокруг словно что-то произошло, пока он был в отключке, что-то настолько страшное и непонятное, что его мозг отказывался предлагать даже варианты развития событий. Правдоподобных среди них не было ни одного. Что могло приключиться такого, из-за чего пациента бросили одного в палате, а в самой больнице вообще никого не осталось? Этого просто не могло быть. При любом бедствии главными центрами спасения для населения были именно госучереждения, такие, как больницы, школы. А тут ни-ко-го.

Брок натянул на ноги тонкое одеяло.

Спать не хотелось совершенно. В крови бурлила какая-то нездоровая жажда деятельности. Вот только сейчас, в наползающей темноте без единого источника света, сделать что-то полезное не представлялось возможным, а вот расшибить себе голову — это да, это пожалуйста и очень даже запросто. Надо было дождаться утра и как можно раньше попытаться разобраться, что за херня происходит вокруг.

Укрывшись с головой тонким больничным одеялом, Брок накрепко задумался, старательно собирая и систематизируя всю информацию, что у него имелась. Лучше так, чем впадать в панику, поддавшись эмоциям, а ведь было с чего.

Он не знал, где конкретно находится, сколько прошло времени с «Озарения», и что произошло с ним за это время. Не знал, можно ли покинуть эту палату. Реально ли всё происходящее вокруг. И вывод из всей сложившейся ситуации вырисовывался не самый радостный, хотя и вполне однозначный — что бы ни произошло с миром, лично он в полной и беспросветной заднице, и выхода из неё как такового пока не представлялось. А потому лучшее, что он мог себе позволить — это лечь и попытаться уснуть. Как говорят русские — утро вечера мудренее. Брок никогда не понимал тайного смысла русских высказываний, а вот явный звучал не очень разумно, но ничего более полезного сам себе предложить не мог.

Утром легче, лучше и понятнее не стало.

Брок проснулся рано, даже слишком рано, горизонт едва едва посерел, только намечая начало нового дня. Лежать не было никаких сил. Тело зудело, рвалось в бой. Хотелось двигаться, отлить, нормально размяться и пожрать уже наконец. Сегодня мышцы двигались почти нормально, почти в полную силу, но Брок всё равно старался быть как можно более аккуратным, слишком сомнительным было удовольствие получить ещё одну травму, помочь-то теперь было некому.

Напившись как следует и умывшись остатками воды, Брок причесался пятернёй, оскалился сам себе в зеркало.

Мир явно пошёл по пизде, и в кои-то веке именно он в этом не виноват, даже понятия не имел что происходило за стенами его палаты, но очень хотел бы поговорить с тем затейником, который всё это ему организовал. Ещё хорошо было бы найти своих ребят, но, как говорится, надо решать проблемы по их поступлении и не думать, ни чем не занимать голову.

Подойдя к окну и выглянув на улицу, Брок поражённо замер, протёр на всякий случай глаза, а вдруг мерещится со сна, голодухи или той дряни что его обкалывали, на нормальных людях-то никто не проверял действие суперсолдатской сыворотки, а вдруг у него аллергия или галлюцинации на фоне несовместимости с организмом, но с миром что-то явно было не так, очень не так. Больничная парковка была забита машинами под завязку, словно сюда съехались разом все жители того городка, где бы он ни находился. Но где тогда все? Почему вокруг так тихо? Он же слышал шум воды, звук собственного голоса, свои шаги. Значит глухоту можно было откинуть. Он кричал и снова никто не отозвался.

— Что за нахуй? Что произошло?

Вот только ответить ему было некому.

Голова пухла от предположений, одно невероятнее другого.

Осмотр палаты также не принёс ничего путного, а вот вопросов только прибавилось. На тумбочке рядом с койкой обнаружились его же жетоны, значит, вопроса о конспирации и не стояло, здесь знали, кто он такой, но не пристегнули, не приставили охрану — странно всё это, и наглухо разряженный мобильный телефон без шнура и адаптера, хотя куда бы он его сейчас воткнул? Электричества-то все равно нет. Ни одежды, ни обуви, ни другого чего-то мало мальски полезного не наблюдалось, лишь у самой двери белел какой-то обрывок бумаги. Поднявшись, Брок подхватил его, едва не упустив ключ, выпавший из сложённой вчетверо записки.

«Выживи, командир. Я знаю, ты справишься!»

И больше ничего. Ни подписей, ни дат, ни каких других, даже зашифрованных, посланий, что настораживало само по себе. Складывалось ощущение, что кто бы тут с ним не сидел, заботливо обкалывая той же сывороткой, что и Зимнего, уходил он в спешке, но успел позаботиться, чтобы Брок, если даже не очнётся, прожил как можно дольше. Хотя одежду могли бы и оставить, раз так верили в него.

Брок зло выругался, отложил находки в сторону, скинул с себя больничную распашёнку и принялся разминаться. Физическая нагрузка всегда ему помогала прочистить мозги, выбить из головы мысли о несбыточном и желание самоубиться о слишком расплодившихся вокруг него супер людей.

Через без малого пару часов, когда мышцы приятно тянуло от усталости, он снова вернулся к своим баранам, перечитал записку, нет-нет да залипая на вид из окна.

По всему выходило, что пора было отсюда валить, искать себе нору, забиваться как можно глубже, и уже оттуда, имея доступ хоть к какой-то информации и оборудованию, разбираться с тем, что вообще происходило вокруг или просто попытаться дожить своё в дали от всего этого. Вот только до норы ещё надо было добраться, не приведя за собой хвост из проблем. А у него была лишь больничная роба-распашонка, тонкое больничное же одеяло и неработающий мобильный телефон. Как с таким весёлым набором искать себе укрытие?

— Что за нахуй? Да вы издеваетесь? — выдохнул Брок, открыв ключом дверь и выглянув в коридор.

Весь пол перед его палатой и там куда дотягивались лучи из открытых настеж дверей был засыпал мелким стеклянным крошевом. Отступив обратно, Брок постарался справиться с эмоциями, перевести дух. Все происходящее вокруг начинало напоминать какой-то дебильный квест, которые так любил Таузиг, будто бы ему в реальной жизни адреналина не хватало, вот только ни правил, ни положенных приключенцу подсказок, голоса «по ту сторону монитора» и бонусов почему-то не предлагалось. А значит, надо было включать мозг и что-то придумывать самому. Оставаться в палате он не собирался.

***

Самым длинным и острым осколком, найденным у двери, он распорол одеяло и клеёнчатую простыню, соорудив на ноги себе что-то вроде мягких тапок (убого, но всё лучше чем босяком), разобрал стойку с капельницами, примотал тряпки к одному из концов, сгодится сгребать стекло в сторону и снова подошёл к двери, выглянул с потайной надеждой, что разруха и запустение ему только приглючились. Но нет, весь пиздец был на месте.

Брок прикинул, что имеет, свои дальнейшие действия и снова негромко выматерился.

В коридоре где-то гулко капала невидимая глазу вода. Из-за распахнутых настежь дверей других палат дневного света худо-бедно хватало, чтобы осветить проход до аварийной лестницы. И всё! Ничего полезного! Никаких объяснений!

Можно было, конечно, пройтись по кабинетам, поискать что-то полезное, но Брок отчего-то вдруг сделалось не по себе. Он едва мог себя заставить выйти наружу, слишком сильно откуда-то тянуло тяжёлым металлическим запахом крови.

Брок шёл вперёд, не заглядывая в другие палаты. Лишь аккуратно, стараясь сильно не шуметь, отметал в сторону разбитое стекло, какой-то непонятный мусор, перешагивал через чёрные из-за недостатка освещения лужи скорее всего запёкшейся крови. Только у самой лестницы он понял, что не дышал. Толкнув дверь, Брок вывалился в темноту пролёта, едва не споткнулся, запутавшись в своих, прижался спиной к двери. Всё та же тишина ударила по перепонкам. А может, он действительно умер? Не бывает так тихо! Ни тебе работающих приборов, голосов, шума машин, только тихий свист ветра откуда-то снизу, оглушающе громкий стук сердца и его судорожное дыхание.

Он конечно никогда не был бесстрашным мудаком, не мог сказать, что ничего в этом мире не могло заставить его дрогнуть, но творящееся вокруг, неизвестность, безлюдье и тишина пугали до дрожи в коленках. Всё это казалось каким-то нереальным, ненастоящим, срежиссированный каким-то безумцем. Здоровый человек не способен был придумать такую хрень и запихнуть туда кого-то ещё, да так чтобы никто об этом не знал. Хочу я в свете последних событий, Брок скривился, кому он был нужен?

Собравшись наконец с силами, он шагнул вперёд, нащупал перила и тихонько медленно пошёл, ступая как можно осторожнее, чтобы не промахнуться в темноте мимо ступеней, не загреметь вниз.

С каждым пролётом ужас накатывал сильнее подкидывая всё новые и новые причины для паники — запах крови, становившийся гуще, потерянная в темноте стойка капельницы (его единственное оружие), странные нетипичные ни для чего звуки: тихие то ли стоны, то ли мычание, то ли хрипы, щлёпанье босых ног по мокрому, едва различимое шарканье. То, что это могли быть точно такие же растерянные бедолаги, как и он сам, Брок даже думать не хотел, мозг отказывался идентифицировать тех, за дверями, как живых, о чём-то стараясь напомнить своему хозяину. И хотелось не узнавать кто тами что произошло, а бежать как можно дальше и быстрее.

Когда лестница наконец кончилась (Брок представить себе не мог сколько минут или часов полз в непроглядной темноте вниз, боясь сделать лишнее движение, выдать своё присутствие) и под ногами оказался лишь ровный пол, он выдохнул с облегчением. Из-под двери перед ним пробивался серый дневной свет. Весь обратившись в слух, Брок замер, стараясь даже не дышать, лишь бы уловить те же страшные звуки, что и двумя этажами выше и успеть укрыться или понять, так ли безлюдно здесь и можно ли выходить. Но ничего не расслышать не смог, кроме тихого завывания ветра. Больничный холл был абсолютно пуст.

Ждать было нельзя.

По его прикидкам, сейчас должно было перевалить полдень, хотя ему тяжело было отмерять сейчас время, внутренние часы сбоили, вроде бы времени много, но нужно было понять, где он сейчас находится и куда двигаться дальше. Про «что за херня ведь творится» узнать Брок уже и не надеялся, слишком сюрреалистичным выглядел мир вокруг него.

У стойки администрации среди разбросанных по всему по всему полу бумаг красовалась погнутая табличка «Больница Манчестер Мемориал». Брок задумался, прикидывая карту местности. Получалось, не так уж и далеко он от Нью-Йорка, но почему здесь, а не в Вирджинии или окрестностях Вашингтона? Кто-то позаботился, чтобы его увезли подальше, спрятали от карателей ЩИТа в пригороде. Новая информация никак не хотела укладываться в голове, не складывалась в единую картину и это раздражало сильнее голой задницы и уродливых тряпочный тапок. Брок отлично знал Манчестер, помнил адреса всех явочных квартир, где можно было разжиться неплохим снаряжением, всех связных и оружейных дилеров, но абсолютным образом ничего не понимал.

Решив не заморачиваться лишними мыслями и проблемами, он толкнул дверь на улицу, решив в очередной раз попробовать плыть по течению и решать проблемы по степени насущности, а сейчас важнее всего было убраться подальше от больницы. Не чувствовал себя Брок здесь защищённым, ой не чувствовал.

Он помнил стоянку. Из окна она казалась забитой машинами, а уж завести любую из них он сумеет и без ключа, главное, не встрять с самого начала в неприятности.

Холодный порыв по-весеннему промозглого ветра распахнул больничную робу, оголяя и так всё не сильно скрытое. Брок стоял, едва удерживая себя от порыва вернуться на свой этаж, в палату и надёжно запереться. Там, за стоянкой и парком, пылал Манчестер, вспарывая низкое серое небо чёрными столбами дыма.

— Да что, блядь, произошло пока я спал?