«Ебись оно всё конем!!!»
Прекрасной Рыжая Рыся
Следы на дороге
Сердце оглушительно бухало в груди, подскакивая к горлу, мешая нормально вдохнуть, тело колотила нервная дрожь, боль в боку неприятно дергала, ныла.
Баки зажал рот ладонью, чтобы не завыть в голос от безнадёги, не застонать, привлекая к себе ещё больше внимания. Хлипкая дверь, которую он из последних сил подпирал спиной, ходила ходуном от сыпавшихся на неё ударов. Там, снаружи рычали, выли, хрипели Голодные. Они чувствовали его страх, его боль, его обреченность. Знали, что рана на боку кровит и ноет, знали, что он один и совсем ничего не может сделать, сбежать, как-то спастись. Они знали, что ему и так, и так умирать. Они хотели его сожрать.
Они пришли именно за ним.
Баки закрыл глаза.
читать дальше
Эта неделя выдалась крайне неудачной, хуже, чем все остальные после того, как эпидемия странного бешенства прокатилась по миру, стирая людей с лица Земли. После того, как выжившие научились сосуществовать и бороться с новыми реалиями. После всего.
Временный лагерь, основанный переселенцами из их колонии в заброшенном охотничьем хозяйстве всего месяц назад, оказался разрушен до основания. Не осталось ничего.
Группа Баки прибыла слишком поздно и им осталось только бессильно наблюдать, как по территории шатаясь бродят вчера ещё живые люди, их вчерашние соседи и друзья.
Первым порывом было броситься вниз по холму, вырезать всех Голодных и сжечь там все к черту, чтобы даже пепла не осталось. Но это бы ничего не изменило, не вернуло бы к жизни серьезную не по годам Шэрон, не воскресило Сэма. А мстить бесполезно, да и не их силами.
Баки помнил всех, кто там жил, кто ушёл строить новую жизнь на вроде бы очищенной территории. Людей и так в мире осталось слишком мало, чтобы кого-то забывать. Баки помнил имена, лица, истории, кто из какого штата приехал. Помнил, как они радовались возможности уйти на новое место, обустроить там свой собственный дом, свою колонию, ведь охотники расчистили лес до самой реки, а горы с севера охраняли от незваных гостей. Всего-то и надо было как следует огородить территорию и организовать патрули, наблюдение с вышек. И что-то там ещё. Баки не вслушивался. Он проводил их лично до излучины, а потом вернулся обратно.
Целый месяц оптимизма и радости во время радиопередач — и все оборвалось в один миг.
Что пошло не так, уже никто с точностью сказать не мог. Некому просто было. Только вчера к вечеру, почти перед самым закатом с поселенцами пропала связь, просто никто не ответил в положенное время. Руководство колонии решило подождать до утра, не рисковать своими людьми, посылая их ночью.
Баки зажмурился сильнее.
Они пришли в никуда.
Обгоревшие остовы домов чадили чёрным дымом, поваленный в нескольких местах забор лишь добавлял вопросов.
Голодные обладали недюжим упорством, могли идти за жертвой, пока не получали пулю в лоб или не смыкали гнилые зубы на горячей плоти. Но повалить добротный, Баки даже отсюда в бинокль видел, забор были не в состоянии. Голодные брали числом, упорством, неожиданностью. Сколько же их было, что забор не выдержал?
Райли словно что-то почувствовал.
— Уходим, — махнул рукой он. — Здесь больше ловить нечего. Вернёмся с группой зачистки.
Но было уже поздно. Они не успели, не услышали, а заметили, что тени среди деревьев стали гуще.
Баки скрипнул зубами.
Раньше он всегда ходил только один. Всегда один. Однорукий лесник никому не был интересен как спутник, что он может, считали в колонии, против оживших мертвецов? Но если остальные следопыты очень часто гибли или возвращались ни с чем, то Баки Барнса словно сама леди Удача вела за руку, выводя из самых опасных мест.
К нему просились в напарники, но Баки отказывал до этого раза. И, видимо, зря изменил собственным традициям.
Он знал эти леса как пять пальцев единственной руки, знал все тропы и чащобы, мог выйти с закрытыми глазами к любому из трёх поселений и ни разу не попасться на глаза ни зверю, ни человеку, ни Голодному. Но эту группу вёл не он, приказы исходили от другого человека, и охотникам было проще слушать и доверять командиру, чем одиночке, да ещё и калеченому.
Дверь содрогнулась от нового удара.
Умирать не хотелось категорически, не так, не от зубов Голодных, слишком часто он уходил от касания костлявой. Но у Баки с собой не было даже ножа, чтобы перепилить вены на единственной руке, все снаряжение сгинуло вместе с рюкзаком. Не зубами же грызть?
Бок все сильнее пульсировал болью. Джинсовая куртка промокла от крови.
Лучше бы он погиб вместе с остальными или на пару дней раньше сорвался с обрыва, добывая травы для медиков. Все лучше, чем слышать, как скребут фанеру ободранными пальцами живые мертвецы, как они гортанно воют, хрипят полуразложившейся гортанью и празднуют скорое пиршество. Знать, что выйти ты отсюда уже не сможешь. И или сдохнешь от жажды, или дверь не выдержит напора и ворвутся они.
— Вот ты, Барнс, и отбегался. — Баки невесело усмехнулся и чуть качнулся в сторону.
Сил держаться уже почти не осталось.
Впереди была только темнота и боль, боль и темнота.
Где-то вдалеке завыли волки, и свет померк.
***
Губ коснулось что-то прохладное, Баки дернулся, попробовал отстраниться, но его держали крепко.
— Пей и не выкобенивайся.
Раздавшийся над ухом голос не был похож на хрип мертвеца, а коснувшаяся лицо ладонь пахла машинным маслом и порохом, а не притворно-сладким запахом разложения, и была на удивление тёплой. У призраков или духов леса не может быть такой тёплой ладони.
Баки попробовал сесть и открыть глаза, но его удержали.
— Куда ты, шальной? — хохотнул над ухом незнакомец. — Ходоки подохли, так что не дёргайся. Милз тебя перевязал, но рана может открыться. Дай телу отдохнуть.
Очень хотелось послушаться человека с таким приятным чуть хрипловатым голосом, довериться, но чутье подсказывало, что на несколько десятков миль вокруг никого быть просто не могло. А колонисты вряд ли бы пошли искать отряд так рано. Да и не знаком был Баки этот голос. Ближайшие соседи тоже с этой стороны обычно в лес не ходили.
Превозмогая слабость, удалось открыть глаза.
— Вот что тебе не спится? — усмехнулся незнакомец, сверкнул светлой радужкой желтых глаз.
Баки открыл было рот, чтобы спросить кто он вообще такой, как здесь оказался, но губ снова коснулось горлышко фляжки.
— Пей-пей, тебе сейчас это нужнее. А проснёшься — поговорим.
Баки хотел было возмутиться, воспротивиться, отстранить от себя фляжку, но вода была вкусной, пахла незнакомыми травами.
В жёлтых, невероятно живых для нового мира глазах сверкали искры веселья и какого-то странного понимания, словно этот человек не боялся мира снаружи, ничего не боялся, и ситуацию самого Баки находил скорее забавной, чем тревожной или опасной. Но Баки уже не хотелось ему возражать, голова вдруг стала тяжёлой, мир перед глазами начал размываться, терять краски и четкость.
Тёплая ладонь снова коснулась лба, и Баки упал в темноту.
Когда он открыл глаза, через распахнутую настежь дверь можно было увидеть высокое чернильно-чёрное небо с мелкими яркими бисеринками звёзд. Пахло костром, печёным мясом и хлебом, словно кто-то выбрался на пикник. Громкий смех снаружи лишь подтверждал этот факт.
Баки похолодел. Пусть лес и вычистили, но кто-то же сожрал целое поселение, кто-то же напал на его отряд, перебив почти всех, откуда-то же взялись Голодные, что ломились за ним через кусты, а потом скреблись в дверь, алча плоти.
Новый взрыв хохота заставил Баки подскочить на месте.
Бок не болел, только тянул немного и странно чесался. Такое бывало, когда начинала нарастать новая кожа, закрывая рану пока тонкой розовой плёночкой готовой лопнуть от любого неверного движения. Но Баки было не до того. Больше всего его волновали люди снаружи и то, что они сейчас зовут всех Голодных в округе к столу.
— Чего ты поднялся, принцесса? — усмехнулся вчерашний незнакомец и пыхнул сигаретой.
Запах старого настоящего табака, а не дрянного самосада, ударил в нос, заставив Баки чихнуть. Незнакомец снова рассмеялся и протянул целую пачку Кэмела, угощая.
— Не бойся, принцесса, Ходоков больше нет, — он кивнул куда-то себе за спину, где Баки разглядел сваленные в кучу трупы, аккуратно прикрытые еловым лапником. — Они не любят, когда пахнет их смертью и не подойдут, даже если бродят по округе. Садись, поешь с нами.
Языки большого костра яркими птицами взлетали в чёрное небо, где таяли пеплом и уносились с ветром седыми невесомыми хлопьями. Баки сидел на поваленном дереве и разглядывал собравшихся вокруг людей. Чистые светлые лица, без тени усталости или страха, желтые глаза, словно все они были братьями, и улыбки на внешне суровых словно вырезанных из дерева лицах.
— Как твой бок? — спросил самый юный из них, подсев к Баки и легонько толкнув его в плечо.
— Спасибо, уже лучше.
— Я — Милз, если заболит, ты скажи, ещё отвара дам. Он успокоит и снимет воспаление.
Тепло костра пробиралось сквозь одежду к коже, горячая похлебка согревала желудок, а близость этих людей отзывалась чем-то приятным и давно забытым на сердце. Никто не косился на отсутствующую левую руку, не задавал вопросов. Они шутили, пили какой-то ароматный чай, курили.
— Почему Принцесса? — спросил Баки, когда к нему подсел их предводитель.
Почему-то именно он казался главным, хоть и выглядел не старше или сильнее большинства из своего отряда.
— Потому что красивый и спал, когда мы тебя нашли, — улыбнулся он, окинул Баки взглядом, от которого стало жарко, душно в одежде.
Сглотнув, Баки снова повернулся к костру. Не был он красивым. Ну не был и все тут. Как может привлечь однорукий калека. Чем? Красивыми глазами? Может быть, до эпидемии, да и то его скорее жалели, чем действительно пытались флиртовать. Но вот этот желтоглазый похоже, не врал. Баки по глазам видел, по тому огню, что вспыхнул в желтой радужке, оттеняя чёрный провал зрачка.
Горячая ладонь обожгла спину.
Баки зажмурился, прижался своим плечом к его плечу и едва различимо кивнула, чтобы тут же оказаться вздернутым на ноги.
В маленьком домике были тонкие стены, плохо закрывающаяся фанерная дверь и щели с палец шириной. Но Баки видел только желтые глаза, чувствовал губы на своих губах, жесткие и в то же время ласковые пальцы на плечах, спине, бёдрах. Снаружи наверняка слышали их стоны, его крики, рык желтоглазого. Скорее всего, они все и так понимали зачем их командир увёл однорукого калеку в домик и слышать ничего было не нужно. Вот только самому Баки было наплевать. Он был сейчас красивым, он плавился в сильных руках, сгорал от поцелуев и легких укусов, дрожал, отдавая все, что у него осталось от заиндевевшего со временем сердца, чтобы проснуться утром от легкого поцелуя в висок и обнаружить, что остался снова один. Пусть рядом с его импровизированной лежанкой стоял его же рюкзак, рядом нашлась аккуратно сложённая одежда и термос с ещё обжигающе горячим настоем, на душе было спокойно и легко. Он помнил тихий хриплый голос, прошептавший в самое ухо на пике наслаждения:
— Я — Брок, Принцесса. Захочешь — я заберу тебя с собой, но пока у тебя есть время подумать. Если нужна будет помощь или ты решишься, просто позови.
Он позовёт, решил Баки. Дойдёт до колонии, принесёт им хоть и плохие, но все же новости и позовёт. Пусть даже и не знает, как это банда байкеров, ни на кого другого они не похожих, сможет его услышать.
Вот только на пыльной дороге вместо следов от колёс виднелись только отпечатки громадных волчьих лап.
Но Баки обязательно позовёт.
Где-то в лесу завыли волки.

Следы на дороге
Сердце оглушительно бухало в груди, подскакивая к горлу, мешая нормально вдохнуть, тело колотила нервная дрожь, боль в боку неприятно дергала, ныла.
Баки зажал рот ладонью, чтобы не завыть в голос от безнадёги, не застонать, привлекая к себе ещё больше внимания. Хлипкая дверь, которую он из последних сил подпирал спиной, ходила ходуном от сыпавшихся на неё ударов. Там, снаружи рычали, выли, хрипели Голодные. Они чувствовали его страх, его боль, его обреченность. Знали, что рана на боку кровит и ноет, знали, что он один и совсем ничего не может сделать, сбежать, как-то спастись. Они знали, что ему и так, и так умирать. Они хотели его сожрать.
Они пришли именно за ним.
Баки закрыл глаза.
читать дальше
Эта неделя выдалась крайне неудачной, хуже, чем все остальные после того, как эпидемия странного бешенства прокатилась по миру, стирая людей с лица Земли. После того, как выжившие научились сосуществовать и бороться с новыми реалиями. После всего.
Временный лагерь, основанный переселенцами из их колонии в заброшенном охотничьем хозяйстве всего месяц назад, оказался разрушен до основания. Не осталось ничего.
Группа Баки прибыла слишком поздно и им осталось только бессильно наблюдать, как по территории шатаясь бродят вчера ещё живые люди, их вчерашние соседи и друзья.
Первым порывом было броситься вниз по холму, вырезать всех Голодных и сжечь там все к черту, чтобы даже пепла не осталось. Но это бы ничего не изменило, не вернуло бы к жизни серьезную не по годам Шэрон, не воскресило Сэма. А мстить бесполезно, да и не их силами.
Баки помнил всех, кто там жил, кто ушёл строить новую жизнь на вроде бы очищенной территории. Людей и так в мире осталось слишком мало, чтобы кого-то забывать. Баки помнил имена, лица, истории, кто из какого штата приехал. Помнил, как они радовались возможности уйти на новое место, обустроить там свой собственный дом, свою колонию, ведь охотники расчистили лес до самой реки, а горы с севера охраняли от незваных гостей. Всего-то и надо было как следует огородить территорию и организовать патрули, наблюдение с вышек. И что-то там ещё. Баки не вслушивался. Он проводил их лично до излучины, а потом вернулся обратно.
Целый месяц оптимизма и радости во время радиопередач — и все оборвалось в один миг.
Что пошло не так, уже никто с точностью сказать не мог. Некому просто было. Только вчера к вечеру, почти перед самым закатом с поселенцами пропала связь, просто никто не ответил в положенное время. Руководство колонии решило подождать до утра, не рисковать своими людьми, посылая их ночью.
Баки зажмурился сильнее.
Они пришли в никуда.
Обгоревшие остовы домов чадили чёрным дымом, поваленный в нескольких местах забор лишь добавлял вопросов.
Голодные обладали недюжим упорством, могли идти за жертвой, пока не получали пулю в лоб или не смыкали гнилые зубы на горячей плоти. Но повалить добротный, Баки даже отсюда в бинокль видел, забор были не в состоянии. Голодные брали числом, упорством, неожиданностью. Сколько же их было, что забор не выдержал?
Райли словно что-то почувствовал.
— Уходим, — махнул рукой он. — Здесь больше ловить нечего. Вернёмся с группой зачистки.
Но было уже поздно. Они не успели, не услышали, а заметили, что тени среди деревьев стали гуще.
Баки скрипнул зубами.
Раньше он всегда ходил только один. Всегда один. Однорукий лесник никому не был интересен как спутник, что он может, считали в колонии, против оживших мертвецов? Но если остальные следопыты очень часто гибли или возвращались ни с чем, то Баки Барнса словно сама леди Удача вела за руку, выводя из самых опасных мест.
К нему просились в напарники, но Баки отказывал до этого раза. И, видимо, зря изменил собственным традициям.
Он знал эти леса как пять пальцев единственной руки, знал все тропы и чащобы, мог выйти с закрытыми глазами к любому из трёх поселений и ни разу не попасться на глаза ни зверю, ни человеку, ни Голодному. Но эту группу вёл не он, приказы исходили от другого человека, и охотникам было проще слушать и доверять командиру, чем одиночке, да ещё и калеченому.
Дверь содрогнулась от нового удара.
Умирать не хотелось категорически, не так, не от зубов Голодных, слишком часто он уходил от касания костлявой. Но у Баки с собой не было даже ножа, чтобы перепилить вены на единственной руке, все снаряжение сгинуло вместе с рюкзаком. Не зубами же грызть?
Бок все сильнее пульсировал болью. Джинсовая куртка промокла от крови.
Лучше бы он погиб вместе с остальными или на пару дней раньше сорвался с обрыва, добывая травы для медиков. Все лучше, чем слышать, как скребут фанеру ободранными пальцами живые мертвецы, как они гортанно воют, хрипят полуразложившейся гортанью и празднуют скорое пиршество. Знать, что выйти ты отсюда уже не сможешь. И или сдохнешь от жажды, или дверь не выдержит напора и ворвутся они.
— Вот ты, Барнс, и отбегался. — Баки невесело усмехнулся и чуть качнулся в сторону.
Сил держаться уже почти не осталось.
Впереди была только темнота и боль, боль и темнота.
Где-то вдалеке завыли волки, и свет померк.
***
Губ коснулось что-то прохладное, Баки дернулся, попробовал отстраниться, но его держали крепко.
— Пей и не выкобенивайся.
Раздавшийся над ухом голос не был похож на хрип мертвеца, а коснувшаяся лицо ладонь пахла машинным маслом и порохом, а не притворно-сладким запахом разложения, и была на удивление тёплой. У призраков или духов леса не может быть такой тёплой ладони.
Баки попробовал сесть и открыть глаза, но его удержали.
— Куда ты, шальной? — хохотнул над ухом незнакомец. — Ходоки подохли, так что не дёргайся. Милз тебя перевязал, но рана может открыться. Дай телу отдохнуть.
Очень хотелось послушаться человека с таким приятным чуть хрипловатым голосом, довериться, но чутье подсказывало, что на несколько десятков миль вокруг никого быть просто не могло. А колонисты вряд ли бы пошли искать отряд так рано. Да и не знаком был Баки этот голос. Ближайшие соседи тоже с этой стороны обычно в лес не ходили.
Превозмогая слабость, удалось открыть глаза.
— Вот что тебе не спится? — усмехнулся незнакомец, сверкнул светлой радужкой желтых глаз.
Баки открыл было рот, чтобы спросить кто он вообще такой, как здесь оказался, но губ снова коснулось горлышко фляжки.
— Пей-пей, тебе сейчас это нужнее. А проснёшься — поговорим.
Баки хотел было возмутиться, воспротивиться, отстранить от себя фляжку, но вода была вкусной, пахла незнакомыми травами.
В жёлтых, невероятно живых для нового мира глазах сверкали искры веселья и какого-то странного понимания, словно этот человек не боялся мира снаружи, ничего не боялся, и ситуацию самого Баки находил скорее забавной, чем тревожной или опасной. Но Баки уже не хотелось ему возражать, голова вдруг стала тяжёлой, мир перед глазами начал размываться, терять краски и четкость.
Тёплая ладонь снова коснулась лба, и Баки упал в темноту.
Когда он открыл глаза, через распахнутую настежь дверь можно было увидеть высокое чернильно-чёрное небо с мелкими яркими бисеринками звёзд. Пахло костром, печёным мясом и хлебом, словно кто-то выбрался на пикник. Громкий смех снаружи лишь подтверждал этот факт.
Баки похолодел. Пусть лес и вычистили, но кто-то же сожрал целое поселение, кто-то же напал на его отряд, перебив почти всех, откуда-то же взялись Голодные, что ломились за ним через кусты, а потом скреблись в дверь, алча плоти.
Новый взрыв хохота заставил Баки подскочить на месте.
Бок не болел, только тянул немного и странно чесался. Такое бывало, когда начинала нарастать новая кожа, закрывая рану пока тонкой розовой плёночкой готовой лопнуть от любого неверного движения. Но Баки было не до того. Больше всего его волновали люди снаружи и то, что они сейчас зовут всех Голодных в округе к столу.
— Чего ты поднялся, принцесса? — усмехнулся вчерашний незнакомец и пыхнул сигаретой.
Запах старого настоящего табака, а не дрянного самосада, ударил в нос, заставив Баки чихнуть. Незнакомец снова рассмеялся и протянул целую пачку Кэмела, угощая.
— Не бойся, принцесса, Ходоков больше нет, — он кивнул куда-то себе за спину, где Баки разглядел сваленные в кучу трупы, аккуратно прикрытые еловым лапником. — Они не любят, когда пахнет их смертью и не подойдут, даже если бродят по округе. Садись, поешь с нами.
Языки большого костра яркими птицами взлетали в чёрное небо, где таяли пеплом и уносились с ветром седыми невесомыми хлопьями. Баки сидел на поваленном дереве и разглядывал собравшихся вокруг людей. Чистые светлые лица, без тени усталости или страха, желтые глаза, словно все они были братьями, и улыбки на внешне суровых словно вырезанных из дерева лицах.
— Как твой бок? — спросил самый юный из них, подсев к Баки и легонько толкнув его в плечо.
— Спасибо, уже лучше.
— Я — Милз, если заболит, ты скажи, ещё отвара дам. Он успокоит и снимет воспаление.
Тепло костра пробиралось сквозь одежду к коже, горячая похлебка согревала желудок, а близость этих людей отзывалась чем-то приятным и давно забытым на сердце. Никто не косился на отсутствующую левую руку, не задавал вопросов. Они шутили, пили какой-то ароматный чай, курили.
— Почему Принцесса? — спросил Баки, когда к нему подсел их предводитель.
Почему-то именно он казался главным, хоть и выглядел не старше или сильнее большинства из своего отряда.
— Потому что красивый и спал, когда мы тебя нашли, — улыбнулся он, окинул Баки взглядом, от которого стало жарко, душно в одежде.
Сглотнув, Баки снова повернулся к костру. Не был он красивым. Ну не был и все тут. Как может привлечь однорукий калека. Чем? Красивыми глазами? Может быть, до эпидемии, да и то его скорее жалели, чем действительно пытались флиртовать. Но вот этот желтоглазый похоже, не врал. Баки по глазам видел, по тому огню, что вспыхнул в желтой радужке, оттеняя чёрный провал зрачка.
Горячая ладонь обожгла спину.
Баки зажмурился, прижался своим плечом к его плечу и едва различимо кивнула, чтобы тут же оказаться вздернутым на ноги.
В маленьком домике были тонкие стены, плохо закрывающаяся фанерная дверь и щели с палец шириной. Но Баки видел только желтые глаза, чувствовал губы на своих губах, жесткие и в то же время ласковые пальцы на плечах, спине, бёдрах. Снаружи наверняка слышали их стоны, его крики, рык желтоглазого. Скорее всего, они все и так понимали зачем их командир увёл однорукого калеку в домик и слышать ничего было не нужно. Вот только самому Баки было наплевать. Он был сейчас красивым, он плавился в сильных руках, сгорал от поцелуев и легких укусов, дрожал, отдавая все, что у него осталось от заиндевевшего со временем сердца, чтобы проснуться утром от легкого поцелуя в висок и обнаружить, что остался снова один. Пусть рядом с его импровизированной лежанкой стоял его же рюкзак, рядом нашлась аккуратно сложённая одежда и термос с ещё обжигающе горячим настоем, на душе было спокойно и легко. Он помнил тихий хриплый голос, прошептавший в самое ухо на пике наслаждения:
— Я — Брок, Принцесса. Захочешь — я заберу тебя с собой, но пока у тебя есть время подумать. Если нужна будет помощь или ты решишься, просто позови.
Он позовёт, решил Баки. Дойдёт до колонии, принесёт им хоть и плохие, но все же новости и позовёт. Пусть даже и не знает, как это банда байкеров, ни на кого другого они не похожих, сможет его услышать.
Вот только на пыльной дороге вместо следов от колёс виднелись только отпечатки громадных волчьих лап.
Но Баки обязательно позовёт.
Где-то в лесу завыли волки.

Аж мороз по коже
Вроде бы и все тлен мрачняк и все плохо-плохо
Но блиииииин
Это ахеренно!!!!!!!!
/радуется и всячески тискает/