Карамельки
Как-то так получалось, что Броку бороться приходилось абсолютно за всё. Даже собственная жизнь — и та не получилась без эксцессов: дура-мать, беременная мололетка, на шестом месяце беременности умудрилась не очень удачно навернуться с мотоцикла. Вопросом было, на хрена она на него полезла, но Брок выжил. Мало того, он ещё и до конца срока в животе досидел, явно уперевшись руками и ногами, чтобы не вытащили раньше срока.
Потом был и полёт с пеленального столика на кафельный пол, и падение с лестницы в доме Ба, и раскидистое вишнёвое дерево, которое Брок до сих пор поминает недобрым словом, потирая рваный шрам на левом боку, и много других нелепых с виду случайностей, любому другому стоивших бы жизни, но Брок очень хотел жить, и ничто его не могло остановить. Зато всё это помогло выработать прямо-таки ослиное упрямство и стойкую уверенность в том, что либо всё будет по его, либо не будет вообще.
читать дальшеНаверное, потому и не сдох в своей самой первой операции после учебки, вернулся, единственным живым из всего взвода, приполз чуть ли не на пузе к точке эвакуации, волоча за собой автомат, и вырубился от усталости, только когда сквозь шум крови в голове расслышал гудение вертолётных винтов.
Тогда многие предрекали ему скорую отставку, долгие походы на реабилитацию, потом пожизненное посещение психотерапевта. Но Брок, провалявшись в отключке сутки, мало того, что не уехал, так ещё и попросился обратно в составе другого отряда. И не только выжил, но и заработал первую серьёзную награду.
— Ебанутый чёрт на всю голову, — говорили одни о нём за спиной.
— Везучий, — поправляли другие.
И только немногие люди, кого Брок подпускал к себе ближе обычного, знали, чего давалось ему это самое везение, каких сил стоило продолжать ползти, пытаться и тянуться к самому запредельному.
В жизни вне базы, вне службы Брок был таким же мудаком, рвал зубами и всегда норовил оттяпать себе только самое лучшее, крутое, большое, не обращая внимания ни на чьё мнение.
Если тачка - то такая, чтобы остальные в её тени спрятаться могли. Если дом - то в лучшем районе.
Если женщина - то самая красивая и с такой грудью, в которую падаешь и пружинишь.
Если семья - то… полный облом.
Жена, дети, собака. Вот тут судьба обломала Брока по полной. Нет, женат он был на самой сногсшибательной и сисястой, но хватило его ровно на три месяца, даже до детей дело не дошло, но мозги друг другу они вытрахать успели основательно.
Брок тогда словно очнулся, взглянул на жизнь по-новому, встряхнулся, словно огромный пёс, и снова рванулся вперёд, постигать новые вершины.
И снова — лучшая работа, лучшая амуниция для отряда и, на этот раз, лучший мужик.
— Да, брат, нахуй баб. Да и сиськи тут... — Брок с ухмылкой зыркнул в сторону разминающегося Кэпа. — В разы круче будут.
И его совершенно не волновало, что этот самый «лучший мужик» пока не в курсе, что уже удачно пристроен под крыло. Брок всегда брал своё.
И действовал прямо, без никому не нужных заигрываний и ухаживаний, заявив, что мужикам оно не надо.
Вот только Роджерс оказался тем ещё крепким орешком, умудрявшимся игнорировать весь окружающий мир в целом и самого Брока в частности.
Он отказался идти на ужин в ресторан. Отбрехался от похода в один из лучших баров Бруклине, а ведь Брок тут специально искал что-то тематическое, похожее на заведения пятидесятых. Чуть не сломал руку, попробовавшую ухватить его за задницу в лифте. Выставил Брока вместе с его праведным возмущением за дверь кабинета.
— Нет, ты смотри, — хохотнул Брок. — Упрямится, детка.
Если кто думал, что на этом всё и закончится, то точно не знал Брока Рамлоу, всегда жившего по принципу "не догоню, так согреюсь". А марафонцем он был знатным и, при этом, полностью игнорировал чужое мнение о себе и своих действиях.
Броку было наплевать, что и кто о нём говорил. Наплевать на тотализатор, организованный, кажется, Старком, на хмурые взгляды вслед Зимнего, на подтрунивание Наташи. Брока занимал только Роджерс.
— Значит, пойдём долгой дорогой! — с усмешкой заявил Джеку Брок, вновь оказавшись за дверями кэповского кабинета. — Измором возьму.
И началось.
Брок красиво ухаживать за дамочками умел, хоть и не любил долгих заигрываний ради секса, не зная его качества, но Роджерс стоил усилий.
Всё началось банально — с цветов. Брок целый месяц таскал Кэпу веник за веником, что-то впихивая в руки, что-то оставляя под дверью и даже не расстраивался, когда обнаруживал свои же букеты у секретарей, аналитиков, работниц медцентра.
— Видимо, не угадал с букетом, — пожимал он плечами и заказывал на следующий день что-то новое.
Потом пришла очередь шоколада и булок с кофе. Тут Брок так же расстарался, выискивая что-то оригинальное, вкусное, лучшее. Но Роджерс, казалось, и на это не реагировал, хотя Брок упорно таскался за ним вот уже третий месяц, стараясь сделать хоть что-то приятное.
— Да брось ты это дело, — призывал Джек, видя бесполезность всех усилий Брока. — Это же Кэп, об него обморозиться можно, а ты в любовь поиграть решил. Выбери кого попроще.
Но Брок лишь отмахивался.
Роджерс ему снился, виделся везде. Словно бы преследуя, не давая о себе забыть, попадался в коридорах, лифте, возникал в одно с Броком время на парковке. Это раздражало, подбешивало и, в то же время, не давало опустить руки.
Уже ближе к Рождеству, исчерпав все варианты и устав носиться за мелькающей где-то впереди целью, Брок начал злиться, но не на Роджерса, тот-то в чём виноват? Насильно мил не будешь, ведь и то долго терпит, а мог и меры принять. К примеру, своего отмороженного дружка натравить. Ну, упал командир Страйка пьяный с лестницы, ну, сломал себе что-нибудь не самое жизненно важное, кто разбираться будет?
А вот на себя злость не проходила.
Это же надо втрескаться в самого неподходящего мужика во всей организации!
Таскать конфеты/булки/веники не было больше никаких сил. Но и отступиться просто так не получалось.
— Держи, — теперь бурчал Брок, не глядя на Роджерса, и вкладывал ему в ладонь простую карамелька, уже ни на что не надеясь. Просто так, чтобы Стив о нём хотя бы не забывал. И сваливал, не дожидаясь реакции.
Чем ближе было Рождество, тем сильнее портилось у Брока настроение. И, как назло, всё вокруг прямо-таки искрилось в ожидании праздника, пузырилось весельем и каким-то совершенно нездоровым энтузиазмом. Вокруг сновали возбуждённые в преддверии торжества люди, мигали разноцветные гирлянды. На первом этаже в холле благоухала хвоей трёхметровая ёлка. А у Брока не хватало моральных сил в последние два дня даже на обычные карамельки. Он сидел у себя в тренерской, курил, пил кофе, чашку за чашкой, и упорно создавал вид деятельности.
— Давай сегодня с нами, — подмигнул Джек, когда до конца рабочего дня осталось минут сорок. — Бар отличный, выпивка приличная, девочки-мальчики на любой вкус. Хоть развеешься немного. А то совсем не узнать тебя.
Брок поморщился и привычно отмахнулся.
Почему-то от мысли о ком-то другом, кто не Роджерс, во рту становилось горько, а в груди как-то неприятно незнакомо тянуло, словно он пытался разодрать едва начавшую затягиваться рану. Нет, конечно, можно было напиться от собственного бессилия, но портить своим же людям праздник не хотелось. Не на Рождество же?
Честно досидев до вечера, хоть и был сегодня короткий день, и все уже разошлись, Брок накинул куртку, едва удержавшись, чтобы снова не закурить, и спустился в холл первого этажа.
От рождественского духа, царившего вокруг, хотелось блевать. Броку было интересно узнать, почему вся эта ахинея про чудеса не действовала на него? Или он давно уже исчерпал свой лимит?
Ёлка радостно подмигнула разноцветными огоньками.
Сунув руку в нагрудный карман за пачкой, Брок вздрогнул, нашарив лишь парочку дебильных карамелек в ярко-розовых шуршащих фантиках.
— Может, Стив клубнику не любит? — спросил у ёлки Брок и сунул конфеты обратно, засунув одну из карамелек в рот.
— Люблю, — раздалось неуверенное за спиной, заставив снова вздрогнуть.
Брок чуть конфетой не подавился, но заставил себя на негнущихся ногах обернуться. Стив стоял близко-близко и смотрел как-то незнакомо и, в то же время, очень тепло.
— Зачем подкрадываешься, Кэп? — нервно хохотнул Брок, пригладил волосы, чувствуя себя совершенно по-дурацки.
Как-то шастать с букетами да конфетами было проще, а тут лицом к лицу. И что делать? Что говорить? Как не вывалить на Роджерса все свои "люблю — не могу"? И Брок молчал, разглядывая впервые оказавшегося настолько близко Стива.
— А по-другому тебя и не выловишь, — улыбнулся в ответ Роджерс. — Надо же мне долг с тебя стрясти.
—Долг? — искренне удивился Брок и едва не рухнул на ёлку, когда мозолистые пальцы Стива сжали его подбородок.
— Долг, — подтвердил Стив, наклонившись ближе, втянул носом воздух у самых губ Брока. — М-м, клубника. Ты задолжал мне парочку карамелек.
И поцеловал.
Что там Брок говорил про рождественские чудеса? Жаловался, что на его долю их никто не отсыпал?
Возможно.
Но подарки положены всем хорошим мальчикам. Даже тем, кому слегка за сорок.
*о творчестве
Карамельки
Как-то так получалось, что Броку бороться приходилось абсолютно за всё. Даже собственная жизнь — и та не получилась без эксцессов: дура-мать, беременная мололетка, на шестом месяце беременности умудрилась не очень удачно навернуться с мотоцикла. Вопросом было, на хрена она на него полезла, но Брок выжил. Мало того, он ещё и до конца срока в животе досидел, явно уперевшись руками и ногами, чтобы не вытащили раньше срока.
Потом был и полёт с пеленального столика на кафельный пол, и падение с лестницы в доме Ба, и раскидистое вишнёвое дерево, которое Брок до сих пор поминает недобрым словом, потирая рваный шрам на левом боку, и много других нелепых с виду случайностей, любому другому стоивших бы жизни, но Брок очень хотел жить, и ничто его не могло остановить. Зато всё это помогло выработать прямо-таки ослиное упрямство и стойкую уверенность в том, что либо всё будет по его, либо не будет вообще.
читать дальше
Как-то так получалось, что Броку бороться приходилось абсолютно за всё. Даже собственная жизнь — и та не получилась без эксцессов: дура-мать, беременная мололетка, на шестом месяце беременности умудрилась не очень удачно навернуться с мотоцикла. Вопросом было, на хрена она на него полезла, но Брок выжил. Мало того, он ещё и до конца срока в животе досидел, явно уперевшись руками и ногами, чтобы не вытащили раньше срока.
Потом был и полёт с пеленального столика на кафельный пол, и падение с лестницы в доме Ба, и раскидистое вишнёвое дерево, которое Брок до сих пор поминает недобрым словом, потирая рваный шрам на левом боку, и много других нелепых с виду случайностей, любому другому стоивших бы жизни, но Брок очень хотел жить, и ничто его не могло остановить. Зато всё это помогло выработать прямо-таки ослиное упрямство и стойкую уверенность в том, что либо всё будет по его, либо не будет вообще.
читать дальше