*о творчестве

[kroshkavinni]

Наше прекрасное завтра

Последнее, что Баки помнил — это кулак, несущийся прямо в лицо, а дальше была только темнота. Где-то в отдалении заунывно, по-волчьи, выл ветер, стучал колесами поезд и тянуло холодом. Но больше ничего. Он плыл в этой темноте без возможности двинуться, сделать хоть что-то, пока впереди не мелькнула яркая искра, пока тело не потянуло к свету против воли, не закружило в яркой круговерти, пока…

— Господи, Бак… — лба коснулись теплые ладони. — Лютик, ну вот зачем?

— Кэп, да все штатно было. Сам знаешь, — прогудел рядом совершенно незнакомый голос. — Барнса чтобы уработать таких, как я, десятеро нужно, да и что ему один прямой в челюсть?

Проморгаться не получалось, но тело наконец смогло двигаться, правда, словно против воли. Баки чувствовал себя: руки, ноги, голову, но все как-то странно, смазано и одновременно, наоборот, острее. Чувствовал, как они движутся, но сам за это движение отвечать не мог.

— Баки, ты меня слышишь? — по щекам аккуратно похлопали и только тогда он смог открыть глаза.

Первый, кого он увидел, был Стив. Губы сами собой растянулись в улыбке, хотелось спросить, что этот сопляк делает на ринге, кто пустил его, но прозвучали совсем другие слова.

— Слышу, вижу, ощущаю! — руки потянулись обнять, уцепиться за слишком широкие для Стива плечи, обхватить за шею, притянуть поближе к губам.

— Баки, мы же не одни, — вмиг покраснел Стив, знакомо опустил ресницы.

— Да наплевать, мелкий, кто тут что не видел?

Баки мог только растерянно наблюдать со стороны, не влияя ни на что, как его собственная рука зарывается в волосы на затылке Стива, тянет назад, заставляя открыть шею, а губы… Баки мучительно покраснел. Не мог он настолько сильно удариться головой, чтобы позволить своим тайным желаниям прорваться наружу именно таким способом. Но и Стив вёл себя крайне странно. Вместо того чтобы с проклятием отпихнуть, брезгливо утирая губы, он прижал Баки к себе сильнее, хоть это и противоречило его словам о том, что они здесь не одни.

Кто-то громко засвистел, заулюлюкал. Вот только этот «Баки», вместо того чтобы ощериться, запихнув мелкого Роджерса к себе за спину, лишь довольно улыбнулся и задорно показал язык.

— Завидуйте молча, соплячье! — выдал он, хотя эти самые «сопляки» если не в отцы, то в старшие братья ему точно годились, но снова никто не возмутился, не кинул мерзкое «педик».

Стив, отлепившись-таки от «Баки», помог ему подняться, осмотрел очень знакомым взглядом, излишне бережно прикасаясь к скулам, и, покачав головой, развернулся к широченному рыжему мужику, что-то ему очень по-роджеровски втолковывая.

А Баки мог только смотреть на его откуда-то исполинский рост, широченную спину, за которой и троим спрятаться без особых проблем можно и на возмутительно круглую, твёрдую даже на вид задницу.

— Что, конфетка, нравится? — прошептал кто-то, заставив Баки напрячься ещё сильнее.

В былые времена он бы уже врезал идиоту, подобравшемуся со спины, но этот «Баки» оказался другим. Он лишь протянул… железную, мать вашу, руку и с удовольствием пощупал обсуждаемую часть стивова тела.

— Как эта красота может не нравиться? — мурлыкнул он, заставляя Стива покраснеть ещё сильнее, по крайней мере, его уши так и вспыхнули ярко-малиновым, но голос между тем не сбился ни на мгновение, словно его сейчас не прилюдно щупал другой мужик.

— А мне подержаться дашь? — уточнил все тот же голос. — Совсем чуточку, я потрогаю только, а?

— Облезешь, Рамлоу, с тебя хватит и этого порнокостюмчика на поглазеть, — и снова пятерня схватилась за задницу. — Секс ходячий.

— Баки, прекрати, — просипел Стив и глянул из-за плеча так, что у Баки все обмерло в груди и пониже пояса.

Его Стив не мог смотреть так жарко, голодно. Не кусал свои мягкие губы, не опускал ресницы на очередную пошлость. Он бы, скорее, с кулаками кинулся на любого, кто посмел усомниться в его нормальности хоть в чём-то, тем более в таком. Его Стив был нормальным. Не то что сам Баки.

Захотелось ещё раз коснуться ладонью, только правой, живой, почувствовать тепло кожи, хоть и через одежду, но перед глазами все поплыло, мир качнулся и снова начал заваливаться куда-то влево.

Темнота, как и в первый раз, приняла в свои объятия и понесла по своим волнам куда-то дальше.

— Господи, Бак… — лба коснулись тёплые ладони.

Пахнуло кровью, застарелым потом и ярко, отчетливо — мылом с тонкой, едва уловимой примесью мёда, так любимого Стивом.

— Вот зачем ты сюда ходишь? Не нужны мне лекарства такой ценой.

Ладонь погладила по голове, коснулась скулы, замерла на мгновение, чтобы вернуться обратно на лоб.

Открыв глаза, Баки улыбнулся. Это был его Стив, мелкий, болезненно худой, сейчас тревожно хмурящийся и сжимающий мягкие губы в такую тонкую линию, что и не поймёшь, какого они на самом деле цвета. Вот только Баки знал ответ. Губы у Стива розовые-розовые, а коленки острые и смешные. Он косолапит и, когда задумывается, может до мяса сгрызть ноготь на большом пальце правой руки. А ещё…

— Люблю тебя, мелкий.

А ещё он мгновенно краснеет, выдыхает что-то безмолвно-испуганное, резко оглядывается по сторонам и гладит Баки по скулам, трогает губы, пряча взгляд за пушистыми ресницами.

— Баки, мы же не одни… — шепчет он, и до Баки доходит, что даже если то, что он видел, было его горячечным бредом, этот бред стоит того, чтобы за него бороться.

Определенно стоит.