«Ебись оно всё конем!!!»
Виват, король. Виват!
Эпилог
Два года спустя.
Баки удобно устроился на диване, прижав к себе дремлющего Джеймса.
Он никак не мог ожидать, что своего сына Джек назовёт в его честь, и что Люсинда с этим согласится. Он стоял около кроватки с этим крошечным существом, сладко пахнущим молоком, чувствуя, как печёт под веками. Джеймс Бенджамин, маленькая копия своего отца. Сколько бы Баки ни рассматривал его, не мог найти ничего от себя, так похожего на своего короля, но от Джека в маленьком комочке было всё: хитрые лучистые глаза, улыбка, ямочка на подбородке.
Баки почти не спускал Джеймса с рук, возился с ним, как собственным ребёнком. А он и был так же его, как и королевской четы. Люсинда смеялась, что дядюшка Баки вконец разбалует маленького Джеймса, на что тот отвечал, что шея у него крепкая и сможет выдержать одного юного принца.
Придерживая Джеймса одной рукой, Баки поставил на колено ноутбук и развернул новостную ленту. За последнее время он как-то выпал из жизни, полностью посвятив себя Джеку и его сыну, стараясь не отвлекаться на несущественное. Мало ли что творится в мире. Гильбоа оно не касалось никоим образом. Королевство процветало.
Развернув данные полугодовой давности, Баки погрузился в чтение, поглаживая спящего малыша по спинке. В мире ничего не менялось. Кто-то с кем-то воевал, заключались выгодные союзы, над многострадальным Нью-Йорком разверзся портал в параллельную вселенную — Баки хмыкнул, — но город выстоял и был спасён национальным достоянием …
читать дальшеБаки кликнул по ссылке и обомлел. С монитора на него смотрел, устало улыбаясь, Стивен Грант Роджерс. Точно такой же, как и в Италии, будто не прошло почти семьдесят лет, будто бы он не погиб, спасая Нью-Йорк, разбившись во льдах. Этого просто не могло быть.
Разворачивая окно за окном, Баки всё сильнее убеждался, что пропустил слишком многое. Стив жив, найден где-то во льдах, разморожен и вновь возвращён на службу ради блага человечества.
Сотни хвалебных роликов, фотографии на фоне полуразрушенных зданий и возвышающийся над всем этим хаосом Капитан Америка.
Баки захлопнул ноутбук. В голове было пусто и удивительно ясно. Он должен увидеть Стива, не поговорить, а просто увидеть. Удостовериться, что это именно он, а не тщательно срежиссированная подделка ради поддержания патриотического духа в вечно сомневающихся во всём и вся американцах.
Кое-как поднявшись, Баки побрёл нетвёрдым шагом в кабинет Джека, молча передал ему сына и вышел. В груди горело от странной смеси ожидания и плохого предчувствия, будто бы эта встреча должна решить что-то для него лично.
Введя координаты в автопилот квинджета, Баки повалился в кресло.
Его мир снова смещался. Он уже и не думал, что его может что-то удивить настолько, что он сорвётся через океан, никому ничего не сказав. Баки сам не знал, зачем всё это делал. Хотел ли он увидеть Стива, обнять, понять, что тот действительно жив? Конечно, да. Стиви долгое время для Баки был тем единственным, ради кого он старался быть лучше. Но что делать, если тот попросит Баки остаться рядом, чтобы как в былые времена?
Баки смотрел на свою бионическую ладонь, ничего не замечая вокруг: ни разрывающегося входящим вызовом интеркома, ни дождя, заливающего лобовое стекло, ни головной боли, раскалённым сверлом впивающейся в голову где-то за левым ухом.
У Баки был Джек, был маленький Джеймс. Разве можно желать ещё хоть что-то? Поэтому он и не хотел разговаривать со Стивом, а лишь увидеть его мельком, удостовериться и вернуться обратно к своему королю.
Найти Капитана Америку оказалось не так уж и сложно. Будни национального героя чуть ли не были расписаны до минуты, чтобы каждый мог убедиться, что Стив Роджерс такой же, как и все, и он борется за Америку — и прочий бред охочих до сенсаций газетёнок.
Баки шёл за Стивом, не отставая ни на шаг, рассматривал, стоило тому остановиться и заговорить с кем-то, отмечая слишком явные изменения в наивном Стиви — душа нараспашку. Синие, некогда лучистые глаза будто выгорели, вокруг губ залегли скорбные складки, словно его Стиви окунули в реальную жизнь разом и с головой, давая вдоволь нахлебаться и понять, что давно нет чёрных и белых сторон и у твоего врага с тобой может быть намного больше общего, чем у тех, кто зовёт тебя своим другом.
Баки вернулся к джету только ранним вечером. Надо было лететь домой, к своему королю и мирному королевству, оставляя Стива и его вечную войну Америке. Роджерс никогда не умел жить для себя, никогда не знал, когда стоило бы остановиться и всё бросить, но он выжил, и это вселяло в Баки уверенность, что однажды и его друг найдёт себе тихую гавань, оставляя всё наносное за дверью дома, куда захочется возвращаться.
Когда Баки, просто вручив Джеку сына, сорвался куда-то, Джек сначала подумал, что, наверное, тот нью-йоркский портал сейчас разверзнется над Шайло. Джек передал Джейми няне и первым делом пошел проверить ноутбук Баки. Тот, конечно, был запаролен, но Джек знал пароль, как Баки знал коды от всех личных сейфов Джека.
Ноутбук был не то что не выключен, но даже не закрыт до конца. Джек листал вкладки браузера, на каждой видя одно и то же лицо. Стивен Роджерс, Капитан Америка, выжил и снова проявил героизм.
Джек не знал об этом до сегодняшнего дня. Дела США никоим образом не касались Гильбоа. Джек не знал, что Стив Роджерс значит для Баки, но он помнил, что первой личной вещью Артура Стуруа стала кружка со щитом Капитана Америка, а значит, Стив для Баки был по-прежнему важен.
Может, они были любовниками когда-то? И старая любовь никуда не делась?
Джек запросил о том, где Баки, у его заместителя, и без удивления услышал, что начальник личной охраны короля взял квинджет и улетел в неизвестном направлении.
Значит, вот так. Даже не попрощавшись.
Было больно, но Джек давно готовил себя к этой боли. С того самого дня, как услышал «Меня зовут Джеймс Бьюкенен Барнс». Джек сам вернул Баки свободу, и не его дело, как тот этой свободой распорядится.
Жаль, конечно, что Баки ему ничего не сказал.
Джек попробовал позвонить ему на личный коммуникатор, но Баки не отвечал.
Джек вздохнул и закрыл лицо руками. Постоял так минуту, чувствуя, как горе обжигает изнутри. А потом пошел одеваться. Сегодня очередное заседание Совета. Будут просители со своими петициями. Джек точно знал, что даст слово председателю ЛГБТ-сообщества Гильбоа. Тот будет просить о проведении Прайда. Что ж, Джек разрешит.
Потом будет обсуждение бюджета. А послезавтра Джек на сутки ляжет в больницу. Сету снова нужна пересадка костного мозга. Правда, врачи говорили, что, возможно, последующие уже не понадобятся.
Джек поправил галстук и постарался совладать с лицом. Все хорошее когда-нибудь заканчивается. Джек еще в детстве усвоил этот урок.
Баки гнал на предельно допустимых скоростях, стараясь успеть хотя бы до ночи. Он помнил, какой тяжёлый предстоял послезавтра день. Другого донора для Сета пока что так и не нашли, и в момент забора костного мозга Баки всегда был рядом, усаживался рядом и не отходил ни на секунду, игнорируя возмущённые попытки врачей выдворить из палаты посторонних. Но Джеку было плохо, и Баки физически не мог заставить себя сдвинуться с места. Он сидел и гладил ладонь своего короля, рассказывал какие-то совершенно не важные новости, отвлекая от боли, но стоило врачам покинуть палату, перебирался на больничную койку Джека, вжимался в него, мечтая забрать боль себе.
Во дворец Баки вошёл уже заполночь. Прошёлся по сонным коридорам, заглянул в детскую, коснувшись губами лба Джейми и отправился в спальню. Следовало извиниться перед Джеком, что он так сорвался, ничего не объяснив, что не отвечал на звонки, не в силах был говорить.
Баки вошёл в спальню, тихо притворив дверь за собой. Джек уже спал, свернувшись калачиком и обнимая себя за левое плечо — оно иногда ныло на непогоду.
Быстро раздевшись и приняв душ, Баки нырнул под одеяло, притянул Джека к себе, обнимая, коснулся губами сомкнутых век. Вот оно, его место, рядом с Джеком. Что Баки, что Зимний Солдат навоевался и обрёл своё невозможное счастье, которого, казалось, и не заслужил вовсе. И он теперь всё отдаст, чтобы не потерять то, за что боролся. Баки улыбнулся сквозь сон, почувствовав, что Джек, наконец, расслабился, оплёл его руками и задышал спокойнее.
— Спи, мой король, — прошептал Баки проваливаясь в темноту.
— Седьмого марта мы летим в Нью-Йорк, — объявил Джек за завтраком. — Меня пригласили выступить в ООН как главу государства. Будем обсуждать европейские проблемы. Поделюсь опытом того, отчего у Гильбоа нет проблем с мигрантами.
— Оттого, что у Гильбоа никогда не было заморских колоний, — сказала королева Люсинда, передвигая пальцем разноцветные таблетки на блюде. Люсинда снова была беременна, и ей назначили какое-то совершенно невероятное количество витаминов и поддерживающих препаратов. Королевский врач считал, что вторая беременность через год с небольшим после первой — это слишком большая нагрузка на организм. Люсинда так не считала, и потребовала от мужа исполнения супружеского долга, как только Джеймсу исполнился год. Забеременела она так же быстро, как и в первый раз. — А еще оттого, что программа «Мы сделаем вас свободными и равными» уже сто пятьдесят лет как отменена.
Джек улыбнулся. Программу, о которой говорила Люсинда, придумал тогдашний канцлер. По ней Гильбоа принимала и давала равные права всем рабам. Именно этому канцлеру страна была обязана неестественному для Европы количеству чернокожего населения.
— Нью-Йорк — это хорошо, — задумчиво протянул Баки, подкладывая в тарелку Люсинды ещё блинчиков и не слушая ее возражений. — Давно хотел показать тебе, мой король, где я жил раньше. Бруклин, конечно, давно перестроили, но какие-то знакомые сердцу черты найти можно.
Баки старался не вспоминать о Стиве, не думать, что он как раз сейчас мо-жет быть в Нью-Йорке и нести разумное, доброе, вечное в массы одним своим видом, но встречаться с ним желания всё ещё не возникало. Роджерс был одним из тех людей, что могли подвигнуть на борьбу одним своим видом, а у Баки семья.
— Что там с безопасностью? — спросил Баки, вытерев лицо Джеймса салфеткой. — Слишком уж много всего в последнее время свалилось на США.
— Да, США притягивает неадекват всех мастей, как фрукты ос, — согласился Джек. — Согласно стандартным протоколам. Займешься? Это твоя прямая обязанность.
— Мой король мо¬жет во мне не сомневаться, — одними губами улыбнулся Баки. Его мысли были далеко от Гильбоа.
Седьмое число наступило слишком рано, и хоть Баки и был полностью готов, проинструктировав гвардейцев, как тех, кого они берут с собой в качестве почетного эскорта, так и тех, кто оставался охранять дворец и королеву с принцем, на душе было неспокойно.
— Я связался с принимающей стороной, мой король, и в очередной раз убедился, что если хочешь что-то сделать хорошо, сделай это сам. Я взял на себя смелость заменить президентский люкс на обычный пентхаус, отказался от вооруженного сопровождения. Зачем привлекать излишнее внимание? Наши люди вполне в состоянии обеспечить безопасность своего короля, да и рядом с тобой буду я, — нахмурился Баки, рассылая письма и подтверждая отказы. — Жаль, что летим не на квинджете. — Баки тяжело вздохнул и покосился на свою нежно любимую «птичку». — Он быстрее, манёвреннее и защищён лучше, но «королю не солидно прилетать на военном транспорте», — протянул он, пародируя главного советника.
— Гильбоа не воюет, — подтвердил Джек. — Полетим королевским джетом.
Весь полет Джек размышлял, правильно ли он сделал, наметив личный визит Стивена Гранта Роджерса на следующий после выступления в ООН. Баки ни слова не сказал Джеку о том, когда и зачем мотался в тот день, когда Джек уже успел попрощаться с ним навсегда. Просто вернулся к ночи, обнял спящего Джека, и утром все было как обычно. Почти как обычно, потому что червячок сомнения Джека все же глодал.
Роджерс — удивление сквозило в каждом слове ответного письма — подтвердил, что будет.
Джек собирался столкнуть его с Баки и посмотреть на них вдвоем. Чтобы убедиться… в чем-то.
Баки маялся от безделья. Не любил он все эти великосветские мероприятия с многочасовыми расшаркиваниями толь¬ко ради того, чтобы очередная захудалая европейская страна попросила денег у более богатого соседа. Больше хотелось вернуться в номер — Баки закрыл глаза и облизал губы — и трахнуть Джека, прижав его к стеклу панорамного окна, чтобы вытравить ту самую горечь, что поселилась в глазах его короля с того самого дня, когда он мотался посмотреть на Роджерса. Но пока Баки терпел, слушая одного оратора за другим, замерев за спиной своего короля немой поддержкой.
Роджерс явился утром, в десять, как и было назначено. Довольно позднее время для визитов в Нью-Йорке — но сегодня Джек собирался устроить себе выходной и прогулку по городу.
Охранник впустил Капитана Америка в гостиную и удалился. Джек улыбнулся Роджерсу. Чем-то тот был похож на Шепарда — статный голубоглазый блондин в слишком неприметной и плохо подобранной, слегка старомодной одежде. Джек внимательно оглядел гостя, с удивлением замечая бледный, почти выцветший след от поцелуя на его шее. Джек прекрасно знал, что Роджерс — тоже модификант, а значит, кто-то впивался в его шею не позднее, чем ранним утром. У Роджерса кто-то есть? Отлично!
— Доброе утро, Стивен! — приветствовал гостя Джек. — Вы же не против, если я буду называть вас так? Это неофициальная встреча, можно сказать, почти семейная. Чаю, кофе?
Роджерс, казалось, завис, разглядывая стоящего перед ним человека.
— Баки? — прошептал он, подаваясь вперёд. — Боже мой! Баки!
Стив шёл на эту встречу, не совсем понимая, зачем понадобился королю какой-то крошечной страны, затерянной в Европе, о существовании которой вообще мало кто знал до последнего времени, пока к власти не пришёл новый монарх. Но Стив уже отчасти привык, что его именем размахивают, словно знаменем и, если бы могли, то укладывали в чужие постели «ради мира во всем мире».
— Баки…
Но стоило подойти ближе, Стив понял, что ошибся. Король Гильбоа был слишком похож на Баки времён сороковых, когда под его глазами ещё не залегли густые тени плена и лабораторных экспериментов Аззано. Джонатан Бенджамин был слишком похож на Баки, до боли в сердце, до рези в глазах, но не был им.
— Простите, Ваше Величество, — глухо сказал Стив, отступая. — Вы слишком похожи на моего погибшего дру¬га.
— Баки! — крикнул Джек, повернувшись к лестнице на второй этаж. — Спускайся! К тебе гость!
— Если снова коммивояжеры Старка, то отошли их обратно — и дело с концом. Меня не волнует закупка вооружения на стороне. Как ты сам сказал, мой король, Гильбоа не воюет, — крикнул в ответ Баки, свешиваясь с лестницы и чуть не навернулся, схватившись за перила в последний момент.
Посреди гостиной королевского пентхауса стоял Стив.
Баки сглотнул, зажмурился, но, когда открыл глаза, Стив никуда не исчез, а всё так же стоял внизу, задрав голову, и смотрел на него.
— Баки! — неверяще выдохнул он и в два прыжка взлетел по лестнице.
Он обнял Баки изо всех своих дурных сил, вдыхая его запах и не веря, что это действительно Баки, его Баки Барнс, рухнувший пропасть в сорок пятом году, который для Стива был совсем недавно, почти вчера.
— Ну-ну, мелкий, — хрипло сказал Баки, похлопав Стива по спине. — Силы в тебе прибавилось, а вот дурь осталась та же. Да живой я, живой. Пойдём вниз, неправильно оставлять в неведении моего короля, а то напридумывали себе что-нибудь, а мне потом мучайся, разбираясь, где я успел облажаться. Пойдём.
Стив вцепился в Баки, не отпуская, чувствуя, как глаза жгут слезы, которые так и не пришли тогда, когда Баки погиб. От Баки пахло гелем для душа и пеной для бритья, у него были широченные плечи и волосы, собранные в длинный хвост, он был таким же широким и высоким, как сам Стив, но это был Баки, его Баки!
Джек стоял внизу и смотрел, как Стив Роджерс, Капитан Америка, плачет на плече Баки Барнса, и думал, что даже если самого Джека эта встреча оставит в одиночестве, пригласить Роджерса было правильно. Они слишком многое значат друг для друга, эти двое. В конце концов, они прожили вместе целую жизнь, до самой смерти, а с Джеком Баки был всего три года.
Баки стоял и чувствовал, что и его накрывает. Тогда, ещё будучи Артуром и толь¬ко начав вспоминать самого себя, он узнал о смерти Стива и чуть не умер сам, второй раз рухнув в ледяную пропасть. Он запретил себе думать о старом друге, запрятал воспоминания о нём слишком глубоко, чтобы не раскалываться на куски каждый раз, как брал в руки чашку с изображением яркого капитанского щита на боку. И эти так и не пролитые слезы наконец нашли выход. Он сжал Стива сильнее, уткнулся носом в его плечо и отпустил всю горечь, отчаяние и боль. Он чувствовал, что впервые за очень долгое время действительно свободен и счастлив.
Баки оторвался от плеча Стива и глянул вниз на Джека, одними губами прошептав:
— Спасибо.
Джек печально улыбнулся ему и отошел к окну. Оно выходило на Центральный парк, и Джек любовался видами Нью-Йорка, его небоскребами и озером в парке, океаном, спрятавшимся за домами. Джек видел, как много Шайло перенял у этого города, и пытался заставить себя думать о делах государства. Завтра он вернется в Шайло, скорее всего, один. Больно будет, конечно, долго, но потом пройдет. Скоро годовщина смерти отца, на эту дату назначено открытие музея новейшей истории Гильбоа, Джек будет присутствовать. У него есть сын, который только позавчера сделал первые шаги. Люсинда носит дочь. У него есть племянница — милая Лили с золотыми локонами и мамиными глазами, смешливая и любящая кошек. Джек вернется домой, и будет смотреть, как играют дети. Будет рисовать для Лили котов. Может быть, уговорит Мишель и Давида завести для девочки кошку. Или нет! Джек сам ее подарит! Королевский подарок — Мишель не посмеет возразить. А детям нужны животные. И Джеймсу кто-то нужен. Но пока Джеймс не проявлял особого интереса к отдельным представителям животного мира.
Джек обернулся, чтобы вызывать секретаря. Пусть подготовит выжимку по породистым кошкам, а Джек выберет. Кошка из Америки — почему бы и нет?
Баки поцеловав Стива в лоб и спустился, увлекая его за собой.
На Джека было страшно смотреть. Баки закатил глаза, прекрасно поняв, что тот себе уже успел напредставлять, а поэтому отпустил руку Стива и, подойдя к своему королю, поцеловал его, вкладывая в этот поцелуй всю свою любовь.
— Сердце моё, — прошептал он так, чтобы слышал только Джек, а потом добавил громче. — Хочу представить тебе моего друга. Мой король, знакомься, это Стив Роджерс. Стив, хочу представить тебе человека, без которого не представляю себе жизни. Мой Джек.
Стив стоял, как громом поражённый. Только что он обрел своего Баки, единственного во всём мире человека, чьей смерти так и не смог себе простить, и снова его терял. Иррациональная ревность поднялась в груди, затмевая всё светлое, что всколыхнула эта встреча, но тут так некстати вспомнились слова такого же важного для него человека, каким был король Гильбоа Джонатан Бенджамин для Баки: «Не желай, Роджерс, другим того, чего не пожелал бы себе».
Его Баки был, похоже, счастлив, и с этим придётся смириться.
Джек почувствовал, что у него подкашиваются ноги. Он вцепился в Баки, чтобы не упасть. Значит, Баки все же выбрал?! И выбрал его, Джека?!
Джек смотрел на Баки сухо блестящими глазами и не мог поверить. Потом перевел взгляд на Роджерса, вспомнил метку на его шее и торжествующе улыбнулся. Баки — его! Только его! Америке придется просто принять это.
— Приятно познакомиться, — Стив улыбнулся через силу, протягивая Джеку руку.
Он смотрел на короля Джека — подумать только, и это в двадцать первом-то веке! — и не мог понять, почему Баки выбрал именно его, что их сплотило настолько, что этот Джек решился пожертвовать их отношениями, лишь бы Баки встретился с ним. Стив видел это во взгляде: отчаянном, больном, но твёрдом. Джек хотел дать Баки лучшее, и только за это стоило его уважать. Да и сам Баки смотрел на Джека так, что Стив ощущал себя лишним и совершенно незначительным во всей этой истории. Столько нежности было в совершенно целомудренных прикосновениях, что они смотрелись до невозможного интимными. Стив хотел, чтобы Баки был жив и счастлив. Он жив и, вроде бы, на жизнь не жалуется. А значит, главные условия самого сокровенного желания выполнены.
— Я думаю, — Джек стоял, опираясь на Баки, — нам троим есть, о чем поговорить, верно? У каждого из нас есть своя история. Но потом — Баки, ты обещал мне прогулку по Нью-Йорку!
— Вот объясни мне, Роджерс, какого хрена? — Брок попинал сумку с вещами, в очередной раз обошел до неприличия роскошные гостевые апартаменты в королевском дворце Гильбоа. — Тебе встрялся Барнс — вот и ехал бы к нему сам. Воссоединение любящих, бля, сердец!
— Брок, — Стив потёр переносицу. — Сколько тебе объяснять, что у нас с Баки никогда ничего не было? И мог бы ты перестать ругаться хотя бы здесь? Всё же королевский дворец, а ты ведёшь себя, как на плацу.
— На плацу ругаться не позволяет устав, — огрызнулся Брок. — Да и вообще, я в гробу видал всю эту шагистику. Роджерс, вынь голову из задницы! Этот местный королек, я слышал, сам боевой офицер. Поверь, ты не захочешь слышать, как он ругается!
Джек вошел в гостевые апартаменты, где разместили американцев, без стука. Баки с капризным по случаю непогоды Джейми на руках шел за ним. Когда у Джейми бывало плохое настроение или что-то болело, он успокаивался только на руках отца или Баки.
— Я не ругаюсь, мистер Рамлоу, — улыбнулся Джек. — Королевское воспитание, сами понимаете. Добрый день, рад, что вы благополучно добрались.
Баки улыбнулся, укачивая на руках ребёнка, и поздоровался кивком головы.
Ему было очень интересно посмотреть на того, кого выбрал Стив, и тот его несказанно удивил. Стиви, краснеющий под внимательным взглядом агента Картер, не имел ничего общего со Стивеном Роджерсом из двадцать первого века, но того, что рядом с ним окажется настолько тёртый жизнью смурной вояка, Баки совершенно не ожидал.
Он рассматривал Брока Рамлоу и не понимал. Но у Стива была своя голова на плечах.
— Не любите ходить в гости, мистер Рамлоу? — по-особому улыбнулся Баки.
— Не люблю, когда меня зовут в гости с невнятными целями, — Рамлоу внимательно оглядывал Баки. — Какое мы с Роджерсом имеем отношение к годовщине коронации в Гильбоа?
Джек пожал плечами, глядя, как Роджерс подходит к Баки с Джеймсом, осторожно останавливается в шаге от них и напряженно смотрит на мальчика. Джейми, который хмурился весь день, улыбнулся, протянул к Роджерсу ручку и звонко сказал:
— Дя!
Джек улыбнулся к сыну и повернулся к Рамлоу.
— Просто подходящий предлог. Мистер Рамлоу, я читал ваше досье. Вы лучший командир ударной группы за последние восемь лет. Да, я знаю, ЩИТ, секретность, вот это вот все… Я хочу предложить вам должность инструктора особого спецотряда разведки армии Гильбоа. Пока на три месяца. — Джек повернулся к Роджерсу. — А вам, Стив, я предлагаю принять участие в первом в Гильбоа параде гордости. Я, к сожалению, не могу этого сделать, но это очень важный праздник для всей страны.
Стив улыбался, глядя на Баки с малышом на руках. Настолько домашним и расслабленным выглядел его друг во дворце, что сразу становилось понятно: он дома. Стив даже не обратил внимания на то что говорил Джек, лишь краем сознания отмечая предложенное.
— С хуя ли? — возмутился Брок. — Чего ради Роджерсу вставать во главе вашей «армии пидорасов»? Не для того личная жизнь называется личной, чтобы трепать ею на каждом углу.
— Брок, — Стив поморщился и обернулся к Джеку. — Но и правда, почему я?
— Потому что предыдущее правление было гомофобным, — начал объяснять Джек. — Во главе Прайда пойдет преподобный Сэмуэлс. Прайд начнется с его проповеди о том, что «Бог есть любовь». Гильбоа — очень религиозная страна. Авторитет Капитана Америка здесь не так весом, как в США, но он все же есть. Мне важно показать моим военным, что мужественность не зависит от ориентации. Я не могу поставить во главе прайда Артура Стуруа — это опасно для него и опасно для королевской семьи. Но я могу попросить об этом его друга.
Брок поморщился, но глянув на самоотверженное лицо Стива, лишь закатил глаза.
— Ты уже готов запрыгнуть на баррикаду, да? Роджерс, вроде взрослый, а мозгов, как у ребёнка, управлять тобой плёвое дело.
— Откровенно говоря, мистер Рамлоу, — сказал Джек, — меня больше волнует, примите ли мое предложение вы. Прайд — внутреннее дело Гильбоа, и, если Капитан Америка откажется к нему присоединиться, я не удивлюсь. Такой демонстративный каминг-аут… — Джек сделал паузу. — Если вы не открылись в США, было бы странно, если бы вы сделали это здесь. У всех есть причины хранить свои тайны.
— О каких тайнах может идти речь, когда трахаешь национальное достояние? — оскалился Рамлоу.
— Брок! — Стив подавился воздухом, глянув на хитро сверкающего глазами Баки.
— Я уже дохуя лет Брок! — отмахнулся тот. — Наша с Роджерсом личная жизнь уже давно проходит под прицелом камер. Всегда найдётся ушлый журналюга, мечтающий покопаться в трусах героя Америки и очень не вовремя влезающий в спальню.
Стив покраснел, отводя взгляд.
— Есть разница между тем, что говорит желтая пресса, и открытым каминг-аутом, — серьезно сказал Джек. — Поверьте, я знаю. Мистер Рамлоу, вы ведь так мне и не ответили.
— Брок? — Стив нахмурился.
— ЩИТ мне отпусков должен лет за пятнадцать, так что почему нет? А за три месяца Роджерс наиграется со своим Баки и перестанет вздыхать по углам, изображая сиротку.
— Брок!
— Да-да, Роджерс, я охуенен и всё такое, но подзаебался смотреть на твою постную рожу.
— Вот и разобрались, — Баки качнул головой и, подойдя к Джеку, коснулся его руки своей ладонью. — Пойду Джейми уложу. И узнаю, как Люсинда, ей нездоровится сегодня.
— Я рад, что вы согласились, мистер Рамлоу, — сказал Джек. — Жду вас на скромном семейном обеде через час. — Он взял сонного сына из рук Баки. — Я сам его уложу.
Джек и Баки ушли. Брок смотрел им вслед.
— Развелось боевых пидорасов, — буркнул он. — Роджерс, я серьезно: в жопу местный Прайд. Если тебе неймется, в мае на нью-йоркский сходим. Здесь за такое и пулей могут обрадовать. Я узнавал.
— Тогда тем более я должен быть. Как раз ты и должен меня понять, Брок, — Стив взял его ладони в свои, поднёс к губам. — После всего, через что мы прошли, чтобы быть вместе, разве это не самый удачный случай показать, что любовь не имеет пола?
Брок закатил глаза.
— Этот местный королек вертит всеми как хочет, — сказал он. — Мной, тобой, твоим драгоценным Баки! Слушай, а этот ребенок — он вообще чей? Король-пидорас, может, он вообще не по бабам? Нет, ты подумай только — я же даже не спросил, сколько он собирается мне платить! Просто согласился!
— Да какая разница до чужой семьи? Баки рассказал, что король женат, — Стив смотрел Броку прямо в глаза. — Я люблю тебя и хочу, чтобы все знали, что ты мой, только мой, понимаешь?
— И что, ради этого ты собираешься вертеть жопой на площадях? — оскалился Брок. — Чтобы каждый мог эту самую жопу полапать?
— Нет, — Стив подошёл к ещё не разобранным чемоданам, что-то достал, зажав в кулаке и вернулся. — Брок, я хочу, чтобы между нами больше ничего не стояло. Чтобы мы всю жизнь провели вместе, как единое целое, — он вытянул ладонь вперёд и разжал. Парные кольца из белого золота блеснули в свете ламп. — Ты согласен?
Брок долго стоял и смотрел на ладонь Роджерса. Переводил взгляд на его серьезное лицо и снова пялился на кольца. Было видно, что он с трудом удерживается от того, чтобы материться вслух.
— Ррромантик! — прорычал он и добавил: — Мы больше не сможем работать вместе. А я не хочу уходить из ЩИТа. Даже ради твоей прекрасной жопы, Роджерс, я не брошу своих ребят. — Он помолчал и сказал: — В этой ебаной Гильбоа нас даже обвенчают, я думаю. Блядь, Роджерс, ты будешь в белом! — Он оскалился. — Я согласен, если ты устроишь так, чтобы моим шафером был местный король. И никакого, нахуй, Прайда!
Баки подошёл к Джеку со спины, обнял, утыкаясь носом в затылок, прижался и принялся расстёгивать пуговицы пиджака.
— Всё хорошо в том, что ты король, но одежда у тебя неудобная, — мурлыкнул он, стягивая пиджак и откидывая его в сторону. За ним полетели и галстук с рубашкой. — Пока до тела доберёшься, семь потов сойдёт.
Баки чуть отстранился, огладил прямую спину своего короля, коснулся губами шейных позвонков, лопаток. Расстегнул звякнувшую пряжку ремня и стянул брюки. Баки немного кривил душой. Ему нравилось раздевать Джека, разворачивать, как рождественский подарок, лишая яркой изысканной обёртки, оставляя только настоящее, к чему имел доступ только он один.
— Зато ты давно не надевал тактический костюм, — укорил Джек. — Понимаю, повода нет, но ты в нем великолепен.
Он откинул голову Баки на плечо и позволил ласкать себя. Джек устал, но не настолько, чтобы просто лечь и уснуть. Хотя в начале правления случались и такие ночи, когда он просто засыпал, обняв Баки.
У Джека в голове все еще вертелись дела. Страна требовала неустанных забот. Но по уговору с Баки, после того как за ними вечерами запиралась крепкая дубовая дверь королевской спальни, ни о каких делах Гильбоа они не говорили. День — дню. Ночь принадлежала только им.
Баки целовал, гладил Джека, наслаждаясь твёрдостью здорового мужского тела, вдыхал его запах. Подхватив Джека на руки, он уронил его на постель и отстранился, быстро раздеваясь и в то же время любуясь своим королём. Всё в Джеке было прекрасно: от алых призывно приоткрытых губ, твёрдых горошин сосков, крепкого, налившегося желанием члена, до подрагивающих в предвкушении лодыжек. Баки поймал ногу Джека, коснулся губами косточки рядом со ступнёй, провёл ладонями по икрам, поцеловал сначала под одним коленом, потом под другим, подхватил под бёдра, дёргая на себя.
— Люблю тебя, мой король, — выдохнул он и взял в рот член Джека сразу на всю длину, пропуская в глотку.
Джек захлебнулся стоном. Баки, его Баки… Джек принадлежал ему, как никому и никогда, и эта принадлежность не приедалась. То, насколько Баки силен, всякий раз возбуждало Джека, как в первый раз.
В этой позе, когда Баки держал половину веса Джека просто на руках, Джек не мог двинуться и только принимал ласку.
— Трахни меня, — велел он. — Твой король приказывает.
Баки Рывком перевернул Джека, укладывая его на живот, коснулся ладонями ягодиц, чуть сдавливая, разводя в сторону. Застонал отчаянно, жарко дыхнув на кольцо сжавшихся мышц, лизнул от поджавшихся яиц до самого копчика.
Растягивая Джека, подготавливая его для себя, Баки плыл, плавился, лаская, оглаживая бархатистые стенки языком, вылизывал. От стонов Джека, от того, как дрожали его бёдра, Баки рвало крышу, но он сдерживался из последних сил, чтобы не вогнать сразу на полную.
Джек вскрикнул от удовольствия, чувствуя, как Баки протискивается в него со своей всегдашней неостановимостью и неотвратимостью. Он обожал это ощущение раскрытости, натянутости, обожал, когда Баки накрывал его собой и трахал. В голове не оставалось ни одной мысли, дыхание выбивалось из груди вскриками. Джек лежал, придавленный тяжестью Баки, и не мог даже подмахивать. Только смиренно принимать. Ему в голос хотелось орать от этого.
Баки накрыл ладони Джека своими, переплёл пальцы, делая несколько неглубоких толчков и вошёл на всю длину, проезжаясь по простате, заполняя собой до краёв. Замер, переводя дыхание.
Он любил трахать Джека, любил сам принадлежать, быть рядом, засыпать и просыпаться, проводить каждую минуту. Баки любил Джека всем своим существом, как не мог бы полюбить никого другого.
Джек долго, громко застонал, выгибаясь в полном глубоком оргазме и обмяк. Иногда он засыпал сразу после, и тогда Баки обтирал его, уже спящего, и ложился рядом.
Баки отстал от Джека ровно на три толчка, втиснулся как мог глубоко и замер — Джек это очень любил. Потом лег сверху, опираясь на локти, чтобы не мешать Джеку дышать.
— Одеялко… — пробормотал Джек. — Обожаю.
Баки поцеловал его в загривок, потёрся щекой, тихо урча, будто бы стараясь оставить на Джеке свой запах, пометить его в тысячный раз.
— Почему ты мне тогда не сказал? — тихо спросил Джек. — Я думал, ты уже не вернешься. Ты даже не попрощался.
Баки откатился в сторону, лёг на спину, устраивая Джека у себя на груди, так чтобы видеть его глаза.
— Стив всегда был для меня кем-то большим чем друг, брат, чем я сам. Он всю жизнь болел, и я боялся оставить его хоть на секунду. Казалось, уйди я, и он зачахнет, погибнет, как прихотливый тропический цветок. Но потом меня призвали. Война — это грязное дело, уж тебе ли не знать, мой король. А Стив будто бы специально рвался на фронт. Хотя какой толк от такого солдата, если он во время переправки на фронт загнётся, — Баки тяжело вздохнул. — И я не переставал благодарить Бога за то, что ему постоянно отказывали. Потом мой полк попал в плен, и спасать нас пришёл Стив Роджерс, огромный, сильный, как десяток грузчиков, и совершенно здоровый. Но в нём было столько от того доходяги Стиви, что я продолжил его опекать, соваться во все дыры, лишь бы ему голову не откусили по самые плечи. За него я и умер, — Баки сглотнул, чувствуя, как горечь прокатилась по горлу, оседая где-то в груди. — Когда я начал вспоминать, то надеялся, что он прожил долгую, счастливую, а главное, мирную жизнь. Но Стив умер. Глупо разбился где-то во льдах в том же году, что и я, — Баки замолчал, смаргивая так и не подступившие слёзы.
— Он спас все крупные города Америки, — тихо сказал Джек. — Я читал. Так что совсем не глупо. Не все же герои похожи на Шепарда, понимаешь?
— Понимаю, и в то же время не могу понять, мой король. Когда я узнал, что он жив, на меня как помутнение нашло. Мне надо было его увидеть, чтобы поверить, что это точно он. Сам не помню, как добрался до джета, до Нью-Йорка, очнулся, только следуя за ним по пятам. И понял, что он снова воюет, рвёт рубаху на груди за чужие идеалы. А это уже давно не моё. С тех пор, как ты сделал меня своим, мне не требуется больше никто. За Стива есть теперь кому сражаться, а у меня есть семья — самые главные люди на свете. И ни Стив, ни кто бы то ни было этого изменить не смогут.
Джек запустил руку в распущенные волосы Баки. Такие тяжелые, шелковистые. Баки так и не стал стричься, но научился заплетать тугую косу, так что, если смотреть на него спереди, казалось, что у него аккуратная прилизанная прическа в стиле тридцатых.
— Я думал, ты вернешься к нему, — признался Джек. — Ты никогда не говорил, кто вы друг другу, но кружка со щитом была первым, что ты купил. Уже тогда начал вспоминать, да?
— Между нами никогда ничего не было, — Баки потёрся щекой о руку Джека. — Да и не могло быть. Мы были чёртовыми близнецами из Бруклина. Всегда вместе, но ему было не до любви, а я никогда не смотрел в сторону мужчин, чтобы испытывать к Стиву такие чувства. Вот смешливые дамочки — другое дело, — Баки присвистнул. — Баки Барнс был парень что надо, пользовался спросом, но всегда таскал с собой страшненького «младшего брата». А щит… Не знаю, я не помнил ничего, когда купил кружку, но взглядом сразу прикипел именно к ней.
— Просто… — Джек оплел Баки, как сонный осьминог. — Ориентация не берется ниоткуда, Баки. Я вот с детства влюблялся в мальчишек. С девочками просто играл. Но ты же католик, верно? Ты, наверное, просто не позволял себе думать в эту сторону. Вряд ли это я такой особенный, что смог совратить совершенного натурала.
— Всё может быть, — хмыкнул Баки. — Но со Стивом у нас никогда не было ничего. — Баки серьёзно посмотрел в глаза Джека. — Я никогда никого не любил. Ты для меня особенный, мой король. Единственный в своём роде.
The End
14.12.2017 — 23.12.2017
Совместно с прекрасной PaleFire
Огромное спасибо за иллюстрацию Мели-Су
Эпилог
Два года спустя.
Баки удобно устроился на диване, прижав к себе дремлющего Джеймса.
Он никак не мог ожидать, что своего сына Джек назовёт в его честь, и что Люсинда с этим согласится. Он стоял около кроватки с этим крошечным существом, сладко пахнущим молоком, чувствуя, как печёт под веками. Джеймс Бенджамин, маленькая копия своего отца. Сколько бы Баки ни рассматривал его, не мог найти ничего от себя, так похожего на своего короля, но от Джека в маленьком комочке было всё: хитрые лучистые глаза, улыбка, ямочка на подбородке.
Баки почти не спускал Джеймса с рук, возился с ним, как собственным ребёнком. А он и был так же его, как и королевской четы. Люсинда смеялась, что дядюшка Баки вконец разбалует маленького Джеймса, на что тот отвечал, что шея у него крепкая и сможет выдержать одного юного принца.
Придерживая Джеймса одной рукой, Баки поставил на колено ноутбук и развернул новостную ленту. За последнее время он как-то выпал из жизни, полностью посвятив себя Джеку и его сыну, стараясь не отвлекаться на несущественное. Мало ли что творится в мире. Гильбоа оно не касалось никоим образом. Королевство процветало.
Развернув данные полугодовой давности, Баки погрузился в чтение, поглаживая спящего малыша по спинке. В мире ничего не менялось. Кто-то с кем-то воевал, заключались выгодные союзы, над многострадальным Нью-Йорком разверзся портал в параллельную вселенную — Баки хмыкнул, — но город выстоял и был спасён национальным достоянием …
читать дальшеБаки кликнул по ссылке и обомлел. С монитора на него смотрел, устало улыбаясь, Стивен Грант Роджерс. Точно такой же, как и в Италии, будто не прошло почти семьдесят лет, будто бы он не погиб, спасая Нью-Йорк, разбившись во льдах. Этого просто не могло быть.
Разворачивая окно за окном, Баки всё сильнее убеждался, что пропустил слишком многое. Стив жив, найден где-то во льдах, разморожен и вновь возвращён на службу ради блага человечества.
Сотни хвалебных роликов, фотографии на фоне полуразрушенных зданий и возвышающийся над всем этим хаосом Капитан Америка.
Баки захлопнул ноутбук. В голове было пусто и удивительно ясно. Он должен увидеть Стива, не поговорить, а просто увидеть. Удостовериться, что это именно он, а не тщательно срежиссированная подделка ради поддержания патриотического духа в вечно сомневающихся во всём и вся американцах.
Кое-как поднявшись, Баки побрёл нетвёрдым шагом в кабинет Джека, молча передал ему сына и вышел. В груди горело от странной смеси ожидания и плохого предчувствия, будто бы эта встреча должна решить что-то для него лично.
Введя координаты в автопилот квинджета, Баки повалился в кресло.
Его мир снова смещался. Он уже и не думал, что его может что-то удивить настолько, что он сорвётся через океан, никому ничего не сказав. Баки сам не знал, зачем всё это делал. Хотел ли он увидеть Стива, обнять, понять, что тот действительно жив? Конечно, да. Стиви долгое время для Баки был тем единственным, ради кого он старался быть лучше. Но что делать, если тот попросит Баки остаться рядом, чтобы как в былые времена?
Баки смотрел на свою бионическую ладонь, ничего не замечая вокруг: ни разрывающегося входящим вызовом интеркома, ни дождя, заливающего лобовое стекло, ни головной боли, раскалённым сверлом впивающейся в голову где-то за левым ухом.
У Баки был Джек, был маленький Джеймс. Разве можно желать ещё хоть что-то? Поэтому он и не хотел разговаривать со Стивом, а лишь увидеть его мельком, удостовериться и вернуться обратно к своему королю.
Найти Капитана Америку оказалось не так уж и сложно. Будни национального героя чуть ли не были расписаны до минуты, чтобы каждый мог убедиться, что Стив Роджерс такой же, как и все, и он борется за Америку — и прочий бред охочих до сенсаций газетёнок.
Баки шёл за Стивом, не отставая ни на шаг, рассматривал, стоило тому остановиться и заговорить с кем-то, отмечая слишком явные изменения в наивном Стиви — душа нараспашку. Синие, некогда лучистые глаза будто выгорели, вокруг губ залегли скорбные складки, словно его Стиви окунули в реальную жизнь разом и с головой, давая вдоволь нахлебаться и понять, что давно нет чёрных и белых сторон и у твоего врага с тобой может быть намного больше общего, чем у тех, кто зовёт тебя своим другом.
Баки вернулся к джету только ранним вечером. Надо было лететь домой, к своему королю и мирному королевству, оставляя Стива и его вечную войну Америке. Роджерс никогда не умел жить для себя, никогда не знал, когда стоило бы остановиться и всё бросить, но он выжил, и это вселяло в Баки уверенность, что однажды и его друг найдёт себе тихую гавань, оставляя всё наносное за дверью дома, куда захочется возвращаться.
Когда Баки, просто вручив Джеку сына, сорвался куда-то, Джек сначала подумал, что, наверное, тот нью-йоркский портал сейчас разверзнется над Шайло. Джек передал Джейми няне и первым делом пошел проверить ноутбук Баки. Тот, конечно, был запаролен, но Джек знал пароль, как Баки знал коды от всех личных сейфов Джека.
Ноутбук был не то что не выключен, но даже не закрыт до конца. Джек листал вкладки браузера, на каждой видя одно и то же лицо. Стивен Роджерс, Капитан Америка, выжил и снова проявил героизм.
Джек не знал об этом до сегодняшнего дня. Дела США никоим образом не касались Гильбоа. Джек не знал, что Стив Роджерс значит для Баки, но он помнил, что первой личной вещью Артура Стуруа стала кружка со щитом Капитана Америка, а значит, Стив для Баки был по-прежнему важен.
Может, они были любовниками когда-то? И старая любовь никуда не делась?
Джек запросил о том, где Баки, у его заместителя, и без удивления услышал, что начальник личной охраны короля взял квинджет и улетел в неизвестном направлении.
Значит, вот так. Даже не попрощавшись.
Было больно, но Джек давно готовил себя к этой боли. С того самого дня, как услышал «Меня зовут Джеймс Бьюкенен Барнс». Джек сам вернул Баки свободу, и не его дело, как тот этой свободой распорядится.
Жаль, конечно, что Баки ему ничего не сказал.
Джек попробовал позвонить ему на личный коммуникатор, но Баки не отвечал.
Джек вздохнул и закрыл лицо руками. Постоял так минуту, чувствуя, как горе обжигает изнутри. А потом пошел одеваться. Сегодня очередное заседание Совета. Будут просители со своими петициями. Джек точно знал, что даст слово председателю ЛГБТ-сообщества Гильбоа. Тот будет просить о проведении Прайда. Что ж, Джек разрешит.
Потом будет обсуждение бюджета. А послезавтра Джек на сутки ляжет в больницу. Сету снова нужна пересадка костного мозга. Правда, врачи говорили, что, возможно, последующие уже не понадобятся.
Джек поправил галстук и постарался совладать с лицом. Все хорошее когда-нибудь заканчивается. Джек еще в детстве усвоил этот урок.
Баки гнал на предельно допустимых скоростях, стараясь успеть хотя бы до ночи. Он помнил, какой тяжёлый предстоял послезавтра день. Другого донора для Сета пока что так и не нашли, и в момент забора костного мозга Баки всегда был рядом, усаживался рядом и не отходил ни на секунду, игнорируя возмущённые попытки врачей выдворить из палаты посторонних. Но Джеку было плохо, и Баки физически не мог заставить себя сдвинуться с места. Он сидел и гладил ладонь своего короля, рассказывал какие-то совершенно не важные новости, отвлекая от боли, но стоило врачам покинуть палату, перебирался на больничную койку Джека, вжимался в него, мечтая забрать боль себе.
Во дворец Баки вошёл уже заполночь. Прошёлся по сонным коридорам, заглянул в детскую, коснувшись губами лба Джейми и отправился в спальню. Следовало извиниться перед Джеком, что он так сорвался, ничего не объяснив, что не отвечал на звонки, не в силах был говорить.
Баки вошёл в спальню, тихо притворив дверь за собой. Джек уже спал, свернувшись калачиком и обнимая себя за левое плечо — оно иногда ныло на непогоду.
Быстро раздевшись и приняв душ, Баки нырнул под одеяло, притянул Джека к себе, обнимая, коснулся губами сомкнутых век. Вот оно, его место, рядом с Джеком. Что Баки, что Зимний Солдат навоевался и обрёл своё невозможное счастье, которого, казалось, и не заслужил вовсе. И он теперь всё отдаст, чтобы не потерять то, за что боролся. Баки улыбнулся сквозь сон, почувствовав, что Джек, наконец, расслабился, оплёл его руками и задышал спокойнее.
— Спи, мой король, — прошептал Баки проваливаясь в темноту.
— Седьмого марта мы летим в Нью-Йорк, — объявил Джек за завтраком. — Меня пригласили выступить в ООН как главу государства. Будем обсуждать европейские проблемы. Поделюсь опытом того, отчего у Гильбоа нет проблем с мигрантами.
— Оттого, что у Гильбоа никогда не было заморских колоний, — сказала королева Люсинда, передвигая пальцем разноцветные таблетки на блюде. Люсинда снова была беременна, и ей назначили какое-то совершенно невероятное количество витаминов и поддерживающих препаратов. Королевский врач считал, что вторая беременность через год с небольшим после первой — это слишком большая нагрузка на организм. Люсинда так не считала, и потребовала от мужа исполнения супружеского долга, как только Джеймсу исполнился год. Забеременела она так же быстро, как и в первый раз. — А еще оттого, что программа «Мы сделаем вас свободными и равными» уже сто пятьдесят лет как отменена.
Джек улыбнулся. Программу, о которой говорила Люсинда, придумал тогдашний канцлер. По ней Гильбоа принимала и давала равные права всем рабам. Именно этому канцлеру страна была обязана неестественному для Европы количеству чернокожего населения.
— Нью-Йорк — это хорошо, — задумчиво протянул Баки, подкладывая в тарелку Люсинды ещё блинчиков и не слушая ее возражений. — Давно хотел показать тебе, мой король, где я жил раньше. Бруклин, конечно, давно перестроили, но какие-то знакомые сердцу черты найти можно.
Баки старался не вспоминать о Стиве, не думать, что он как раз сейчас мо-жет быть в Нью-Йорке и нести разумное, доброе, вечное в массы одним своим видом, но встречаться с ним желания всё ещё не возникало. Роджерс был одним из тех людей, что могли подвигнуть на борьбу одним своим видом, а у Баки семья.
— Что там с безопасностью? — спросил Баки, вытерев лицо Джеймса салфеткой. — Слишком уж много всего в последнее время свалилось на США.
— Да, США притягивает неадекват всех мастей, как фрукты ос, — согласился Джек. — Согласно стандартным протоколам. Займешься? Это твоя прямая обязанность.
— Мой король мо¬жет во мне не сомневаться, — одними губами улыбнулся Баки. Его мысли были далеко от Гильбоа.
Седьмое число наступило слишком рано, и хоть Баки и был полностью готов, проинструктировав гвардейцев, как тех, кого они берут с собой в качестве почетного эскорта, так и тех, кто оставался охранять дворец и королеву с принцем, на душе было неспокойно.
— Я связался с принимающей стороной, мой король, и в очередной раз убедился, что если хочешь что-то сделать хорошо, сделай это сам. Я взял на себя смелость заменить президентский люкс на обычный пентхаус, отказался от вооруженного сопровождения. Зачем привлекать излишнее внимание? Наши люди вполне в состоянии обеспечить безопасность своего короля, да и рядом с тобой буду я, — нахмурился Баки, рассылая письма и подтверждая отказы. — Жаль, что летим не на квинджете. — Баки тяжело вздохнул и покосился на свою нежно любимую «птичку». — Он быстрее, манёвреннее и защищён лучше, но «королю не солидно прилетать на военном транспорте», — протянул он, пародируя главного советника.
— Гильбоа не воюет, — подтвердил Джек. — Полетим королевским джетом.
Весь полет Джек размышлял, правильно ли он сделал, наметив личный визит Стивена Гранта Роджерса на следующий после выступления в ООН. Баки ни слова не сказал Джеку о том, когда и зачем мотался в тот день, когда Джек уже успел попрощаться с ним навсегда. Просто вернулся к ночи, обнял спящего Джека, и утром все было как обычно. Почти как обычно, потому что червячок сомнения Джека все же глодал.
Роджерс — удивление сквозило в каждом слове ответного письма — подтвердил, что будет.
Джек собирался столкнуть его с Баки и посмотреть на них вдвоем. Чтобы убедиться… в чем-то.
Баки маялся от безделья. Не любил он все эти великосветские мероприятия с многочасовыми расшаркиваниями толь¬ко ради того, чтобы очередная захудалая европейская страна попросила денег у более богатого соседа. Больше хотелось вернуться в номер — Баки закрыл глаза и облизал губы — и трахнуть Джека, прижав его к стеклу панорамного окна, чтобы вытравить ту самую горечь, что поселилась в глазах его короля с того самого дня, когда он мотался посмотреть на Роджерса. Но пока Баки терпел, слушая одного оратора за другим, замерев за спиной своего короля немой поддержкой.
Роджерс явился утром, в десять, как и было назначено. Довольно позднее время для визитов в Нью-Йорке — но сегодня Джек собирался устроить себе выходной и прогулку по городу.
Охранник впустил Капитана Америка в гостиную и удалился. Джек улыбнулся Роджерсу. Чем-то тот был похож на Шепарда — статный голубоглазый блондин в слишком неприметной и плохо подобранной, слегка старомодной одежде. Джек внимательно оглядел гостя, с удивлением замечая бледный, почти выцветший след от поцелуя на его шее. Джек прекрасно знал, что Роджерс — тоже модификант, а значит, кто-то впивался в его шею не позднее, чем ранним утром. У Роджерса кто-то есть? Отлично!
— Доброе утро, Стивен! — приветствовал гостя Джек. — Вы же не против, если я буду называть вас так? Это неофициальная встреча, можно сказать, почти семейная. Чаю, кофе?
Роджерс, казалось, завис, разглядывая стоящего перед ним человека.
— Баки? — прошептал он, подаваясь вперёд. — Боже мой! Баки!
Стив шёл на эту встречу, не совсем понимая, зачем понадобился королю какой-то крошечной страны, затерянной в Европе, о существовании которой вообще мало кто знал до последнего времени, пока к власти не пришёл новый монарх. Но Стив уже отчасти привык, что его именем размахивают, словно знаменем и, если бы могли, то укладывали в чужие постели «ради мира во всем мире».
— Баки…
Но стоило подойти ближе, Стив понял, что ошибся. Король Гильбоа был слишком похож на Баки времён сороковых, когда под его глазами ещё не залегли густые тени плена и лабораторных экспериментов Аззано. Джонатан Бенджамин был слишком похож на Баки, до боли в сердце, до рези в глазах, но не был им.
— Простите, Ваше Величество, — глухо сказал Стив, отступая. — Вы слишком похожи на моего погибшего дру¬га.
— Баки! — крикнул Джек, повернувшись к лестнице на второй этаж. — Спускайся! К тебе гость!
— Если снова коммивояжеры Старка, то отошли их обратно — и дело с концом. Меня не волнует закупка вооружения на стороне. Как ты сам сказал, мой король, Гильбоа не воюет, — крикнул в ответ Баки, свешиваясь с лестницы и чуть не навернулся, схватившись за перила в последний момент.
Посреди гостиной королевского пентхауса стоял Стив.
Баки сглотнул, зажмурился, но, когда открыл глаза, Стив никуда не исчез, а всё так же стоял внизу, задрав голову, и смотрел на него.
— Баки! — неверяще выдохнул он и в два прыжка взлетел по лестнице.
Он обнял Баки изо всех своих дурных сил, вдыхая его запах и не веря, что это действительно Баки, его Баки Барнс, рухнувший пропасть в сорок пятом году, который для Стива был совсем недавно, почти вчера.
— Ну-ну, мелкий, — хрипло сказал Баки, похлопав Стива по спине. — Силы в тебе прибавилось, а вот дурь осталась та же. Да живой я, живой. Пойдём вниз, неправильно оставлять в неведении моего короля, а то напридумывали себе что-нибудь, а мне потом мучайся, разбираясь, где я успел облажаться. Пойдём.
Стив вцепился в Баки, не отпуская, чувствуя, как глаза жгут слезы, которые так и не пришли тогда, когда Баки погиб. От Баки пахло гелем для душа и пеной для бритья, у него были широченные плечи и волосы, собранные в длинный хвост, он был таким же широким и высоким, как сам Стив, но это был Баки, его Баки!
Джек стоял внизу и смотрел, как Стив Роджерс, Капитан Америка, плачет на плече Баки Барнса, и думал, что даже если самого Джека эта встреча оставит в одиночестве, пригласить Роджерса было правильно. Они слишком многое значат друг для друга, эти двое. В конце концов, они прожили вместе целую жизнь, до самой смерти, а с Джеком Баки был всего три года.
Баки стоял и чувствовал, что и его накрывает. Тогда, ещё будучи Артуром и толь¬ко начав вспоминать самого себя, он узнал о смерти Стива и чуть не умер сам, второй раз рухнув в ледяную пропасть. Он запретил себе думать о старом друге, запрятал воспоминания о нём слишком глубоко, чтобы не раскалываться на куски каждый раз, как брал в руки чашку с изображением яркого капитанского щита на боку. И эти так и не пролитые слезы наконец нашли выход. Он сжал Стива сильнее, уткнулся носом в его плечо и отпустил всю горечь, отчаяние и боль. Он чувствовал, что впервые за очень долгое время действительно свободен и счастлив.
Баки оторвался от плеча Стива и глянул вниз на Джека, одними губами прошептав:
— Спасибо.
Джек печально улыбнулся ему и отошел к окну. Оно выходило на Центральный парк, и Джек любовался видами Нью-Йорка, его небоскребами и озером в парке, океаном, спрятавшимся за домами. Джек видел, как много Шайло перенял у этого города, и пытался заставить себя думать о делах государства. Завтра он вернется в Шайло, скорее всего, один. Больно будет, конечно, долго, но потом пройдет. Скоро годовщина смерти отца, на эту дату назначено открытие музея новейшей истории Гильбоа, Джек будет присутствовать. У него есть сын, который только позавчера сделал первые шаги. Люсинда носит дочь. У него есть племянница — милая Лили с золотыми локонами и мамиными глазами, смешливая и любящая кошек. Джек вернется домой, и будет смотреть, как играют дети. Будет рисовать для Лили котов. Может быть, уговорит Мишель и Давида завести для девочки кошку. Или нет! Джек сам ее подарит! Королевский подарок — Мишель не посмеет возразить. А детям нужны животные. И Джеймсу кто-то нужен. Но пока Джеймс не проявлял особого интереса к отдельным представителям животного мира.
Джек обернулся, чтобы вызывать секретаря. Пусть подготовит выжимку по породистым кошкам, а Джек выберет. Кошка из Америки — почему бы и нет?
Баки поцеловав Стива в лоб и спустился, увлекая его за собой.
На Джека было страшно смотреть. Баки закатил глаза, прекрасно поняв, что тот себе уже успел напредставлять, а поэтому отпустил руку Стива и, подойдя к своему королю, поцеловал его, вкладывая в этот поцелуй всю свою любовь.
— Сердце моё, — прошептал он так, чтобы слышал только Джек, а потом добавил громче. — Хочу представить тебе моего друга. Мой король, знакомься, это Стив Роджерс. Стив, хочу представить тебе человека, без которого не представляю себе жизни. Мой Джек.
Стив стоял, как громом поражённый. Только что он обрел своего Баки, единственного во всём мире человека, чьей смерти так и не смог себе простить, и снова его терял. Иррациональная ревность поднялась в груди, затмевая всё светлое, что всколыхнула эта встреча, но тут так некстати вспомнились слова такого же важного для него человека, каким был король Гильбоа Джонатан Бенджамин для Баки: «Не желай, Роджерс, другим того, чего не пожелал бы себе».
Его Баки был, похоже, счастлив, и с этим придётся смириться.
Джек почувствовал, что у него подкашиваются ноги. Он вцепился в Баки, чтобы не упасть. Значит, Баки все же выбрал?! И выбрал его, Джека?!
Джек смотрел на Баки сухо блестящими глазами и не мог поверить. Потом перевел взгляд на Роджерса, вспомнил метку на его шее и торжествующе улыбнулся. Баки — его! Только его! Америке придется просто принять это.
— Приятно познакомиться, — Стив улыбнулся через силу, протягивая Джеку руку.
Он смотрел на короля Джека — подумать только, и это в двадцать первом-то веке! — и не мог понять, почему Баки выбрал именно его, что их сплотило настолько, что этот Джек решился пожертвовать их отношениями, лишь бы Баки встретился с ним. Стив видел это во взгляде: отчаянном, больном, но твёрдом. Джек хотел дать Баки лучшее, и только за это стоило его уважать. Да и сам Баки смотрел на Джека так, что Стив ощущал себя лишним и совершенно незначительным во всей этой истории. Столько нежности было в совершенно целомудренных прикосновениях, что они смотрелись до невозможного интимными. Стив хотел, чтобы Баки был жив и счастлив. Он жив и, вроде бы, на жизнь не жалуется. А значит, главные условия самого сокровенного желания выполнены.
— Я думаю, — Джек стоял, опираясь на Баки, — нам троим есть, о чем поговорить, верно? У каждого из нас есть своя история. Но потом — Баки, ты обещал мне прогулку по Нью-Йорку!
— Вот объясни мне, Роджерс, какого хрена? — Брок попинал сумку с вещами, в очередной раз обошел до неприличия роскошные гостевые апартаменты в королевском дворце Гильбоа. — Тебе встрялся Барнс — вот и ехал бы к нему сам. Воссоединение любящих, бля, сердец!
— Брок, — Стив потёр переносицу. — Сколько тебе объяснять, что у нас с Баки никогда ничего не было? И мог бы ты перестать ругаться хотя бы здесь? Всё же королевский дворец, а ты ведёшь себя, как на плацу.
— На плацу ругаться не позволяет устав, — огрызнулся Брок. — Да и вообще, я в гробу видал всю эту шагистику. Роджерс, вынь голову из задницы! Этот местный королек, я слышал, сам боевой офицер. Поверь, ты не захочешь слышать, как он ругается!
Джек вошел в гостевые апартаменты, где разместили американцев, без стука. Баки с капризным по случаю непогоды Джейми на руках шел за ним. Когда у Джейми бывало плохое настроение или что-то болело, он успокаивался только на руках отца или Баки.
— Я не ругаюсь, мистер Рамлоу, — улыбнулся Джек. — Королевское воспитание, сами понимаете. Добрый день, рад, что вы благополучно добрались.
Баки улыбнулся, укачивая на руках ребёнка, и поздоровался кивком головы.
Ему было очень интересно посмотреть на того, кого выбрал Стив, и тот его несказанно удивил. Стиви, краснеющий под внимательным взглядом агента Картер, не имел ничего общего со Стивеном Роджерсом из двадцать первого века, но того, что рядом с ним окажется настолько тёртый жизнью смурной вояка, Баки совершенно не ожидал.
Он рассматривал Брока Рамлоу и не понимал. Но у Стива была своя голова на плечах.
— Не любите ходить в гости, мистер Рамлоу? — по-особому улыбнулся Баки.
— Не люблю, когда меня зовут в гости с невнятными целями, — Рамлоу внимательно оглядывал Баки. — Какое мы с Роджерсом имеем отношение к годовщине коронации в Гильбоа?
Джек пожал плечами, глядя, как Роджерс подходит к Баки с Джеймсом, осторожно останавливается в шаге от них и напряженно смотрит на мальчика. Джейми, который хмурился весь день, улыбнулся, протянул к Роджерсу ручку и звонко сказал:
— Дя!
Джек улыбнулся к сыну и повернулся к Рамлоу.
— Просто подходящий предлог. Мистер Рамлоу, я читал ваше досье. Вы лучший командир ударной группы за последние восемь лет. Да, я знаю, ЩИТ, секретность, вот это вот все… Я хочу предложить вам должность инструктора особого спецотряда разведки армии Гильбоа. Пока на три месяца. — Джек повернулся к Роджерсу. — А вам, Стив, я предлагаю принять участие в первом в Гильбоа параде гордости. Я, к сожалению, не могу этого сделать, но это очень важный праздник для всей страны.
Стив улыбался, глядя на Баки с малышом на руках. Настолько домашним и расслабленным выглядел его друг во дворце, что сразу становилось понятно: он дома. Стив даже не обратил внимания на то что говорил Джек, лишь краем сознания отмечая предложенное.
— С хуя ли? — возмутился Брок. — Чего ради Роджерсу вставать во главе вашей «армии пидорасов»? Не для того личная жизнь называется личной, чтобы трепать ею на каждом углу.
— Брок, — Стив поморщился и обернулся к Джеку. — Но и правда, почему я?
— Потому что предыдущее правление было гомофобным, — начал объяснять Джек. — Во главе Прайда пойдет преподобный Сэмуэлс. Прайд начнется с его проповеди о том, что «Бог есть любовь». Гильбоа — очень религиозная страна. Авторитет Капитана Америка здесь не так весом, как в США, но он все же есть. Мне важно показать моим военным, что мужественность не зависит от ориентации. Я не могу поставить во главе прайда Артура Стуруа — это опасно для него и опасно для королевской семьи. Но я могу попросить об этом его друга.
Брок поморщился, но глянув на самоотверженное лицо Стива, лишь закатил глаза.
— Ты уже готов запрыгнуть на баррикаду, да? Роджерс, вроде взрослый, а мозгов, как у ребёнка, управлять тобой плёвое дело.
— Откровенно говоря, мистер Рамлоу, — сказал Джек, — меня больше волнует, примите ли мое предложение вы. Прайд — внутреннее дело Гильбоа, и, если Капитан Америка откажется к нему присоединиться, я не удивлюсь. Такой демонстративный каминг-аут… — Джек сделал паузу. — Если вы не открылись в США, было бы странно, если бы вы сделали это здесь. У всех есть причины хранить свои тайны.
— О каких тайнах может идти речь, когда трахаешь национальное достояние? — оскалился Рамлоу.
— Брок! — Стив подавился воздухом, глянув на хитро сверкающего глазами Баки.
— Я уже дохуя лет Брок! — отмахнулся тот. — Наша с Роджерсом личная жизнь уже давно проходит под прицелом камер. Всегда найдётся ушлый журналюга, мечтающий покопаться в трусах героя Америки и очень не вовремя влезающий в спальню.
Стив покраснел, отводя взгляд.
— Есть разница между тем, что говорит желтая пресса, и открытым каминг-аутом, — серьезно сказал Джек. — Поверьте, я знаю. Мистер Рамлоу, вы ведь так мне и не ответили.
— Брок? — Стив нахмурился.
— ЩИТ мне отпусков должен лет за пятнадцать, так что почему нет? А за три месяца Роджерс наиграется со своим Баки и перестанет вздыхать по углам, изображая сиротку.
— Брок!
— Да-да, Роджерс, я охуенен и всё такое, но подзаебался смотреть на твою постную рожу.
— Вот и разобрались, — Баки качнул головой и, подойдя к Джеку, коснулся его руки своей ладонью. — Пойду Джейми уложу. И узнаю, как Люсинда, ей нездоровится сегодня.
— Я рад, что вы согласились, мистер Рамлоу, — сказал Джек. — Жду вас на скромном семейном обеде через час. — Он взял сонного сына из рук Баки. — Я сам его уложу.
Джек и Баки ушли. Брок смотрел им вслед.
— Развелось боевых пидорасов, — буркнул он. — Роджерс, я серьезно: в жопу местный Прайд. Если тебе неймется, в мае на нью-йоркский сходим. Здесь за такое и пулей могут обрадовать. Я узнавал.
— Тогда тем более я должен быть. Как раз ты и должен меня понять, Брок, — Стив взял его ладони в свои, поднёс к губам. — После всего, через что мы прошли, чтобы быть вместе, разве это не самый удачный случай показать, что любовь не имеет пола?
Брок закатил глаза.
— Этот местный королек вертит всеми как хочет, — сказал он. — Мной, тобой, твоим драгоценным Баки! Слушай, а этот ребенок — он вообще чей? Король-пидорас, может, он вообще не по бабам? Нет, ты подумай только — я же даже не спросил, сколько он собирается мне платить! Просто согласился!
— Да какая разница до чужой семьи? Баки рассказал, что король женат, — Стив смотрел Броку прямо в глаза. — Я люблю тебя и хочу, чтобы все знали, что ты мой, только мой, понимаешь?
— И что, ради этого ты собираешься вертеть жопой на площадях? — оскалился Брок. — Чтобы каждый мог эту самую жопу полапать?
— Нет, — Стив подошёл к ещё не разобранным чемоданам, что-то достал, зажав в кулаке и вернулся. — Брок, я хочу, чтобы между нами больше ничего не стояло. Чтобы мы всю жизнь провели вместе, как единое целое, — он вытянул ладонь вперёд и разжал. Парные кольца из белого золота блеснули в свете ламп. — Ты согласен?
Брок долго стоял и смотрел на ладонь Роджерса. Переводил взгляд на его серьезное лицо и снова пялился на кольца. Было видно, что он с трудом удерживается от того, чтобы материться вслух.
— Ррромантик! — прорычал он и добавил: — Мы больше не сможем работать вместе. А я не хочу уходить из ЩИТа. Даже ради твоей прекрасной жопы, Роджерс, я не брошу своих ребят. — Он помолчал и сказал: — В этой ебаной Гильбоа нас даже обвенчают, я думаю. Блядь, Роджерс, ты будешь в белом! — Он оскалился. — Я согласен, если ты устроишь так, чтобы моим шафером был местный король. И никакого, нахуй, Прайда!
Баки подошёл к Джеку со спины, обнял, утыкаясь носом в затылок, прижался и принялся расстёгивать пуговицы пиджака.
— Всё хорошо в том, что ты король, но одежда у тебя неудобная, — мурлыкнул он, стягивая пиджак и откидывая его в сторону. За ним полетели и галстук с рубашкой. — Пока до тела доберёшься, семь потов сойдёт.
Баки чуть отстранился, огладил прямую спину своего короля, коснулся губами шейных позвонков, лопаток. Расстегнул звякнувшую пряжку ремня и стянул брюки. Баки немного кривил душой. Ему нравилось раздевать Джека, разворачивать, как рождественский подарок, лишая яркой изысканной обёртки, оставляя только настоящее, к чему имел доступ только он один.
— Зато ты давно не надевал тактический костюм, — укорил Джек. — Понимаю, повода нет, но ты в нем великолепен.
Он откинул голову Баки на плечо и позволил ласкать себя. Джек устал, но не настолько, чтобы просто лечь и уснуть. Хотя в начале правления случались и такие ночи, когда он просто засыпал, обняв Баки.
У Джека в голове все еще вертелись дела. Страна требовала неустанных забот. Но по уговору с Баки, после того как за ними вечерами запиралась крепкая дубовая дверь королевской спальни, ни о каких делах Гильбоа они не говорили. День — дню. Ночь принадлежала только им.
Баки целовал, гладил Джека, наслаждаясь твёрдостью здорового мужского тела, вдыхал его запах. Подхватив Джека на руки, он уронил его на постель и отстранился, быстро раздеваясь и в то же время любуясь своим королём. Всё в Джеке было прекрасно: от алых призывно приоткрытых губ, твёрдых горошин сосков, крепкого, налившегося желанием члена, до подрагивающих в предвкушении лодыжек. Баки поймал ногу Джека, коснулся губами косточки рядом со ступнёй, провёл ладонями по икрам, поцеловал сначала под одним коленом, потом под другим, подхватил под бёдра, дёргая на себя.
— Люблю тебя, мой король, — выдохнул он и взял в рот член Джека сразу на всю длину, пропуская в глотку.
Джек захлебнулся стоном. Баки, его Баки… Джек принадлежал ему, как никому и никогда, и эта принадлежность не приедалась. То, насколько Баки силен, всякий раз возбуждало Джека, как в первый раз.
В этой позе, когда Баки держал половину веса Джека просто на руках, Джек не мог двинуться и только принимал ласку.
— Трахни меня, — велел он. — Твой король приказывает.
Баки Рывком перевернул Джека, укладывая его на живот, коснулся ладонями ягодиц, чуть сдавливая, разводя в сторону. Застонал отчаянно, жарко дыхнув на кольцо сжавшихся мышц, лизнул от поджавшихся яиц до самого копчика.
Растягивая Джека, подготавливая его для себя, Баки плыл, плавился, лаская, оглаживая бархатистые стенки языком, вылизывал. От стонов Джека, от того, как дрожали его бёдра, Баки рвало крышу, но он сдерживался из последних сил, чтобы не вогнать сразу на полную.
Джек вскрикнул от удовольствия, чувствуя, как Баки протискивается в него со своей всегдашней неостановимостью и неотвратимостью. Он обожал это ощущение раскрытости, натянутости, обожал, когда Баки накрывал его собой и трахал. В голове не оставалось ни одной мысли, дыхание выбивалось из груди вскриками. Джек лежал, придавленный тяжестью Баки, и не мог даже подмахивать. Только смиренно принимать. Ему в голос хотелось орать от этого.
Баки накрыл ладони Джека своими, переплёл пальцы, делая несколько неглубоких толчков и вошёл на всю длину, проезжаясь по простате, заполняя собой до краёв. Замер, переводя дыхание.
Он любил трахать Джека, любил сам принадлежать, быть рядом, засыпать и просыпаться, проводить каждую минуту. Баки любил Джека всем своим существом, как не мог бы полюбить никого другого.
Джек долго, громко застонал, выгибаясь в полном глубоком оргазме и обмяк. Иногда он засыпал сразу после, и тогда Баки обтирал его, уже спящего, и ложился рядом.
Баки отстал от Джека ровно на три толчка, втиснулся как мог глубоко и замер — Джек это очень любил. Потом лег сверху, опираясь на локти, чтобы не мешать Джеку дышать.
— Одеялко… — пробормотал Джек. — Обожаю.
Баки поцеловал его в загривок, потёрся щекой, тихо урча, будто бы стараясь оставить на Джеке свой запах, пометить его в тысячный раз.
— Почему ты мне тогда не сказал? — тихо спросил Джек. — Я думал, ты уже не вернешься. Ты даже не попрощался.
Баки откатился в сторону, лёг на спину, устраивая Джека у себя на груди, так чтобы видеть его глаза.
— Стив всегда был для меня кем-то большим чем друг, брат, чем я сам. Он всю жизнь болел, и я боялся оставить его хоть на секунду. Казалось, уйди я, и он зачахнет, погибнет, как прихотливый тропический цветок. Но потом меня призвали. Война — это грязное дело, уж тебе ли не знать, мой король. А Стив будто бы специально рвался на фронт. Хотя какой толк от такого солдата, если он во время переправки на фронт загнётся, — Баки тяжело вздохнул. — И я не переставал благодарить Бога за то, что ему постоянно отказывали. Потом мой полк попал в плен, и спасать нас пришёл Стив Роджерс, огромный, сильный, как десяток грузчиков, и совершенно здоровый. Но в нём было столько от того доходяги Стиви, что я продолжил его опекать, соваться во все дыры, лишь бы ему голову не откусили по самые плечи. За него я и умер, — Баки сглотнул, чувствуя, как горечь прокатилась по горлу, оседая где-то в груди. — Когда я начал вспоминать, то надеялся, что он прожил долгую, счастливую, а главное, мирную жизнь. Но Стив умер. Глупо разбился где-то во льдах в том же году, что и я, — Баки замолчал, смаргивая так и не подступившие слёзы.
— Он спас все крупные города Америки, — тихо сказал Джек. — Я читал. Так что совсем не глупо. Не все же герои похожи на Шепарда, понимаешь?
— Понимаю, и в то же время не могу понять, мой король. Когда я узнал, что он жив, на меня как помутнение нашло. Мне надо было его увидеть, чтобы поверить, что это точно он. Сам не помню, как добрался до джета, до Нью-Йорка, очнулся, только следуя за ним по пятам. И понял, что он снова воюет, рвёт рубаху на груди за чужие идеалы. А это уже давно не моё. С тех пор, как ты сделал меня своим, мне не требуется больше никто. За Стива есть теперь кому сражаться, а у меня есть семья — самые главные люди на свете. И ни Стив, ни кто бы то ни было этого изменить не смогут.
Джек запустил руку в распущенные волосы Баки. Такие тяжелые, шелковистые. Баки так и не стал стричься, но научился заплетать тугую косу, так что, если смотреть на него спереди, казалось, что у него аккуратная прилизанная прическа в стиле тридцатых.
— Я думал, ты вернешься к нему, — признался Джек. — Ты никогда не говорил, кто вы друг другу, но кружка со щитом была первым, что ты купил. Уже тогда начал вспоминать, да?
— Между нами никогда ничего не было, — Баки потёрся щекой о руку Джека. — Да и не могло быть. Мы были чёртовыми близнецами из Бруклина. Всегда вместе, но ему было не до любви, а я никогда не смотрел в сторону мужчин, чтобы испытывать к Стиву такие чувства. Вот смешливые дамочки — другое дело, — Баки присвистнул. — Баки Барнс был парень что надо, пользовался спросом, но всегда таскал с собой страшненького «младшего брата». А щит… Не знаю, я не помнил ничего, когда купил кружку, но взглядом сразу прикипел именно к ней.
— Просто… — Джек оплел Баки, как сонный осьминог. — Ориентация не берется ниоткуда, Баки. Я вот с детства влюблялся в мальчишек. С девочками просто играл. Но ты же католик, верно? Ты, наверное, просто не позволял себе думать в эту сторону. Вряд ли это я такой особенный, что смог совратить совершенного натурала.
— Всё может быть, — хмыкнул Баки. — Но со Стивом у нас никогда не было ничего. — Баки серьёзно посмотрел в глаза Джека. — Я никогда никого не любил. Ты для меня особенный, мой король. Единственный в своём роде.
The End
14.12.2017 — 23.12.2017
Совместно с прекрасной PaleFire
Огромное спасибо за иллюстрацию Мели-Су
@темы: марвел, Роджерс, проза, Баки, Короли, Рамлоу, Джек Бенджамин, кроссоверное, Стив/Брок, Джек/Баки, au
-
-
10.01.2018 в 00:57Идеальный финал. Идеальный постер от Мели-Су.
Спасибо всем создателям за совершенно неожиданный для меня кроссовер)))
-
-
10.01.2018 в 05:09Тепеоь можно и перечитать.
Нескромный вопрос - а про Стива и Брока нет планов вбоквела?
-
-
10.01.2018 в 09:52-
-
10.01.2018 в 15:00А Стив все-же сначала обознался )
Спасибо за такое удовольствие - очень интересно было читать!