«Ебись оно всё конем!!!»
Ключ от двадцати дверей
14 — Штутгарт
— Хей, детка. — Брок не улыбается в кадр, смотрит остро, словно прямо в глаза, но Барнс рад и этому.
Кто же знал, что он так сильно соскучится, что остановит запись ещё в самом начале, чтобы рассмотреть человека, заново открывшего ему мир, чтобы найти изменения с предыдущих записей. Новые морщины, заметный шрам на щеке и под бровью, словно кто-то полоснул железными пальцами в приступе странной паники. А командир не сдал техникам, а лишь прижал к себе бьющегося Зимнего, зафиксировал так, что не дернешься, не вздохнёшь.
— Командир, — шепчет Барнс, ведёт пальцами живой руки по экрану, повторяя линию шрама.
Хочется извиниться. Как раньше опуститься у ног командира, замереть в ожидании ласки, жесткой ладони на макушке.
читать дальше
Барнс касается своих волос, ведёт рукой вниз. Но всё не то. Ощущения совершенно другие, неправильные. Рука Брока касалась как-то по-другому. Самому не повторить. А память, издеваясь, снова и снова пихает фрагменты его прошлого. Те моменты, когда было всё просто. Приказ, работа и похвала или справедливый разнос за проёбы. Тогда не надо было сидеть вот так на полу в пыльной пустой комнате и всматриваться в то и дело гаснущий экран, чтобы уловить хоть что-то только для себя.
— Хей, детка. Надеюсь, ты добрался без приключений. — Барнсу почему-то кажется, что не он один не уверен во всём происходящем, не ему одному страшно смотреть в пустоту и наговаривать текст, не зная, есть ли хоть кто-то на другой стороне. — Говорят, Реймс красивый город, — Брок усмехается, словно сказал что-то смешное, тянет губы, но как-то фальшиво, неправильно.
Барнс хмурится. Он не понимает, что не так, почему командир сегодня такой. Пытается вспомнить его в тот момент и не может. Сразу становится неуютно и… страшно. Гнусное, непонятное ощущение холодных ладоней под рёбрами, где-то внутри, сжимающих внутренности, скручивающих их в тугой клубок. Где он был в этот отрезок времени, когда шрам на лице командира уже достаточно затянулся, но до конца ещё не обрел плотности, а тех, других не появилось? Спал в крио? Ждал новой миссии? Что произошло в этот момент? Не с ним, с командиром?
Вопросов слишком много для одного момента, дня. Для Барнса.
Отложив телефон, он поднимается, обходит квартиру, заглядывая во все тайники, раскладывает прямо на полу найденные вещи, садится напротив и замирает.
Куртка, шапка с дурацкой непонятной надписью, которые так любит командир вне базы, несколько туго перетянутых лентой пачек с купюрами разного достоинства, какие-то пластиковые карты, традиционные упаковки с водой и белковыми концентратами, пистолет с тремя полными магазинами, упаковка пластида, взрыватель к нему и ещё тысяча мелочей, которые всё равно не отвечают на главный вопрос: что, чёрт возьми, случилось?
Барнс помнит прошлую запись, помнит немного растерянное лицо Роллинза, его слова, собственное замешательство, злость на командира. В какой-то момент Барнсу кажется, что этот Брок из прошлого откуда-то знает о его мыслях и не одобряет их, потому и смотрит вот так вот, говорит сухо, с непонятными намёками. Или он ждёт от своего подопечного каких-то действий? Ждёт и никак не может дождаться.
Снова ледяная ладонь страха сжала нутро.
Он провалился? Не справился с заданием?
В какой-то момент Барнсу хочется больше не слушать, выйти из квартиры и пропасть с концами, больше не гнаться за вечно ускользающей тенью командира. Но отпускает быстро. Чувство ненужности растворяется внутри, ведь Брок столько лет тратил на него, сам не зная, будет ли хоть какой-то результат, значит, он стоит всех этих усилий.
— Мда, — усмехается Барнс, трёт затылок, чувствуя себя невозможно глупо.
Садится снова на пол, берёт в руки телефон.
— Погуляй, развейся. Ты уже стал совсем настоящим мальчиком, да, Пиноккио? Нашёл себе девочку, такую же красивую, и послал нахрен меня с моим планом? Или всё же сидишь сейчас на полу, грызёшь концентраты и думаешь ерунду? — Барнс едва не разжимает руку, прячет вторую с зажатым в пальцах белковым батончиком за спину. — Что же вы, суперы, такие долбанутые? Что ты, что этот Роджерс… Оба скачете, как заговоренные. Ты-то ладно — в мозгах каша и агитационное дерьмо Гидры, а вот куда он лезет, непонятно. — Брок кривится, вновь поднимает взгляд в объектив. — Обречён я, видимо, выбирать сумасшедших. Ладно, детка, удачи тебе. И не проеби самого себя.
Экранчик телефона гаснет, оставляя Барнса в темноте.
Слова Брока звучат в голове, повторяются, причудливо изменяясь, оживляя сюрреалистичные по своей природе картины того, как Брок смотрит на Стива, провожает его взглядом, улыбаясь вслед, как зовет выпить в бар, а там…
— Ну же, Стиви.
Только уже голосом Брока.
Злость вспыхивает в груди, в одно мгновение вытапливая весь страх, жарко лижет щеки шершавым языком, заставляя вскочить на месте, кинуться в ванную и выкрутив на полную кран с холодной водой, сунуть под струю голову. Но мысли не уходят, не желая отступать, лишаться такой благодатной почвы. Теперь уже Стив сидит около ног Брока, откинув голову назад, подставляясь под его руку, жмурится, чуть ли не урчит от удовольствия.
Эта новая злость не нравится Барнсу.
Он нервно ходит по квартире, сгребая всё нужно и ненужное в одну кучу, запихивает в рюкзак, по карманам и уходит, не дожидаясь рассвета, в тихую прохладу ночного Реймса.
Город больше не кажется Барнсу красивым. В лицах припозднившихся прохожих он видит только Брока и Стива, слышит их голоса, радостный смех, просьбы быть нежнее. Но стоит заткнуть уши, Барнс понимает, что случайные люди вокруг не при чем, что все эти голоса звучат в его голове, обманывая, накручивая, заставляя злиться и на себя, и на Брока, и на Стива. На всех разом.
Барнс идёт по пустым улицам, опустив взгляд, сам не зная куда.
К красному “жуку” возвращаться глупо, там нет уже его. Угонять любую другую… сейчас не хочется.
В голове было странно, на сердце ещё непонятнее. Новые мысли, чувства, желания наслаивались друг на друга, не давая критически мыслить, разобраться в себе, хотя бы попробовать. Барнсу больше хочется кого-нибудь убить, сломать что-нибудь, как-то выплеснуть эту непонятную приторную злость.
— Хей, педрила, ты район не попутал?
Барнс не вздрагивает, лишь закрывает глаза.
Вот оно.
Ему необходимо отпустить себя хоть на пару ударов сердца, решить проблему так, как привычно это делать Зимнему, и те двое за спиной уже обречены, стоило им остановить машину чуть дальше по улице и выйти, наметив себе в одиноком прохожем жертву.
“Нет, такие далеко не пойдут!” — звучит в голове Барнса его же собственный голос и он узнаёт в нём Зимнего.
Он и сам понимает, что его альтер-эго право. Эти двое не настоящие хищники, а всего лишь вчерашние жертвы, решившие возвыситься за счёт кого-то другого, возможно, тоже успевшие заболеть жаждой насилия, но не более того. Они ещё не умеют определять, кто перед ними, не имеют чуйки на неприятности. Они смотрят глазами. но ничего не видят.
Барнс даёт им приблизиться к себе, хлопнуть ладонями по плечам, и отключается, разрешая Зимнему позабавиться с новой игрушкой.
Чужая боль, тихие приглушенные стоны не волнуют его, как и кровь на живых пальцах. Эти двое сами сплоховали и сами же ответили за это.
Переступив через первого, самого борзого, того, кто наметил его жертвой, Барнс наклоняется над вторым, шарит по его карманам в поисках ключей и, обнаружив их, уходит, оставив и документы, и телефоны с деньгами на месте, лишь оттаскивает два едва сопротивляющиеся тела подальше в проулок, чтобы не тревожить таким зрелищем случайных прохожих.
Уже сидя в машине, Барнс поднимает взгляд на зеркало заднего вида, встречается глазами с самим собой и усмехается.
— Хей, детка, — тянет он на манер командира и ему нравится, как это звучит.
Сразу мысли последних часов становятся не такими уж и страшными. Откуда-то приходит понимание, что он готов делиться командиром со Стиви, а Стиви с командиром, что вообще делиться — это хорошо и совсем не страшно.
Из Реймса Барнс выезжает с легким сердцем, так и не дождавшись рассвета. Встречает его на трассе в Меце, проехав едва ли половину маршрута. Сворачивает в первое попавшееся придорожное кафе, чтобы позавтракать чем-то кроме белковых концентратов и безвкусной бутилированной воды, просиживает за столиком едва ли не два часа, пересматривая запись снова, снова и снова, и улыбается.
Теперь не надо ломать голову, как познакомить Брока и Стива, как объяснить им про общие интересы.
Барнс сам не знает, откуда в нём появляется уверенность в том, что он ещё нужен Стиву. Может, всё дело во взгляде там, на дороге, или в летающей крепости? Или в выброшенном щите и упорстве, с каким тот твердил про дружбу? Или Барнсу впервые во что-то искренне хочется верить? Он не знает. Но продолжает пить один молочный коктейль с клубничным ужасно сладким сиропом за другим и улыбаться собственным мыслям.
Только сейчас он полностью понимает про “хотеть чего-то”. Понимает и одобряет.
Штутгарт встречает его промозглым ветром, серыми набрякшими дождевыми тучами и такими же серыми лицами прохожих, но настроение от этого хуже не становится.
Барнс сам не знает, куда едет и сколько ещё продлится это путешествие, но он радуется каждому дню всё сильнее и сильнее. Каждому городу, людям, что встречаются у него на пути.
— И снова здравствуй, принцесса. Как же это всё тупо, говорить в пустоту…
— Здравствуй, Брок, — улыбается Барнс.
14 — Штутгарт
— Хей, детка. — Брок не улыбается в кадр, смотрит остро, словно прямо в глаза, но Барнс рад и этому.
Кто же знал, что он так сильно соскучится, что остановит запись ещё в самом начале, чтобы рассмотреть человека, заново открывшего ему мир, чтобы найти изменения с предыдущих записей. Новые морщины, заметный шрам на щеке и под бровью, словно кто-то полоснул железными пальцами в приступе странной паники. А командир не сдал техникам, а лишь прижал к себе бьющегося Зимнего, зафиксировал так, что не дернешься, не вздохнёшь.
— Командир, — шепчет Барнс, ведёт пальцами живой руки по экрану, повторяя линию шрама.
Хочется извиниться. Как раньше опуститься у ног командира, замереть в ожидании ласки, жесткой ладони на макушке.
читать дальше
Барнс касается своих волос, ведёт рукой вниз. Но всё не то. Ощущения совершенно другие, неправильные. Рука Брока касалась как-то по-другому. Самому не повторить. А память, издеваясь, снова и снова пихает фрагменты его прошлого. Те моменты, когда было всё просто. Приказ, работа и похвала или справедливый разнос за проёбы. Тогда не надо было сидеть вот так на полу в пыльной пустой комнате и всматриваться в то и дело гаснущий экран, чтобы уловить хоть что-то только для себя.
— Хей, детка. Надеюсь, ты добрался без приключений. — Барнсу почему-то кажется, что не он один не уверен во всём происходящем, не ему одному страшно смотреть в пустоту и наговаривать текст, не зная, есть ли хоть кто-то на другой стороне. — Говорят, Реймс красивый город, — Брок усмехается, словно сказал что-то смешное, тянет губы, но как-то фальшиво, неправильно.
Барнс хмурится. Он не понимает, что не так, почему командир сегодня такой. Пытается вспомнить его в тот момент и не может. Сразу становится неуютно и… страшно. Гнусное, непонятное ощущение холодных ладоней под рёбрами, где-то внутри, сжимающих внутренности, скручивающих их в тугой клубок. Где он был в этот отрезок времени, когда шрам на лице командира уже достаточно затянулся, но до конца ещё не обрел плотности, а тех, других не появилось? Спал в крио? Ждал новой миссии? Что произошло в этот момент? Не с ним, с командиром?
Вопросов слишком много для одного момента, дня. Для Барнса.
Отложив телефон, он поднимается, обходит квартиру, заглядывая во все тайники, раскладывает прямо на полу найденные вещи, садится напротив и замирает.
Куртка, шапка с дурацкой непонятной надписью, которые так любит командир вне базы, несколько туго перетянутых лентой пачек с купюрами разного достоинства, какие-то пластиковые карты, традиционные упаковки с водой и белковыми концентратами, пистолет с тремя полными магазинами, упаковка пластида, взрыватель к нему и ещё тысяча мелочей, которые всё равно не отвечают на главный вопрос: что, чёрт возьми, случилось?
Барнс помнит прошлую запись, помнит немного растерянное лицо Роллинза, его слова, собственное замешательство, злость на командира. В какой-то момент Барнсу кажется, что этот Брок из прошлого откуда-то знает о его мыслях и не одобряет их, потому и смотрит вот так вот, говорит сухо, с непонятными намёками. Или он ждёт от своего подопечного каких-то действий? Ждёт и никак не может дождаться.
Снова ледяная ладонь страха сжала нутро.
Он провалился? Не справился с заданием?
В какой-то момент Барнсу хочется больше не слушать, выйти из квартиры и пропасть с концами, больше не гнаться за вечно ускользающей тенью командира. Но отпускает быстро. Чувство ненужности растворяется внутри, ведь Брок столько лет тратил на него, сам не зная, будет ли хоть какой-то результат, значит, он стоит всех этих усилий.
— Мда, — усмехается Барнс, трёт затылок, чувствуя себя невозможно глупо.
Садится снова на пол, берёт в руки телефон.
— Погуляй, развейся. Ты уже стал совсем настоящим мальчиком, да, Пиноккио? Нашёл себе девочку, такую же красивую, и послал нахрен меня с моим планом? Или всё же сидишь сейчас на полу, грызёшь концентраты и думаешь ерунду? — Барнс едва не разжимает руку, прячет вторую с зажатым в пальцах белковым батончиком за спину. — Что же вы, суперы, такие долбанутые? Что ты, что этот Роджерс… Оба скачете, как заговоренные. Ты-то ладно — в мозгах каша и агитационное дерьмо Гидры, а вот куда он лезет, непонятно. — Брок кривится, вновь поднимает взгляд в объектив. — Обречён я, видимо, выбирать сумасшедших. Ладно, детка, удачи тебе. И не проеби самого себя.
Экранчик телефона гаснет, оставляя Барнса в темноте.
Слова Брока звучат в голове, повторяются, причудливо изменяясь, оживляя сюрреалистичные по своей природе картины того, как Брок смотрит на Стива, провожает его взглядом, улыбаясь вслед, как зовет выпить в бар, а там…
— Ну же, Стиви.
Только уже голосом Брока.
Злость вспыхивает в груди, в одно мгновение вытапливая весь страх, жарко лижет щеки шершавым языком, заставляя вскочить на месте, кинуться в ванную и выкрутив на полную кран с холодной водой, сунуть под струю голову. Но мысли не уходят, не желая отступать, лишаться такой благодатной почвы. Теперь уже Стив сидит около ног Брока, откинув голову назад, подставляясь под его руку, жмурится, чуть ли не урчит от удовольствия.
Эта новая злость не нравится Барнсу.
Он нервно ходит по квартире, сгребая всё нужно и ненужное в одну кучу, запихивает в рюкзак, по карманам и уходит, не дожидаясь рассвета, в тихую прохладу ночного Реймса.
Город больше не кажется Барнсу красивым. В лицах припозднившихся прохожих он видит только Брока и Стива, слышит их голоса, радостный смех, просьбы быть нежнее. Но стоит заткнуть уши, Барнс понимает, что случайные люди вокруг не при чем, что все эти голоса звучат в его голове, обманывая, накручивая, заставляя злиться и на себя, и на Брока, и на Стива. На всех разом.
Барнс идёт по пустым улицам, опустив взгляд, сам не зная куда.
К красному “жуку” возвращаться глупо, там нет уже его. Угонять любую другую… сейчас не хочется.
В голове было странно, на сердце ещё непонятнее. Новые мысли, чувства, желания наслаивались друг на друга, не давая критически мыслить, разобраться в себе, хотя бы попробовать. Барнсу больше хочется кого-нибудь убить, сломать что-нибудь, как-то выплеснуть эту непонятную приторную злость.
— Хей, педрила, ты район не попутал?
Барнс не вздрагивает, лишь закрывает глаза.
Вот оно.
Ему необходимо отпустить себя хоть на пару ударов сердца, решить проблему так, как привычно это делать Зимнему, и те двое за спиной уже обречены, стоило им остановить машину чуть дальше по улице и выйти, наметив себе в одиноком прохожем жертву.
“Нет, такие далеко не пойдут!” — звучит в голове Барнса его же собственный голос и он узнаёт в нём Зимнего.
Он и сам понимает, что его альтер-эго право. Эти двое не настоящие хищники, а всего лишь вчерашние жертвы, решившие возвыситься за счёт кого-то другого, возможно, тоже успевшие заболеть жаждой насилия, но не более того. Они ещё не умеют определять, кто перед ними, не имеют чуйки на неприятности. Они смотрят глазами. но ничего не видят.
Барнс даёт им приблизиться к себе, хлопнуть ладонями по плечам, и отключается, разрешая Зимнему позабавиться с новой игрушкой.
Чужая боль, тихие приглушенные стоны не волнуют его, как и кровь на живых пальцах. Эти двое сами сплоховали и сами же ответили за это.
Переступив через первого, самого борзого, того, кто наметил его жертвой, Барнс наклоняется над вторым, шарит по его карманам в поисках ключей и, обнаружив их, уходит, оставив и документы, и телефоны с деньгами на месте, лишь оттаскивает два едва сопротивляющиеся тела подальше в проулок, чтобы не тревожить таким зрелищем случайных прохожих.
Уже сидя в машине, Барнс поднимает взгляд на зеркало заднего вида, встречается глазами с самим собой и усмехается.
— Хей, детка, — тянет он на манер командира и ему нравится, как это звучит.
Сразу мысли последних часов становятся не такими уж и страшными. Откуда-то приходит понимание, что он готов делиться командиром со Стиви, а Стиви с командиром, что вообще делиться — это хорошо и совсем не страшно.
Из Реймса Барнс выезжает с легким сердцем, так и не дождавшись рассвета. Встречает его на трассе в Меце, проехав едва ли половину маршрута. Сворачивает в первое попавшееся придорожное кафе, чтобы позавтракать чем-то кроме белковых концентратов и безвкусной бутилированной воды, просиживает за столиком едва ли не два часа, пересматривая запись снова, снова и снова, и улыбается.
Теперь не надо ломать голову, как познакомить Брока и Стива, как объяснить им про общие интересы.
Барнс сам не знает, откуда в нём появляется уверенность в том, что он ещё нужен Стиву. Может, всё дело во взгляде там, на дороге, или в летающей крепости? Или в выброшенном щите и упорстве, с каким тот твердил про дружбу? Или Барнсу впервые во что-то искренне хочется верить? Он не знает. Но продолжает пить один молочный коктейль с клубничным ужасно сладким сиропом за другим и улыбаться собственным мыслям.
Только сейчас он полностью понимает про “хотеть чего-то”. Понимает и одобряет.
Штутгарт встречает его промозглым ветром, серыми набрякшими дождевыми тучами и такими же серыми лицами прохожих, но настроение от этого хуже не становится.
Барнс сам не знает, куда едет и сколько ещё продлится это путешествие, но он радуется каждому дню всё сильнее и сильнее. Каждому городу, людям, что встречаются у него на пути.
— И снова здравствуй, принцесса. Как же это всё тупо, говорить в пустоту…
— Здравствуй, Брок, — улыбается Барнс.
-
-
15.06.2020 в 18:47-
-
15.06.2020 в 22:56-
-
19.06.2020 в 12:44