Чет — нечет. — Я люблю тебя, — говорит утром Барнс, прижимается со спины, жарко дышит в шею, обнимает так, что дыхание захватывает и хочется урчать, тереться о него. А ночью Брок просыпается от удара под дых, скатывается с кровати на пол, прекрасно зная, что последует дальше — железная ладонь на горле и серый омут глаз, почти прозрачный, затягивающий и от того ещё более пугающий.
Ласка — боль.
Любовь — ненависть.
Странные грани не менее странных отношений.
читать дальшеБрок думает, что его жизнь кончена, просыпаясь в больнице с толстыми решетками на окнах, смаргивает непрошенную злую тоску, скопившуюся внутри, и отворачивается в другую сторону, когда открывается дверь.
— Рамлоу.
— Полковник Роджерс, — хрипит, не оборачиваясь. Да и зачем?
Брок говорит, много, о многих. Говорит, не смотря Роджерсу в лицо. Не для того чтобы выкрутиться, выкупить жизнь или свободу, не чтобы обелить себя, а просто говорит. Потому что есть что сказать. Говорит-говорит-говорит, чтобы самому не спрашивать, не надеяться на что-то, даже не для себя, а…
— Командир?..
Сердце делает кульбит и до нервного поиска пугает кардиомонитор.
Зимний… вот уж кого он точно не ждёт, не надеется.
Значит, жив и успел пристроиться под крыло Роджерса.
Хорошо. Славно. Правильно.
Броку не хочется ругаться. Он рассматривает своего гостя, подмечая добротную одежду, беспроводной наушник в правом ухе, плотную кожаную перчатку на левой ладони и взгляд, такой каким Брок его привык видеть только в самые личные моменты, только друг для друга.
И снова ругаться нет сил.
Зимний приходит каждый день, сидит молча у постели, смотрит так, что Броку иногда начинает казаться, что жить ему осталось лишь пару часов. А бывают дни, когда его просто невозможно заткнуть. Он говорит-говорит-говорит обо всем на свете, как сам Брок пару месяцев назад.
Зимний говорит, а Брок слушает и не знает, что лучше — тишина или его голос.
Незнание или новости о сожженном Роджерсом завтраке.
— Люблю тебя. — И Брок оказывается в квартире вместо камеры.
Зимний заглядывает в глаза, просит звать его Баки и не отпускает от себя не на минуту.
Идиллия.
Брока почти тошнит от совместных завтраков, походов в парк и в магазин, от того, что приходится смотреть дурацкие старые фильмы со "старым другом", лгать в ответ на признания. Почти…
А потом наступает ночь, и Баки теряет власть, уступает свое место Зимнему, и Брок ему почти рад.
— Люблю тебя, — шепчет уже сам, искренне, жарко, жадно целует и тихо скулит, когда губы Зимнего, дрогнув, отвечают на поцелуй.