*о помощи

13.01.2019 в 16:41

Пишет  Nastix M. Scarhl:

13.01.2019 в 07:34

Пишет  Анянь, просто Анянь:

У АНЯНЯ ОПЯТЬ ЖОПА
РЕБЯТ, ПОДПИСЧИКИ. ТУТ ТАКОЕ ДЕЛО. У МЕНЯ ПИЗДЕЦ.

У меня сломалось перо планшета. Не до конца, но с пером в нынешнем состоянии делать работу цветом становится раз так в десять сложнее и медленнее. А это значит я не могу пилить фулколор коммиши и работать на своей "постоянной" работе-удалёнке.

При этом у меня очередной наплыв депрессии, пару дней назад случился сильный срыв и мне нужен нормальный психотерапевт. Как вы знаете, стоит это дело далеко не копейки. А уж с лекарствами тем более.

ЧЕМ МОЖНО МНЕ ПОМОЧЬ:

- репостом этой записи.
- заказом ч/б быстроскетчей голов/полтел за 300/600 рублей
- непосредственно донатом: ko-fi.com/anyanp; www.paypal.me/anyanp
- донатом конкретно на терапевта: gogetfunding.com/help-me-get-therapist-and-get-...

Пожалуйста, помогите кто чем может. Я сейчас реально в очень, ОЧЕНЬ хуёвой ситуации.

---

*о красоте

Божечки... я его обожаю просто!

08.01.2019 в 22:35

Пишет  Шеллар~:

Jack Benjamin
Раз уж зашел разговор о Джеке. то пусть будет и Джек

х

---

*о благодарности

С новым годом, чуваки!
Грядёт последняя битва!
И мы либо возродимся из пепла, либо потеряем последнее,но Фандом выживет в любом случае.
Счастья вам!

Отдельное спасибо котикам, за переводы *на кофе
Благодаря кому я обнаружил что могу не питаться одними послепраздничными салатами!
Спасибо!
Я вас так люблю!

---

Старинный замок для Весов

Весы во всём ищут равновесия. Они любят и умеют гармонично сочетать то, что кажется совершенно несочетаемым. А потому всем типичным Весам обязательно приглянется французский замок Бриссак в долине Луары.

В его архитектуре удивительно сочетаются средневековая готика и французский Ренессанс. Дело в том, что замок был возведён ещё в 11 веке. Однако здание замка в значительной степени пострадало в период религиозных войн. И в начале 17 века оно было перестроено его тогдашним владельцем маршалом Франции Карлом де Косе, носящем титул герцога де Бриссак.

Таким образом, об изначальной готической архитектуре замка сегодня напоминают только две угловые башни. Но, пожалуй, именно благодаря им этот огромный замок, вмещающий 200 залов и комнат, обладает особым, неповторимым очарованием. Вплоть до наших дней замок остаётся в собственности семьи Коссе-Бриссак.

Получить замок для своего знака Зодиака.

---

*о боли

19.12.2018 в 20:04

Пишет  Бастард:

Призрак...

(с)

Обзорам

[L]Бастард[/L] - <a href="http://fortweyr.diary.ru/p216817762.htm">гифсет</a> с призрачным Баки Барнсом

---

* икает от смеха
Божественная принцесса с веслом

16.12.2018 в 07:57

Пишет  Milena Main:

Я - деловая снежинка с тазиком оливье. Достойно подписи, однозначно.

---

Ребят, это охуенно

07.12.2018 в 23:29

Пишет  Шеллар~:

(MARVEL) Avengers | Endgame
Я вообще-то пошла на ютуб за клипом для нашего с Леной моба, а мне сразу - а новый клип не желаете?
Я сначала прифигела от красоты предложенного, восхитилась виддером, а потом увидела кто

 Loks,

---

07.12.2018 в 16:44

Пишет  Шеллар~:

Стив!!!

We lost. All of us. We lost friends, we lost family, we lost part of ourselves. This is the fight of our lives.

---

А ты готов к боли? Я нет!

---

HELP! HELP! HELP!

29.11.2018 в 17:20

Пишет  Make_love_not_war:

Битва
Команде "Хреноугольника" на ЗФБ-2019 требуется ВИДДЕР! Укур, хороший коллектив и внутрикомандный фидбэк гарантируем)

Пишите в у-мыл СОО или команды)

ОБЗОРАМ

[L]Make_love_not_war[/L] сообщает, что команде <a href=""http://wtf-2019.diary.ru/?tag=5614313 ">"WTF Hrenougolnik 2019"</a>требуется виддер

---

* о творчестве

Долгая дорога домой
3.

Брок не сразу понял, где и с кем проснулся и проснулся ли вообще, слишком хорошо и одновременно плохо ему было в данный момент. Голова гудела, словно ему, как во времена учебки, надели на неё кастрюлю и с полчаса молотили по плоскому дну поварёшкой, проверяя череп на прочность. Тошнота подкатывала к горлу от любого движения, даже думать — и то сложновато получалось.

Отовсюду душисто пахло сеном, совсем немного и терпко — навозом и просто оглушительно — Барнсом, странной смесью запахов, которая ассоциировалась только с ним. Зажмурившись, Брок завозился, устраиваясь удобнее, вжался лицом в его шею, притиснул к себе, переживая минутную слабость, желание не отпускать никогда больше, продлить этот момент на всю жизнь, и плевать на Роджерса, на их «невероятную, прошедшую сквозь время историю любви». Ведь сам любил не меньше, гробил себя, стараясь выслужиться перед начальством, только бы разрешили, позволили Зимнего взять полностью под свою опеку, позволили менять протоколы, переписывать регламент под себя, находиться всегда рядом.

Зимний был мечтой — сложной, опасной, способной пустить всю его жизнь под откос, но вполне достижимой. Только лишь надо было сначала урвать немного времени наедине, доказать ему свою нужность, честность, научить доверять себе. Потом вырвать из щупалец многоликого чудовища, увезти, спрятать так, чтобы ни одна живая душа не знала, где они. Дать возможность прийти в себя, рассказать, признаться и… дать выбор, возможность самому решать и снова доказывать нужность, важность. Но планам редко суждено сбываться в полной мере. Тем более таким.

Брок с самого начала ждал подвоха, понимал, что просчитал не все риски. Невозможно учесть совершенно всё. Но до последнего надеялся, что успеет сбежать, вывести Зимнего из-под удара, пока «Гидра» отвлеклась на легендарного Капитана Америку. Один бой, драка на мосту и брошенное «Баки!» пустили по пизде всё. Брок не мог увезти Зимнего, потому что Баки всегда был со своим Стивом и вернулся бы к нему, всё вспомнив, оставив Брока залечивать дыру в груди. Потому он отошёл в сторону и смотрел, собрал всё что было на «Гидру» и пришёл к Роджерсу, отыскал его, вышел с поднятыми руками, бросил информацию к ногам, передал с рук на руки «его Баки» и… умер внутри, продолжая коптить небо чисто по инерции. Вот и сейчас нельзя было оставить «его Баки» себе, нельзя было даже попытаться, иначе всё, незачем будет держаться, когда он останется один.

Кое-как собрав себя в кучку, Брок приподнял тяжёлую голову с груди Барнса, сфокусировал взгляд на его лице, подрагивающих пушистых ресницах.

— Что вчера, блядь, было-то? — сипло прохрипел он, скатился на сено рядом и сдавленно застонал, хватаясь за голову. — Чтоб я ещё хоть раз так нажрался. Золотце, убей меня в следующий раз, чтобы так потом не мучиться. — Брок попытался сесть, но лишь громче застонал. — Сладкий, не будь скотом, дай дяде водички.

Барнс сделал вид, что спал, хотя Брока было не обмануть, он знал, что Зимний всегда спал очень чутко, просыпался от малейшего шороха, но то, как жался к нему Брок... Плевать было, о чем он думал в этот момент, было ли это осознанно, или отголоски сна еще бродили в его мозгу. На какую-то минуту Барнс сделался невозможно счастливым.

Он никогда не мог понять, за что Брок приручил его к себе, а потом ушел, чтобы все равно быть рядом. За что мучил его своим присутствием, словно говорил “мое, никому не дам”, но и сам при этом не ам. Как так получилось, что Страйк остался работать с Мстителями после всех разбирательств, Барнс тоже не знал. Стив просто сказал ему, есть выбор между другой группой, которую еще надо натаскать, или Страйком, который… Барнс не дослушал, он выбрал Страйк, только узнав состав. Все эти люди работали с ним. Он ими командовал на операциях, он их знал. Поэтому Страйк. И Брок.

С Броком было тяжело, потому что Барнс хотел его до звона в ушах. Еще Зимний положил глаз на командира, но Зимний не знал, что с этим делать, иначе бы просто нагнул Брока и трахнул, а потом бы не отпустил. И Барнс жалел, что он не сделал этого, пока был Зимним, не сделал, потому что… Не мог он так поступить с Броком, ни он, ни Зимний. А сейчас мог только ловить моменты, когда Брок или спит, или вот так вот сам к нему ластится, просыпаясь и думая о ком-то другом. Хорошо хоть утренний стояк можно списать на просто утренний стояк, а не на то, что Брок только что потерся об него, обнял.

Надо было просыпаться, потому что Брок знал, что он уже не спит. И молчать о том, что не спал всю ночь.

— На, пей, — Барнс выдал ему крынку с водой. — Сейчас принесу рассол.

Брок проснулся вовремя, Барнс слышал, как шла в сарай Рада, она обещала принести еду, вещи и разбудить. На улице было сумрачно, да и погода испортилась.

— Приходи в себя быстро, нам надо уходить. Сейчас, — Барнс поднялся, очень быстро переодеваясь в свои штаны, решив не надевать кевларовые, ни к чему они здесь, и зашнуровал ботинки. Домотканая рубаха с тактическими штанами смотрелась глупо, но Барнсу было плевать. Он пристегнул набедренные ножны и был уже готов к выходу, когда услышал, как Рада внизу поставила на пол узелок.

— Пора, — сказала она и ушла, уверенная, что герои проснулись.

Отпив пару глотков воды, Брок вдохнул, выдохнул, снова вдохнул, стараясь сдержать рвотные позывы. Малодушно хотелось обратно на сено, развалиться на Барнсе, как несколько мгновений назад. С трудом поднявшись, Брок пошатнулся и сел обратно.

— Сдохну сейчас, — просипел он, сжав виски пальцами. — Не двадцать же давно, а всё, идиот, туда же.

Рассол сделал из него практически живого человека, хотя мир всё равно норовил нет-нет да съехать в сторону, уронить его обратно в горизонтальное положение. Едва не сверзившись, Брок спустился по шаткой лестнице, глянул больным взглядом на Барнса, молча призывая добить его и не продолжать бесполезные мучения.

— Вещи наши где? — не узнавая своего голоса, спросил он, мутным взглядом смотря перед собой.

Барнс показал ему два узла. Один с вещами, второй со жратвой, которую им собрала Рада. Посмотрев на Брока, он усмехнулся. С одной стороны, его было жаль, но с другой…

— Хочешь, понесу? — усмехнувшись снова спросил Барнс, а потом добавил. — Тебя. На ручках.

Все, что он думает по поводу стихийной попойки Брока и двух доставшихся непонятно как железок, даже заточенных паршиво, он собирался высказать Броку позже, когда тот оклемается и похмелье перестанет давить на него. Но выскажет обязательно.

— А ты нахуй сходить не хочешь? — в тон ему отозвался Брок, допил рассол, потянулся всем телом, с изумлением понимая, что, несмотря на бурный вечер и хуёвое утро, выспался он отлично. Не считая головы, тело чувствовало себя прекрасно.

Подхватив один из тюков и вскинув его на плечо, Брок аж присел на месте от того, каким тяжёлым он оказался, но промолчал, кивнув в сторону неприметной дверцы в глубине сарая.

— Уходим.

Деревня только-только просыпалась, когда они оказались за ее околицей, топая по хорошо утоптанному, но неширокому тракту вдоль леса. Шли молча. Барнс давал Броку возможность немного отойти от пьянства, но узел забирать не стал, раз тому охота, пусть тащит.

— Я узнал, куда нам идти, — заговорил Барнс через час их вынужденной пешей прогулки. Не марш-бросок по пересеченке и ладно. — И узнал, что было за пророчество. Но, честно сказать, ничего не понял. Там про двух мужиков, у одного из них железная рука. Знаешь, пара алкашей с протезом тоже подходит под это описание.

Барнс покрутил запястьем бионики, глядя, как перетекают из одного положения в другое пластины. Два алкаша с протезом. Хорошее определение. Хмыкнув, он рассказал Броку, куда и как они собираются дойти, посетовав, что нет карты, а то бы срезали по лесу, а так они даже не знали, куда толком ведет этот тракт, на который они должны были выйти и повернуть налево. Дальше он хотел вытрахать Броку все мозги, раз его самого нельзя, но почему-то не стал. Не потому, что тот мучился похмельем, а просто вдруг расхотелось выговаривать всю эту обвинительную муть.

— Брок, не поступай больше так опрометчиво, пожалуйста, — просто попросил Барнс. — А мечи, кстати, говно. Сколько отдал?

— Это подарок, — хмуро ответил, всё ещё страдающий от головной боли Брок. — От влюблённого в Раду кузнеца, за то, что я согласился, дурак старый, купидоном побыть. Слушай, а мы аптечку вместе с вещами закопали или всё-таки не настолько идиоты?

— Все так плохо? — спросил Барнс, доставая аптечку из одного из карманов штанов.

Они остановились, и он порылся, ища что-нибудь подходящее. Вообще в аптечке Барнса были только сильнодействующие препараты на последний случай, и аспирина там не было точно, но он смог выудить шприц с ненаркотической обезболкой и протянул его Броку.

— Из деревни мы ушли. Гнаться за нами не будут. Давай в лесу отдохнем, пока тебе не полегчает? — предложил Барнс, который понимал, что лучше они час посидят в лесу, чем Брок будет медленно топать и всю дорогу страдать.

Броку не так уж и плохо было на самом деле. Тут скорее срабатывала привычка человека из урбанистического мира быть готовым ко всем неприятностям, и что от половины можно избавиться, вовремя приняв таблетку. Подкинув на ладони шприц с прозрачной жидкостью, он отдал его обратно Барнсу.

— Всегда забываю, что ты у нас воин судного дня, золотце, и препараты у тебя такие же: либо добить либо из мёртвых поднять.

Чесанув затылок, Брок огляделся. Дождей давно не было, что было им явно на руку — на сухой дороге, как не ищи, следов двоих беглецов обнаружить не удастся, да и мужичьё в деревне трусливое, это Брок хорошо уяснил, раз их на вилы не подняли сразу же, как он на старосту наехал.

Свернув в лес, они отошли шагов на пятьдесят, прежде чем Брок наконец выдохнул свободнее и, сбросив узел под ноги, сам сел на землю, облокотившись спиной на гладкий ствол псевдоберёзы. Почему-то страшно хотелось извиниться перед Барнсом, заглянуть в непривычно грустные глаза и попытаться исправить то, что он вчера натворил. Вот только память упрямо отказывалась показывать, что было после восьмой кружки чудо-самогонки кузнеца.

— Слушай, — начал Брок, глянул исподлобья, грызанул нижнюю губу, собираясь с мыслями. — Я вчера хуйни никакой не натворил? К тебе не приебывался?

Барнс подумал о том, что лучше бы приебывался, тогда можно было бы поцеловать или в морду дать. Или получить, позволив пьяному Броку по доброте душевной съездить себе в челюсть.

— Ты всучил Раде какую-то фиговину, дошел до лавки и вырубился, — рассказал Барнс. — Брок, у тебя что, чувство самосохранения внезапно отказало? Поперся хуй знает куда, — все же Барнс не выдержал и завелся, высказывая Броку все, что думал по этому поводу, хотя и передумал до этого, — да еще и забухал хуй знает с кем. Хуй ты у меня куда один теперь пойдешь. И в сортире, надо будет, подержу. Понял! То, что я не могу сдохнуть от инфаркта, не значит, что у меня не может его быть вовсе.

— Да, милая! Хорошо, милая! Я понял, милая! — передразнил его Брок, сам понимая, как мог подставиться. Ведь не окажись Киран отличным, недопонятым местными мужиком, то лежал бы сейчас Брок с проломленной головой в какой-нибудь канаве. Но в последнее время столько всего навалилось: Озарение; разбирательства по данному поводу, куда Брок катался как на работу; постоянные допросы под бдительным неусыпным оком Роджерса; недоёб; недосып и прочие радости разоблачённого шпиона. И ведь не расскажешь, не пожалуешься, Барнсу вообще лучше не знать, в каких снах и с какой периодичностью он фигурирует. Брок жить ещё хотел.

Развязав свой узел, вывалил оттуда те самые мечи, какие-то ножи, небольшой котелок, две глиняные кружки, большой бурдюк с чем-то и ещё множество нужных и не очень в походе мелочей.

— Сразу видно, женщина собирала, — улыбнулся он, обнаружив три вышитые цветами салфетки и небольшую скатерть. — А мечи тебе чем не нравятся? Всё равно халявные.

Барнс скривился и отвернулся от Брока, сплюнув на землю. Брок был самостоятельным мужиком, как-то жившим до Барнса и, он был уверен, проживет без него еще столько же. Ну, или немного меньше. И ни переупрямить, ни уговорить не подставляться.

— Когда оклемаешься, пойдем быстрее, но вряд ли до ночи выйдем на главную дорогу, тракт этот ебаный, — Барнс сел рядом, привалившись к тому же дереву. — Ты как хочешь, а мне дай полтора часа поспать.

И Барнс закрыл глаза. Третьи сутки без сна никому и никогда не шли на пользу. Но Броку об этом знать было совершенно не обязательно.

Глядя на свернувшегося в корнях дерева Барнса, Брок тепло улыбнулся, вспоминая, что не раз и не два им приходилось вот так вот ночевать не пойми где, жаться друг к другу, стараясь сохранить хоть немного тепла. Отмахнувшись от воспоминаний, Брок порылся в вещах, собранных заботливой Радой, нисколько не сомневаясь что найдёт, и, вытащив пёстрое лоскутное одеяло, укрыл им Барнса, стараясь не нарушить его чуткого сна.

В лесу было тихо и прохладно. Лету ещё было не время заявлять свои права, выжигая воздух сухим жаром. По веткам скакали какие-то наглые и совершенно непуганые зверьки, не похожие ни на кого. В солнечных лучах, пробивающихся сквозь кроны деревьев красно-оранжевыми огоньками, вспыхивали их хитиновые панцири. Где-то пели невидимые глазу сладкоголосые птицы.

Брок достал из кармана сигаретную пачку, открыл и снова закрыл её, хотя чертовски хотелось курить, чтобы хоть как-то занять руки и мысли, лезущие в голову, сбивающие с выбранного настроя. Он должен вернуть Барнса обратно Роджерсу, как бы ни хотелось с концами провалить эту миссию, остаться здесь вдвоём. Может, когда-нибудь Барнс простил бы его, впустил в свою жизнь или прикопал бы вот прямо под этой псевдоберёзой.

Покосившись на циферблат часов, Брок продолжал сидеть, не двигаясь с места, несмотря на то, что шёл уже третий час их остановки на перекурить. Голова прошла, тошнота отступила, напоминая, что он так вчера и не поужинал. Но Брок не двигался, зная, что, стоит шевельнуться, Барнс тут же вскочит и понесётся к этому долбанному оракулу. А так можно сделать вид, что они просто ждут эвакуации в какой-нибудь жопе мира и по прилёту на Базу можно будет затащить Зимнего в душевые и медитативно трогать его, прикрываясь мытьём.

— Это месть за ночные бдения в лесу? — не открывая глаз, спросил Барнс, который по своим внутренним часам чувствовал, что времени прошло больше полутора часов.

Нужно было вставать, собираться, куда-то, непонятно куда, идти, чтобы узнать там какой-нибудь очередной рифмованный бред, имеющий мало отношения к очевидной действительности. Но так не хотелось. Хотелось положить голову на колени к Броку, погладить его по бедру, словно успокаивая, уверяя, что они со всем справятся, но Брок может это не так понять. Вернее, именно так, и тогда злой насмешки или жалости в желтых глазах не избежать.

— Если ты не ел, то давай пожрем и пойдем дальше, — предложил Барнс, все же открывая глаза. Было тепло и почти удобно.

— Давай пожрём и пойдём, — решил не спорить Брок.

Ему было слишком хорошо сейчас, чтобы реагировать на подколки. В душе разливалось приятное живое тепло, заставляя что-то чувствовать, а не брести вперёд только потому, что надо. Сидя рядом с Барнсом, Брок намного яснее чувствовал, насколько сильно любит этого супер-человека, и что не сможет смотреть на его счастье с другим.

Мимолётно коснувшись ладонью затылка Барнса, Брок поднялся, потянулся со стоном удовольствия, разминая напрочь затёкшую спину, хрустнул шеей.

Рада не поскупилась и отдала им, похоже, почти всё, что было у неё съестного, даже пирожков с картошкой за ночь напекла. В бурдюке и вовсе обнаружилось что-то похожее на ягодный морс.

Ели молча. Барнс разглядывал лес, прислушивался к чему-то постоянно, но вокруг были только звуки природы, и если сначала они ему нравились, то сейчас начинали раздражать. Хотелось привычного шума машин, работающих двигателей, жужжания электричества, постоянных разговоров толпы. Эти звуки были привычными, понятными, а что за шорох в тех кустах, Барнс не знал, но прицельно метнул нож. Раздался странный звук, который больше походил на “вя”, и шебуршание прекратилось.

Поднявшись, Барнс пошел к кустам, отыскал там нож, воткнутый в маленького пушистого зверька с палевой шерстью. Убрав нож в ножны, он подкинул зверушку на ладони.

— Этого даже тебе на ужин не хватит, — усмехнулся он, возвращаясь к Броку. — Возьмем с собой, или тут оставим, пусть им кто другой поживится?

— С хуя ли приманкой разбрасываться? И насрать, что мелкое, кем бы оно ни было, — хмыкнул Брок, поднялся, стряхнул с колен крошки, отобрал у Барнса зверька. — Дойдём к закату куда-нибудь, и я тебя на охоту отправлю, а сам спать завалюсь.

Неподалёку от места их дневной сиесты обнаружился ключ. Прозрачная ледяная вода бодрой струйкой бежала между камней. Брок присел рядом, умылся, вдоволь напился и отошёл чуть в сторону, занявшись тушкой, не всё Барнсу проявлять чудеса работы с ножом. Ободрав и выпотрошив зверька, он хорошенько промыл его в ключевой воде и, пробив отверстие между рёберными костями, продел в него небольшой отрез верёвки, также обнаруженный в узлах. Тратить паракорд, моток которого он всегда таскал в кармане, пока не было особой нужды, не хотелось.

— Веди меня, моя звезда, — оскалился Брок, стоило ему вернуться на поляну.

Рассмеявшись, Барнс взял Брока за руку и картинно вывел на дорогу, только там отпустив.

— Очень мне нравится эта условная единица “пеший путь”. День пешего пути, два… — рассуждал Барнс вслух. На самом деле он любил потрещать просто так, без дела, просто на миссиях было некогда, а с Мстителями он был не в таких уж хороших отношениях, чтобы пиздеть почем зря. А вот с Броком Барнс как-то незаметно решил, что можно. Хотя до этого самым частым его слушателем, да и единственным, наверное, был Стив. — Смотри. Мы знаем, что человек может идти пять километров в час, ну примерно. Мы с тобой точно можем поддерживать такой темп довольно долго. Но я все равно в душе не ебу, сколько мы в таком темпе сможем пройти, у нас же спидометра нет. Или это “день”. Сколько это в часах точно? От рассвета до заката, плюс перерыв на обед? Блядь, я просто хочу знать, сколько до дороги километров. Или миль. Я карту хочу, хотя бы бумажную, а ее тут днем с огнем не сыщешь.

Барнса бесило быть беспомощным и не представляющим, что находится вокруг. Может, за этим лесом деревня километрах в десяти напрямки, а они этого не знают, не могут до нее дойти, чтобы, к примеру, нанять там мужика с телегой, который довезет их до дороги в сторону реки. Или там внезапно болота такие, что не обойдешь. А где тут ближайший город, так Рада там не была никогда и не знала, как туда попасть.

— Знаешь, никогда не хотел жить в средневековье, да даже против наших тридцатых-сороковых двадцать первый век — конфетка. Технологии, вот, — Барнс достал из кармана штанов свои часы, насквозь электронные, навороченные по самое не могу, грустно посмотрел на них и убрал обратно. — Технологии…

— Какой ты, оказывается, зануда, золотце, — хохотнул Брок, потрепал его по голове и вышел вперёд на два шага. — Смотри на всё происходящее с другой стороны. Ну-у, как на отпуск, к примеру, — он обернулся, продолжая идти дальше спиной вперёд, нисколько не сбавляя шага. — Когда мы с тобой нормально отдыхали? Без телефонов и наворотов всяких, без навигатора, саморасправляющихся палаток, концентратов и прочей высокотехнологичной хуйни? А тут смотри… — Брок раскинул руки, радостно оскалился. — Какая романтика!

Решив немного отпустить ситуацию и перестать заморачиваться по поводу и без, Брок расслабился и даже почувствовал себя немного, самую малость, счастливым.

— Мне нравится более экстремальный отдых, — признался Барнс. — Скалолазание без страховки, на байке погонять. Я могу выжить и в тайге, и в пустыне, но вообще-то я дитя цивилизации. Но я люблю комфорт, уют и душ по утрам. Блинчики на завтрак, а не вот этих вот непонятных ушастиков из печи. И хорошую удобную одежду. Да, Брок, я гедонист хренов. А еще я хочу зубную пасту и триммер для бороды. И я не зануда.

Хотя он и не помнил некоторые вещи из своего прошлого, Барнс, перестав быть оружием Гидры, но оставшись Зимним Солдатом, довольно быстро освоился в мирной жизни, с помощью Стива, который помог ему первое время, много всего вспомнил, преимущественно о себе. И Барнс знал, что всегда был любителем хорошей жизни, уюта и дорогих вещей, хотя в тридцатых-сороковых многого не мог себе позволить.

— Значит, тебе не пойдет такая жизнь, что для себя выбрал я! — Брок с улыбкой развернулся к нему спиной и махнул рукой. — Смирись, дитя цивилизации. Домик в лесной глуши, подальше от всех и вся, никакого спутникового ТВ, лишь природа вокруг. Хорошие планы на ближайшую старость?

Дорога сама стелилась под ноги. Брок шёл, насвистывая когда-то услышанный и засевший в голову фривольный мотивчик, радуясь самой возможности идти с Барнсом, чувствовать спиной его взгляд и знать, что вот сейчас в данный момент вокруг нет никого, кроме них двоих.

— Откуда ты знаешь? — усмехнулся Барнс. — Вот наиграюсь во все новые игрушки, которые на меня свалились, и, может быть, тоже захочу поселиться где-нибудь в глуши.

С Броком он готов был хоть сейчас бросить все и поселиться в ближайшем лесу, лишь бы он был рядом, готов был бросить все, что ему нравится, потому что Брока хотел сильнее, и был уверен, что это если не навсегда, то очень-очень надолго.

— Только все равно в этой глуши должен быть нормальный сортир, душ и кухня. И до цивилизации не больше ста километров, — заявил свои требования к глуши Барнс.

Они шли и шли, все дальше уходя от деревни, шли в неизвестность, и он подумал, что Стив сойдет с ума, если они не вернутся. Если его Баки не вернется. А этого Барнс допустить не мог, и как бы ни хотелось ему остаться с Броком в этой пасторальной глуши, он обязан был хотя бы сообщить Стиву, что жив.

Солнце потихоньку заваливалось к горизонту, а к тракту они так и не вышли. Остановившись посреди дороги, Брок посмотрел по сторонам и свернул налево, решив уйти подальше в лес, чтобы свет от костра не был особо заметен среди деревьев возможными преследователями.

Насобирав побольше дров для костра, Брок достал зажигалку. Все-таки он был согласен с Барнсом по поводу минимальных благ цивилизации. Он, к примеру, был сейчас морально не готов тереть палочкой о палочку, добывая огонь. А тепла и света хотелось всей душой, не любил он ночные леса, слишком много необъяснимых звуков, теней, шорохов. Не с его ПТСР всё это.

— Сейчас жрём, и ты охотиться, сладенький, хотя бы часа на два, чтобы я подрочить в одиночестве мог, как понял? — ухмыльнулся Брок, метнув в Барнса пирожком.

— И чем же я тебе помешаю дрочить? А то, может, и помогу чем? — шутливо-заигрывая сказал Барнс, сжав задницу Брока
живой ладонью.

Только так, с помощью очередной пошлой шутки, он мог прикоснуться к Броку так, как хотел.

Брок крупно вздрогнул, дёрнулся из хватки, чувствуя, как ведёт, размазывает от одного такого желанного прикосновения, а член встаёт, неприятно упираясь в ширинку.

— Мешаешь, — хрипло и слишком резко огрызнулся Брок и шагнул в темноту, надеясь пересидеть хотя бы парочку минут, успокоить бушующее в крови возбуждение.

Сердце бухало в горле, оглушая. Брок перебирал в памяти всю мерзость, что видел, вспомнил Роджерса, брифинги, спел пару раз про себя гимн, но легче не стало. Телу было наплевать, что Барнс чужой, сердцу было всё равно, мозг — и тот отказывался работать как надо, сбиваясь.

— Ебал я так жить, — тихо рыкнул Брок, саданув кулаком в ствол дерева.

Почувствовав, как Брок вздрогнул, Барнс от обиды еще сильнее сжал его задницу и отпустил, понимая, что ориентацию не поменяешь, как перчатки, что если Брок предпочитает женщин, то ему нечего тут ловить, и молча оставил Брока заниматься лагерем, а сам ушел охотиться. Два часа так два часа.

Дичи в лесах, несмотря на то, что дорога проходила близко, было немеряно, выбирай что хочешь. Можно олешку молодую с олененком, или что там это были за звери такие неведомые, можно этих зайцев лопоухих, можно… да полно было непуганого зверья, но Барнс просто шел по лесу, словно хотел убежать от Брока, не слышать, что он там делает, а то вдруг правда дрочит.

Было тяжело. Нет, физически Барнсу было совершенно все равно, что есть, где спать, с кем делить время, а вот морально он был подавлен, потому что Брок был слишком близко и слишком далеко одновременно. Барнс не знал, как с ним подружиться, потому что хотел он не дружить, хотел сделать своим, заклеймить пятном засоса на шее, разложить под собой, взять не данное на время, а чтобы чувствовать, что его. Что и Брок также хочет его, как он. Но все это были, как любил говорить Брок, девичьи влажные мечты. Да, мечты у Барнса были очень влажными.

Олененок тем временем отстал от матери, и Барнс с каким-то злым отчаянием швырнул в него нож, надеясь промахнуться, но нет, он не промахивался, и попал животине прямо в глаз. Олешка упал там же, где стоял, а его мать, почувствовав неладное, скакнула вбок и понеслась вглубь леса, бешено вращая глазами.

— Прости, животина, мы тоже хищники, — тихо сказал Барнс, прислушался, услышал ручей, и пошел к нему — потрошить добычу.

Часа через три он вернулся к Броку с тушкой, которую тащил за ноги, не став уляпывать в крови кевларовый поддоспешник.

— Ну что, вздрочнул успешно? — совершенно без интереса и должного задора спросил Барнс.

Отсчитав мысленно до десяти, чтобы не вспылить, не наговорить лишнего, Брок не двинулся с места. Злое возбуждение улеглось, оставив вместо себя пустоту и чёрное выжженное поле, зато подняла голову апатия — худший враг нормального живого человека, когда даже выть уже не хочется, только сдохнуть.

Все эти эмоциональные русские горки утомляли. В последний раз Брок так себя чувствовал в юности, когда бушевали гормоны и крыло от всего подряд, подпихивая влюблённость за влюблённостью, разбавляя весь этот мёд нешуточными для подростка трагедиями. Вот и сейчас было так же, но Брок метался между вылюбить и застрелиться, и последнее всё чаще перевешивало. Вот только правильным этот вариант назвать можно было только с большой натяжкой. Почему-то вспомнилась малышка Тереза, в любой непонятной ситуации хмурящаяся и упирающая кулачки в бока с извечной фразой «а оно тебе надо, братик?». Брок и сам не знал, надо или нет. Ведь на одном Барнсе свет клином не сошёлся? Или всё-таки сошёлся?

Молча поднявшись и стараясь даже не смотреть на Барнса, Брок подкинул побольше дров в костёр, чтобы тот полыхал поярче, срубил небольшое молодое деревце и, помучавшись немного, всё же прикрутил и повесил тушу над огнём запекаться. Спать он всё равно сегодня не собирался. Да и как тут уснёшь, когда в голове такое бродит, что самому страшно. Да и Барнс, как есть снайпер, бил только в цель.

Устроившись под деревом спиной к огню, чтобы не слепил, Барнс просто сидел, слушая звуки леса. Можно было думать, но думать не хотелось, потому что все помыслы тут же сворачивали к Броку, который был небрит, что ему очень шло, хмур и до странного молчалив.

— Я охочусь, ты готовишь? — подал голос Барнс. — Разделение труда, как в первобытные времена, моя дорогая?

Брок всё-таки закурил, хотя ещё вчера решил беречь сигареты до последнего, до того самого пиздеца, который никак по-другому решить не получилось бы. Ему нужна была ясная голова и желательно временная импотенция, чтобы мозги не утекали в пах, стоит Барнсу потянуться или улыбнуться, опустив по-девичьи пушистые ресницы.

— Я за равноправие в семье, милый, — выплюнул он. — В следующий раз охочусь я, а ты быт обеспечиваешь.

Тереза была права, всё это страшно настопиздило Броку. Он никогда не тянул руки к чужому, не имел привычки брать то, что ему не принадлежит и даже смотреть в ту сторону. Так чего всё сейчас сдвинулось? Барнс был чертовски красив, он лучший, кого Брок видел в своей жизни. Так почему бы не любоваться им, как дорогой изысканной статуэткой, не трогая, чтобы не выпачкать? Он справится, доведёт до оракула, выполнит все условия и сплавит Барнса обратно с глаз долой, а дальше… дальше он решит, как жить дальше.

— А ты охотился на кого-нибудь, кроме людей? — резонно спросил Барнс. Он сорвал какую-то травинку и пожевывал ее. — Это не так просто, как кажется, а у тебя оружия нет. Ножи я тебе свои не дам, уж прости, я своими игрушками делиться не люблю.

Барнсу отчаянно хотелось поговорить. О чем угодно, лишь бы не эта шуршащая, звенящая, шелестящая, ухающая и потрескивающая гулкая иллюзорная тишина лесной ночи.

— Да и на костре я не лучший кашевар, знаешь ли, не приходилось особо, — продолжал он трепаться. — В войну проще было, а за повара у нас был Морита чаще всего. Ну, ты и без меня знаешь, какой баландой могут кормить в армии.

Хмыкнув в ответ, Брок откинулся на спину, сожалея, что не видно неба и звёзд, и нельзя отвлечься от насущных мыслей. От мяса шёл одуряющий аромат, несмотря на то, что ему ещё печься и печься.

— Охотился и на людей, и на зверьё. Справлюсь, — помолчав ответил Брок.

— Я-то без ужина переживу, — легко отмахнулся Барнс, — а вот ты — не уверен. Давай мы не будем устраивать демократию и равноправие? Я давно убедился, что все это херня полная. Я уверен, что охочусь лучше, чем ты.Ты готовишь лучше, чем я. Я лучше стреляю, лучше дерусь, но ты лучше договариваешься с чужими, более социален. Хоть я и люблю попиздеть, предпочитаю это делать со знакомыми людьми. Давай каждый будет делать то, что у него лучше получается, и нам будет хорошо.

“А еще я бы научился доставлять тебе удовольствие лучше, чем все те, кто был у тебя до меня”, — подумал Барнс, сказал бы вслух, но… боялся.

— Попизди мне тут, — как-то вяло огрызнулся Брок, хотя и тут не мог не признать его правоты.

Действительно, каждый должен заниматься своим делом.

Когда мясо-таки допеклось, и Брок наелся, вставать и ломать лапник себе для постели было откровенно лень, да и вообще двигаться неохота. Сытая усталость придавливала к земле. Но Брок был сильнее обстоятельств, да и не испытывал никакого желания спать рядом с Барнсом, слишком много его близость приносила проблем, а потому всё же встал и соорудил две «постели» ровно друг напротив друга, по разные стороны костра, чтобы даже не видеть толком ничего.

— Укладывайся, и не надо мне рассказывать про свою стойкость и неубиваемость. Ты и спишь так, как другие на посту стоят. Отдыхай.

— Разбуди через три часа, — не терпящим возражения тоном потребовал Барнс. — Или я проснусь сам, и тебе, дорогая, хуже будет.

Он улегся на постель из лапника, повозился, устраиваясь удобнее, и, закрыв глаза, тут же провалился в сон, все равно оставаясь бодрствовать какой-то частью сознания. Брок был прав, когда говорил, что Барнс очень чутко спит, тот не засыпал полностью никогда с тех пор, как стал Зимним Солдатом, только в крио была полная отключка, но там он и не жил.

Усевшись спиной к костру, Брок высыпал на одно из полотенец Рады конфеты, пересчитал и хмыкнул про себя. Он прекрасно помнил тот момент, когда впервые дал Зимнему конфету и пропал, увидев на лице идеального оружия «Гидры» настоящие живые эмоции: удивление, наслаждение и благодарность. Целый год он присматривался к киборгу, оказавшемуся человеком.
Двадцать четыре маленьких карамельки в ярких шуршащих фантиках — словно дорога к ведьме. Брок заманивал Зимнего, как мог, учил его жить, приспосабливаться, врать, выкручиваться, даже техников наёбывать, чтобы обходиться как можно дольше без обнулений и помнить. Сейчас хотелось швырнуть конфеты в огонь, но рука не поднялась, слишком важными ниточками они оставались до сих пор, обрезать которые не было никаких моральных сил. Завернув конфеты в полотенце, Брок убрал свёрток подальше, спрятал в одном из узлов с вещами, чтобы постоянно не натыкаться в кармане.

Время тянулось слишком медленно. Казалось, минутная стрелка замерла и стоит на месте, лишь иногда вздрагивая, словно двигая время вперёд с натужным стоном.

Брок не смотрел на Барнса, не разглядывал его, как делал раньше, не поднялся со своей кучи лапника, чтобы укрыть, он вообще все три часа просидел почти без движения, вслушиваясь в тихий треск костра и многоголосые споры ночных обитателей о том, кто первый отведает человечинки.

— Барнс, — громко позвал Брок. — Просыпайся. Твоя очередь.

Барнс сел на лапнике, словно и не спал вовсе, огляделся, находя взглядом Брока.

— Не золотце? — удивился он, потому что до этого дня Брок бы обязательно нежно шепнул ему на ухо “вставай, золотце”, а сейчас даже не подошел, чтобы тронуть за плечо. Это было странно. Столь резкая перемена в Броке была странной, и она Барнсу не нравилась. — Брок?

Отвечать Брок не стал, лишь завалился на лапник, укрывшись с головой лоскутным одеялом. Да и что тут скажешь, что испугался творящегося внутри самого себя пиздеца и решил как можно сильнее дистанцироваться, начать отвыкать от Барнса? Такое не объяснишь, не раскрывая остальных карт. Пусть думает что хочет, считает последним мурлом. Зато, может, потом будет не так больно.

Барнс всю оставшуюся ночь перебирал в голове, что он такого сделал или сказал, что Брок стал таким… отчужденным, что ли. Это было почти незаметно внешне, но чувствовалось интуитивно. Он называл его Барнсом только при Стиве, даже на операциях вворачивая свое “золотце” и прочее. А тут… Тут было что-то, чего Барнс не понимал, пытался, но не понимал.

С рассветом Барнс достал оставшуюся еду, прикинул, чем можно позавтракать, сходил за водой для маленького котелка, хоть ни чая, ни, тем более, кофе у них не было, хоть теплой воды попьют. Завершив все приготовления к завтраку, Барнс погладил Брока по плечу. Раз у него была возможность касаться его, он хотел ею пользоваться, и собирался это делать.

— Дорогая, просыпайся, завтрак готов, — тихо позвал он и чуть не склонился, чтобы поцеловать, одернув себя в последний момент.

Брок поднялся хмурым и совсем невыспавшимся. Барнс, по всей видимости, слишком легко относившийся ко всему, и не подумал облегчить ему жизнь, все так же касался, чёртов тактильный котище, оказывался слишком близко, шептал почти интимно. И это всё сбивало.

— Ага, доброе, блядь, утро, — буркнул он, потёр лицо ладонями. — Где воду взял?

— Там же, где вчера руки мыл и тушку, — пожал плечами Барнс и махнул рукой в сторону ручья. — Вон туда метров двести.
Вода не была спасением, Барнс бы очень многое сейчас отдал за зубную щетку с пастой, расческу и прочие мелкие радости цивилизации.

— Ты как себя чувствуешь? — спросил он Брока, искренне волнуясь за него.

— Живым, — криво улыбнулся в ответ тот и двинулся в указанном направлении.

Брок хотел домой, в относительную тишину квартиры, к кофемашине и почти бесконечному запасу бренди в баре. Хотел в нормальный душ, отдрочить без хвостато-пернатых свидетелей или, что ещё лучше, снять блядь и выебать её или его во все отверстия, повторяя про себя одно и то же имя.

Дойдя до ручья, Брок разделся по пояс, обтёрся водой, умылся, прополоскал голову и расстегнул ширинку. Секса хотелось страшно. Сжав руку на члене, Брок тихо застонал.

Нехарактерный для леса звук Барнс определил сразу же и сразу же определил его источник и того, кто этот звук воспроизводил. Услышав первый стон, Барнс сжал член через штаны. Со следующим сдавил так, что готов был оторвать, а потом запустил руку в штаны, не в силах сдержаться.

Барнс закрыл глаза и принялся ласкать себя, представляя, что Брок рядом, и стонет он так из-за него. Что это не жесткий кулак, а нежные губы обхватывают ствол…

Брок кончил, искусав губы в кровь, только бы не сорваться на крик, не выстонать имя Барнса, и упал на колени.

— Блядь, — душевно высказался он, разглядывая потёки спермы на своей ладони. — Дожился, довоевался, блядь, старый и никому не нужный. Чего же ты, сука, не сдох во славу родины?

Отмыв ладони и полностью ополоснувшийся сам, Брок нехотя побрёл обратно. Вот бы дорога к оракулу обошлась без неожиданностей, и тот щелчком пальцев отправил их обратно. Только бы…

От последнего полузадушенного стона Барнса выгнуло всего, выломило, он сжал член, практически причиняя себе боль, все быстрее и быстрее работая кулаком, и кончил, зажмурившись и не издав ни звука, а из правого глаза скатилась одинокая слезинка. Как он хотел Брока, но все, что он мог получить — это стоны даже не рядом, а где-то там, не для него. И не о нем.
Вытерев руку о траву, Барнс застегнул штаны и активно пытался сделать вид, что ничего не слышал, что это не возбудило его до предела, что… что он не подслушивал.

Нужно было завтракать и идти дальше.

ficbook.net/readfic/7590718

---

* о творчестве

Долгая дорога домой
глава 2

Лита довольно уверенно вела их по одному ей ведомому направлению, но Барнс чувствовал, что они не плутали, а шли ровно вперед по нехоженому лесу. К его окраине они подошли через семь часов, если судить по часам Брока. Вышли из-под сени деревьев и увидели деревню. Бревенчатые дома жались друг к другу возле леса, а за ними простирались посевные поля.

На окраине паслось стадо гусей, где-то мычали коровы, над печными трубами вился дым и пахло людьми, домом и едой — практически незнакомые для урбанистического мира запахи.

Было видно, что деревня большая и обжитая, везде сновали люди, где-то слышался молот кузнеца, мерно отстукивающий одному ему ведомый ритм ковки металла.

Картина была настолько пасторальной и идиллической, что Барнсу она казалась нереальной, словно это Стив нарисовал и показал ему, да даже у него не вышло бы так… Так.

— Твоя деревня? — спросил Барнс у Литы, ехавшей у него на шее последний час.

Девчушка, хоть и делала вид, что ничуть не устала, а все равно они с Броком по очереди несли ее, чтобы идти было быстрее.

— Да, вот и мама бельё вешает, — сказала она и тут же заголосила что было мочи. — Мама, мама, а они Кабуру убили и меня домой привели! Мама, мамочка!

Худая словно щепка женщина выронила из рук расшитую цветами простынь и осела, где стояла, разрыдавшись в голос, огромными, испуганными, словно у лани глазами, смотря на бегущую к ней дочку. Остальные деревенские подтягивались к их двору, привлечённые детским криком. Кто-то радовался за семейство, всплёскивал руками, удивлялся, как удалось победить непобедимого и бессмертного Кабуру, кто-то с беспокойством оглядывался на не двигавшихся с места Брока с Барнсом.

Наобнимав дочь, женщина поднялась, отряхнула яркую цветастую, хоть и изрядно поношенную юбку и подошла к спасителям дочери. Брок видел, как дрожали ее губы, как она силилась что-то сказать, поблагодарить, но могла только плакать.

— Всё хорошо, — подбодрил он её. — Главное, что Лита жива, и вашей деревне ничего не угрожает.

Женщина, представившаяся Радой, всё-таки не выдержала и бросилась на шею к Броку, обняла его, расцеловала в обе щеки и точно тоже самое проделала с Барнсом. Она потащила их за собой, не переставая благодарить, обещая всё-всё отдать сейчас же за спасение её малютки.

— Нам бы помыться и постираться нормально, а больше ничего и не требуется, — попросил Брок расчувствовавшуюся Раду, тотчас прикрикнувшую на мужа, чтобы топил баню для дорогих гостей.

Барнс все крутил в голове так и эдак, кем бы им назваться, но они выглядели настолько чуждо этому миру, что он не придумал вообще ничего. Не странствующими же рыцарями, в конце-то концов. Оружия у них при себе — только армейские ножи да метательные Барнса. Вряд ли местный кузнец хороший мастер, хотя всякое бывает, можно было бы у него попросить сковать нож побольше, но им нечем платить. У них даже украшений нет, только собачьи бирки, которые делали голую грудь Брока еще соблазнительней.

Как итог, на данный момент они были без средств к существованию, одежды, походного снаряжения и транспорта. Голые и босые пришли в деревню как герои, потому что смотрели на них примерно так, как смотрят на героически вляпавшихся во что-то проходимцев: кто-то с интересом, кто-то с недоверием, а кто-то и с жалостью. Но больше, конечно, с восторгом. Как же, самого Кабуру убили. Кстати, Кабуру точно был самкой, поэтому Барнс бы не удивился, что где-то в лесу бегают зубастые белые кабурята. Хотя, может, тварь была стерильной.

Муж Рады, высокий, но нескладный мужик со светло-рыжей бородой и русыми волосами, собранными в хвост, подошел к ним, глядя на спасителей своей дочки странным взглядом, словно не знал, как поблагодарить за то, чего не смог сделать сам, а должен был. Посмотрел-посмотрел, да и, кивнув, пошел топить баню.

Брок на это лишь пожал плечами. Сам бы он никогда своего, да и чужого, впрочем, ребёнка не отправил на съедение чудовищу. Как после такого жить? Но спорить... В чужой монастырь, как говорится, со своим уставом не ходят.

Оглядевшись по сторонам, Брок поймал взгляд Литы, стоящей в кругу обмерших подружек, явно ещё не до конца поверивших в счастливое ее возвращение, подмигнул ей. Оскалившись, постучал ногтем по зубам.

Лита всплеснула руками и выудила из потайного карманчика внутри жилетки большой клык, заставляя окруживших ее плотным кольцом подружек испуганно взвизгнуть.

Барнс тоже посмотрел на девочку и улыбнулся. Он почему-то представил, как Брок хвастается подарком, таким же здоровенным клыком, перед Страйком, и улыбнулся. Это должно было быть забавно.

Их проводили в дом, очень добротный, но явно небогатый снаружи. Обувь пришлось оставить в сенях, Рада глянула, конечно, на их ботинки, но ни слова не сказала, хотя Барнс был уверен, что ничего подобного она не видела.

В самом доме было прибрано, светло, чисто и печально. Барнс бы не смог объяснить, как он это понял, но в доме главенствовала печаль, которая с их появлением стала рассеиваться. Он задумался, сколько семья готовилась к тому, что их ребенка отдадут на заклание, но спрашивать не стал.

Просторное помещение дома было разделено печкой, которую Барнс видел однажды, когда-то очень давно в заброшенной русской деревне. Тогда отряд солдат вместе с ним добирался до места эвакуации, но разыгралась метель, и пришлось искать место для ночлега. Там было также: большое помещение и печь посередине, делящая их на два. Барнс знал, что за печью оборудовано что-то вроде спальни.

Их посадили на большой добротный стол, на котором тут же появилась застиранная сероватая, но с искусной вышивкой, скатерть и простая еда. Поздней весной еще мало что поспело, чтобы ставить на стол свежее, поэтому на столе появились соленья, молоко, компот, бутылка с мутноватой жидкостью, сыр и чугунок вареной картошки, еще горячей. Еда была простая, но вполне достаточно, чтобы накормить двух здоровых мужиков, если один из них не суперсолдат.

Барнс даже подумал, что зря он не поймал ту пару ушастых зверей, сильно похожих на зайцев, да, наверное, зайцами они и были, сейчас бы и мясо на столе было какое-никакое. Сидя за накрытым столом, на который Рада ставила и ставила, Барнс понимал, что она потрошит все свои запасы, какие есть, и состояние у него было двойственным.

С одной стороны, обижать хозяев отказом не хотелось, они могли подумать о них все, что угодно. С другой, объедать немаленькую семью было неудобно. Вот и сидел Барнс в недоумении.

— Рада, а этот Кабуру только вашу деревню донимал? — спросил он, пытаясь прикинуть размер территорий зубастой твари.

При упоминании о клыкастом монстре она крупно вздрогнула, чуть не выронив из рук тарелку, вжала голову в плечи, непроизвольно стараясь стать как можно меньше, но всё-таки взяла себя в руки и обернулась к столу.

— Нас и ещё три окрестные деревни. А почему донимал?

— Нет его больше, — пожал плечами Брок, налегая на картошку с зелёным луком.

Родители Литы недоверчиво переглянулись, и Брок, хмыкнув, вынул из кармана подаренный Барнсом клык, подкинул его на ладони, демонстрируя главе семейства, и тут же убрал обратно. Такой трофей он в руки не даст никому.

— Благослови вас боги! — и мать, и отец Литы повалились на колени там же, где и стояли. — Тоська! — громко крикнула Рада. — Старосту клич, убили Кабуру!

Такой же лохматый, как и Лита, мальчишка, старше её лет на шесть, замер в дверях с открытым ртом, но под гневным взглядом матери тут же сорвался с места и выбежал из избы.

Барнс не привык, чтобы при нем бухались на колени и чуть ли не молились на него, перед Радой было неловко, а Ренат, отец Литы, почему-то злил. Наверное потому, что у Барнса в голове не укладывалось, как можно отдавать детей зверюге, не ища при этом способ его победить.

Вспомнился тощий, вечно болеющий Стив, который всеми правдами и неправдами желал попасть на войну, и у него получилось. И тут был получилось. Хотя как убить того, который убивает сам, только подумай ему навредить? Барнс понимал, что слишком строг к деревенскому люду, надо проявить больше понимания, ведь традиция же. Ему вспомнился миф о Минотавре, который ведь тоже взялся не из ниоткуда, но там все же нашелся смельчак. А тут за несколько поколений никого не нашлось.

Глядя на Брока, как тот уминал картошку, Барнс подумал, что тоже стоит что-то съесть, и принялся за соленые огурцы.

— Эм.. Кхм… — Ренат явно не знал, как к ним обращаться. На “господ” они не походили, для “мужиков” были слишком круты, других обращений, похоже, в ходу в деревне не было. — Может, это, налить вам? — он взялся за бутыль с мутноватой жидкостью, очевидно, самогоном. — Сам делал.

— Я Баки, — чуть улыбнулся он, чтобы мужик не мучился, придумывая, как их назвать, и кивнул Ренату. — Можно и налить. По одной.

Ренат кивнул и быстро выставил на стол четыре искусно вырезанные из дерева маленькие чарочки. Разлив, он подал Броку с Барнсом по одной, а потом взял свою и последнюю вручил жене.

— Ну, за спасителей наших! — и хлопнул до дна.

Брок выпил залпом и занюхал краюшкой хлеба, выдохнул. Он не особо жаловал самогон, тем более такой дрянной, предпочитая алкоголь другого сорта, но за себя и Барнса грех было не выпить. Ренат разливался соловьём, благодарил спасителей дочери, но Броку больше была интересна именно Рада, слишком сложным у неё было лицо.

Он долго рассматривал бледные, сжатые в тонкую линию губы, болезненно-худые руки. Единственное, что в ней было живым — это глаза, огромные, на половину лица озёра, полные чёрной колдовской воды.

Рада перехватила взгляд Брока, спала с лица, но оглянувшись на хмелеющего на глазах мужа, безмолвно спросив у него что-то, густо покраснела и поднялась.

— Пойдёмте… господин, — заикаясь и сбиваясь на полуслове, поманила она Брока куда-то в сени.

Пожав плечами, он поднялся. Всё равно хотел поговорить нормально, разузнать, давно ли у них такое происходит, что три деревни боятся какой-то страховидлы и детей им скармливают. Брок даже обуваться не стал, помня про обещанную баню.

Около низкой двери в холодную Рада замялась, слишком явно пытаясь справиться с собой, дрожащей рукой отворила дверь и отодвинула цветастый полог, пропуская Брока внутрь. В тёмной комнатке с низким бревенчатым потолком душисто пахло сушёными вениками и какими-то травами. Из парилки тянуло жаром. Тихо, едва различимо всхлипнув, Рада потянула завязки на вороте домотканой рубахи.

— Ты чего это, красавица, не надо этого, — схватил её за руки Брок и тут же отпустил. Женщину била мелкая нервная дрожь, глаза покраснели, налились слезами. — Давай-ка ты сядешь и успокоишься. Что за мир то у вас такой дикий? — буркнул он, присаживаясь рядом. — Это кто тебя надоумил?

— Вы так смотрели на меня... — всхлипнула Рада, зажав трясущиеся ладони между коленей. — И спасли мою дочь, и Кабуру убили…

— А муж твой как?

— Он не против, — она ещё сильнее съёжилась на скамье.

— Охуеть у вас порядки, — зло выругался Брок. — Дитё своё монстру на поживу, чужаку жену свою подкладывать. Вот скажи, — он обернулся к Раде. — Нах… зачем он тебе такой… на всё согласный?

Рада только опустила голову и прижалась плечом к его груди.

Слушая Рената, Барнс пил чарку за чаркой дрянного самогона, совершенно не пьянея. Ренат всяко-разно их расхваливал и рассказывал, какие же его гости замечательные, волшебные просто, раз Кабуру убили, а Барнс думал о том, что хочет заехать ему в нос. Почему-то от его слов делалось противно, хотя говорил-то он от души. Странное было чувство: тебя расхваливают, причем заслуженно, а ты не рад.

Когда Брок вышел вслед за Радой, Барнс не сразу сообразил, куда она его повела и зачем, но голоса в такой тишине, как в этой деревне, в этом мире, были слышны хорошо. Тут не ревели машины, от которых люди закрывались дорогими стеклопакетами, не жужжала масса домашних электроприборов, не бежал ток по проводам. Тут были слышны голоса людей и скотины на улице, едва слышно — шум ветра и звуки дома, который тоже был тих. Поэтому и разговор Брока с Радой Барнс слышал хорошо.

Барнс, конечно, знал о традиции подкладывать свою супругу под дорогого гостя, но увидеть подобное воочию был не готов. Наверное, если бы Брок согласился на столь заманчивое предложение, Барнс ему бы первому в морду дал. А потом и Ренату, но Брок отказался от щедро предложенного, и на душе Барнса стало враз спокойнее.

— И часто у вас так? — вздернул он бровь, стараясь не шипеть, а говорить хоть относительно спокойно.

— Как — так? — не понял уже захмелевший Ренат.

— Часто жену у вас под первого проходимца подкладывают? — уточнил Барнс, понимая, что разговор затеял зря.

По-своему Ренат был, наверное, неплохим мужиком, явно работящим, просто для Брока с Барнсом подобные деревенские нравы были дики. Конечно, они из просветленного, технологичного, высокообразованного мира, в котором, на самом деле творилось тоже самое, только под другими лозунгами.

— Дык… — Ренат не знал, что сказать и как правильно реагировать вообще на подобное заявление Барнс. — Так вы ж не проходимцы, — нашелся он. — Вы — герои! А героями не грех и женой поделиться.

Продолжать Барнс не стал. Герои, значит, они. У себя он успел и злодеем побыть, и героем вот почти стал, а Стив героем был, поэтому Барнс был полностью уверен, что героем быть не хочет. И полагал, что Брок с ним в этом солидарен.

Брок не стал торопиться обратно, привлечённый приятным жаром парилки, оставшись в бане, только Раду спровадил восвояси, хотя она и сама была не прочь остаться рядом с «благородным господином», особенно когда он стянул футболку, расправив широкие плечи.

— Иди, красавица, не искушай меня, — подмигнул ей Брок. — И будь так добра, позови моего друга.

Барнс услышал, как хлопнула дверь, и поднялся из-за стола, собираясь пойти к Броку, понимая, что эта помывка будет самой трудной в его жизни. Баня-то была малюсенькой, и как там развернуться двум здоровым мужикам, один из которых хочет второго до темных пятен перед глазами, вопрос хороший.

С Радой Барнс столкнулся в дверях, и та молча показала ему на дверь. Он кивнул, как можно добрее улыбнувшись ей, и пошел к Броку.

— Пиздец какой-то, — пробормотал он. — Куда мы, блядь, вляпались, а, командир?

— Раздевайся и заходи, — велел Брок, стоя уже полностью раздетым, потянулся и вошёл в парилку, надеясь, что получится не обращать внимания на желанное тело, не тянуть руки к тому, что принадлежит другому.

Он знал, что Барнс до войны был ещё тем ходоком, не пропускавшим ни одной юбки, и что, скорее всего, на поебаться его можно было бы уговорить, хотя Брок в этом был ой как не уверен. Но если и выгорит на один-два раза, то потом станет только хуже. Он знал себя слишком хорошо, свою жадность, привычку хапать, насколько хватало челюстей. Брок хотел Барнса себе на постоянных условиях.

Быстро раздевшись, Барнс скользнул за Броком в уютное влажное тепло, стараясь на Брока вообще не смотреть, потому что у него встанет. И ничего с этим сделать было нельзя, потому что Брока он хотел.

— Не боишься со мной в одной парилке? — усмехнулся Барнс, переводя неловкость в агрессивную шутку. — А то сейчас нагну тебя и трахну, никто меня не остановит.

— Золотце, я столько один, что ещё вопрос, кто кого трахнет, и, может быть, тебе подо мной даже понравится, — поиграл бровями Брок, оскалился в лучшей своей манере. — Но лучше давай мы вымоемся, как люди, ещё не понятно, когда в следующей так получится.

Брок вынул из кадушки дубовый веник, встряхнул над горячими камнями. Он готов был благословить местных богов за то, что Барнс иногда бывал таким феерическим мудаком. Сам он не знал, как обьяснить заинтересованность собственного члена, разве что на Раду свалить. Но Брок не строил иллюзий, Барнс прекрасно слышал, что происходило в холодной.

— Укладывайся, — велел Брок, взвесив веник в руке. — Вбивать послушание буду, сладкий.

Барнс аж облизнулся от слов Брока. Он сам готов был нагнуться и дать, хоть по слюне, только бы почувствовать это аппетитный член в своей заднице, но уверенный, что Брок откажется от столь щедро предложенного, не хотел чувствовать себя полным хрупкой надежды идиотом.

— Я люблю понежнее, красавица, — хмыкнул Барнс и улегся на полку, которая для него была узковата.

Любил-то он понежнее, но вот Брока драл бы от всей души. От подобных мыслей, да в уютном тепле, член немедленно встал, и лежать стало неудобно. Уложив голову на руки, Барнс во все глаза наблюдал за Броком. Смотрел, как капельки пота стекают по смуглой коже, на рельеф мышц, который не получишь, сидя только в качалке, ласкал глазами, совершенно не стесняясь. Барнсу было плевать, что там о нем подумает Брок, он никогда не скрывал, что предпочитает мужиков.

Брок знатно отвёл душу, исходил Барнса веником так, что у самого мышцы болели. По-хорошему, сейчас стоило убраться куда-нибудь подальше, отдрочить себе хорошенечко и дать крови успокоиться, перестать лавой течь по венам, концентрируя жар в паху. Может быть, дома он бы ещё и попытался подкатить, чтобы потом свалить со службы в другое подразделение или на пенсию и не видеть дальше эту сладкую парочку, то здесь ещё неизвестно сколько им вместе бродить. И если для себя Брок уже всё вполне решил, то Барнса вернуть домой был просто обязан. У него был Роджерс, сейчас, скорее всего, сходящий с ума.

От одной мысли о полковнике член Брока опал.

Окатив Барнса прохладной водой, Брок хлопнул его по плечу.

— Поднимайся — моя очередь.

Барнс знал, что он хорош, что он может получить практически любую или любого, если захочет, но так получилось, что хотел он Брока, у которого на него не стояло даже в жарко натопленной бане. А чего он ожидал от натурала?

На самом деле Барнс давно уже не надеялся. Он провел с Броком много времени, хоть и будучи Зимним Солдатом, чтобы знать, что Брок берет то, что хочет, даже если может обломать зубы, а вот на Барнса он даже не смотрел. От расстройства, что Броку он совсем не нравится, у Барнса самого упало, можно даже было о трупах и расчлененке не думать.

Отходив Брока веником от всей души, Барнс принялся мыться. Ему было все равно: кадушки, душ, ледяная струя из шланга или ручей, главное — быть чистым. Почему-то оттого, что он не привлекателен для Брока, Барнс на него обиделся. Это было глупо. Более чем глупо, но обида копилась и росла. Словно ему сказали, что Санта-Клауса не существует, а он еще маленький и верит в него.

— Ты придумал, чем мы рассчитываться с хозяйкой будем? — спросил Барнс и вылил на себя ушат ледяной воды. — Я слышал, она нам одежду принесла. И пришел кто-то, староста вроде, я не прислушивался. А мужа ее я бы выпорол. Для пофилактики.

— Мужу я бы хуй оторвал и в жопу вставил, раз умеет только детей строгать, — хмыкнул Брок, намыливаясь.

О благодарности хозяйке он и сам думал, герои героями, но никто не обязан был делиться с ними провиантом и тем более вещами. Он бы с мужиков деревенских конечно спросил за всю ту хрень, что творилась в окрестных лесах в последние пару сотен лет, но что взять с баб?

— Я не большой мастак в деревенской жизни, — добавил Брок и принялся рассуждать. — Но баш на баш, как говорится. Может, конечно, есть, чем по хозяйству помочь, тут спросить надо, сомневаюсь, что её увалень такой уж домовитый, но, думаю, зверья им набить, чтобы и шкуры, и мясо были. А то ты же видел — на столе одни овощи и те, как ни глянь, последние.

Отобрав у Барнса мочалку и понимая, что, скорее всего, пожалеет об этом, Брок развернул его спиной к себе и принялся отмывать до скрипа, как уже бывало во времена «Гидры». Тогда он руки себе стёр чуть ли не по локоть постоянной дрочкой и думал, что вот-вот они выберутся, Зимний чуть раздуплится, чтобы отвечать за свои действия и желания, и можно будет к нему подкатить по всей форме. Но случилось “Озарение” и Роджерс, пославшие по пизде такой хороший план побега и любые мечты о, как оказалось, Баки ёбаном Барнсе.

Брок тёр сильное тело, водил по спине, плечам, бокам ладонями, почти сходя с ума от вседозволенности, готовый плюнуть на всё и вжаться в шикарную упругую задницу членом, но снова вспомнился Кэп и его взгляд, которым он встречал и провожал Брока, стоило ему оказаться в прямой зоне видимости, вынимающий душу и полный вселенской обиды за попранное доверие. Он вообще не понял, почему их с отрядом не попёрли со службы. Так что Кэп стал его личным средством от потенции.

— Человека ведь проще выследить и поймать, чем зверя, — Барнс стоял, чувствовал желанные ладони на своем теле и таял.

Его ощущения словно выкрутили на максимум, так он ловил каждое прикосновение, ощущая его всем телом. Там уже было не до размышлений, нравится он Броку или тот просто его помыть решил. В Гидре он часто его мыл к вящему удовольствию обоих, потому что Барнс четко знал, что в прямые обязанности Брока это не входило.

Барнс уже был готов развернуться к нему, заграбастать в объятия, прижать, ощутить всем собой, но он взял себя в руки, понимая, что ни к чему хорошему это не приведет. Им еще долго придется пробыть вместе, и Барнс бы не хотел, чтобы Брок узнал о его к нему чувствах. Не хотелось видеть в глазах человека, которого любишь и хочешь, жалость или презрение, или то и другое сразу.

— Но песцов я бил, беленькие, хорошенькие такие, — Барнс весь напрягся, закаменел, чтобы остаться на месте, не развернуться к Броку, обнять. — Если лук у них найдем, я набью зверя. Если нас с тобой сейчас прямо не погонят ко всем чертям.

Брок чуть руки не отдёрнул, с горечью ощутив каменную твёрдость под руками, излишнее неправильное напряжение. Неужто Барнс заметил, понял его интерес? Прикусив внутреннюю сторону щеки, Брок домыл Барнса и окатив его водой, махнул рукой в сторону холодной.

— Готово. Вот и иди, договаривайся, чтобы не попёрли.

На душе сделалось гадко.

— А чего я-то сразу? — удивился Барнс, никогда не замечавший в себе талантов переговорщика.

Он почувствовал, что в Броке что-то незаметно изменилось, но что, понять был не в силах. Он с грустью посмотрел на Брока, облизал напоследок взглядом и вышел вытираться и одеваться. И как он сможет прожить с ним бок о бок хотя бы неделю? Да так, чтобы себя не выдать?

Одежда — штаны да рубаха — были явно не с мужа Рады. С кого-то побольше. Не новая, но и не лохмотья, и все ручной работы. Хотя здесь это, наверное, нормально — ручной работы. Дешево и сердито. Это не в Нью-Йорке двадцать первого века, где все может сделать машина. Ну, или почти все.

Одевшись, Барнс понял, что одежду кроме как с кузнеца, снимать было не с кого, потому что оказалась впору. Бионическая рука была прикрыта рукавом до середины ладони, это было кстати. Босой, он прошел обратно в светелку, где за столом сидело новое лицо. Очевидно, староста, потому что Ренат лебезил перед ним, а Рада просто скромно стояла рядом.

— Здрасьте, — брякнул Барнс.

— Один из героев, — расплылся в неприятной улыбке староста. — Я Ходим, староста Заречья. — Он попытался выпятить горделиво грудь, но объёмный живот помешал ему это сделать. — Вы спасли нас от любезного и почитаемого Кабуру… — Ходим сбился, с тревогой поглядел на Барнса. — А вы точно его убили?

— А вы точно знаете, как он выглядел? — поинтересовался Барнс, совершенно не уверенный, что тут хоть кто-то, кроме детей, которых к монстру отправляли, знал, каков он из себя. Ну, кроме цвета.

Староста покраснел, надулся, словно пузырь, готовый в любой момент лопнуть.

— Как ты смеешь, смерд? — подсказал Брок, появившись в дверях. — Вопрос-то актуален. Как выглядит этот ваш Кабуру? Вы уверены что он не сдох давным давно, а вы скармливаете детей совершенно другой нечисти?

— Но… но оракул предсказал, — проблеял Ходим, сбледнув, явно не ожидав, что героями окажутся двое огромных страшенного вида мужиков с совершенно бандитскими рожами.

— Что за оракул? — тут же заинтересовался Брок.

— Слепец из Варлавских пещер, он из древнего народа и ещё никогда не ошибался, — ответила за него Рада.

— Я точно уверен, что убил зубастого белого кабана, — Барнс не стал говорить, что это была самка. — У Литы есть тому подтверждение. Но мне больше интересно, что там говорил этот ваш оракул.

Барнс был серьезен. После того, как он узнал, что существует Тессеракт, он и в оракулов тоже верил. Почему бы не быть оракулу, если есть аж два божества, которых Стив знал лично? И, так или иначе, им с Броком неплохо было бы к этому оракулу прогуляться, потому что в деревне им точно не скажут, как попасть домой, в родной мир. А старосту надо было гнать в шею, он им точно ничего хорошего не желает.

Нахмурившись, Брок хлопнул ладонями по столу, привлекая внимание старосты.

— Так, уважаемый, я не буду спрашивать как так вышло, что толпа мужиков со всех окрестных деревень смотрела, как дети уходят в лес. Почему не наняли мага или ещё кого. Не поинтересуюсь, почему у тебя население голодает, когда сам ты… — Брок ткнул пальцем в огромный живот, — вот-вот родишь двойню. Мне посрать на ваши порядки, на вековые традиции, но дети священны везде, и не надо мне про вековое зло. Мы задержимся у вас на пару дней, — он поднял взгляд на Раду, прося разрешения, та радостно закивали, видимо, и ее заколебали вконец порядки. — И чтобы к следующему закату тебя здесь не было. — Брок привстал. — Если узнаю, а я узнаю, что ты вернулся и дальше обираешь народ, выебу прилюдно и посреди деревни с голой жопой выставлю.

Злость бурлила внутри, клокотала, не давая так просто оставить всё как есть. Слишком Брок привязался к маленькой Лите, жалко было её мать и остальных ребятишек, не видевших, похоже, ничего хорошего в этой жизни.
Староста сидел, открыв рот и выпучив глаза. Видимо, он ожидал всё, что угодно, кроме такого поворота событий.

— Сельчане вам награду собрали, — робко напомнила Рада, за что удостоилась гневного взгляда Ходима.

— У тебя пока пусть будет, — махнул рукой Барнс, пытаясь прийти в себя от эскапады Брока. — Нам и положить-то пока некуда. А ты, староста, иди-ка домой. Вещи пока не собирай, мы, герои, народ отходчивый, но посиди смирно.

Ходим оказался с Барнсом солидарен, и, не прощаясь, важно покинул светелку, а потом и избу. А Барнс обернулся к Броку, и взгляд его не выражал ничего хорошего.

— А теперь, мой дорогой и.о. Капитана, мы с тобой обсудим некоторые нюансы нашего здесь пребывания, — Барнс почти шипел, потому что он был в ярости от того, что творил Брок. Схватив его за руку, он безжалостно втащил его обратно в баню, хлопнув дверью. — Ты чего творишь?! Мы здесь на два дня, а всем этим людям тут потом жить. Как Стив, бля, не разобрался ни в чем, а уже лезешь. Демократию насаждаешь. Стив, конечно, большой умница, но идиот, не заставляй меня думать о тебе хуже, чем ты есть на самом деле, красавица.

Вырвав руку из жёсткой хватки, Брок прищурился, окинул разъярённого Барнса взглядом.

— Можешь думать обо мне всё, что хочешь, сравнивать со своим ёбаным херувимчиком, но этих людей я просто так не брошу, — рявкнул он в ответ, отвернулся. — Насмотрелся я на всё это дерьмо, на таких уродов, что своих доить до последнего будут, на матерей, высохших, выгоревших, на детей, которым жрать нечего, и их в жертву не пойми чему приносят. Барнс, может я действительно погорячился, вспылил, но одна Рада для селян много больше сделать может всех этих Ходимов.

Выговорившись, Брок сел на лавку, обхватил голову руками, не чувствуя в груди ничего, кроме голодной пустоты.

— Когда-то очень давно, — хрипло заговорил он, — мы уходили с отрядом из горной деревеньки, маленькой, намного меньше этой, где из смелых — только женщины, вышедшие нам навстречу, и пастырь, проповедник, сбрасывающий детей в ущелье в угоду богу. И никто слова не сказал, мужчины слепо шли за ним, хватались за калаши. Командир увёл отряд севернее, а она стояла и смотрела вслед, обнимала дочку, единственного оставшегося в селе ребёнка. Барнс, у них даже глаза с Радой похожи.

Усевшись рядом с Броком, Барнс вздохнул. Он понимал, что Брок отчасти прав, но всем они помочь не могли.

— Брок, — Барнс взял его за руку, словно они были любовниками, бездумно начал поглаживать ладонь пальцами, — Пойми, что мы или будем искать путь домой, или в каждой следующей деревне с таким же вот Ходимом будет тратить свои силы и время на исправление того, что исправить невозможно. Я не хочу быть героем. У меня было не самое безоблачное детство, из которого я вынес, что надо помогать только своим. Или ты собрался каждую деревню, каждое село избавить от Кабур и Ходимов?

Барнс не знал, как уговорить Брока не лезть во все это. Потому что помогать надо или только близким, тем людям, которые, случись что, вступятся за тебя, или всем, вообще всем, и пусть никто не уйдет обиженным.

Чужая рука в ладонях была теплой, твердой и такой сейчас нужной, важной и родной, словно они с Броком всегда сидели вот так вот плечом к плечу, держались за руки и говорили, не важно, о чем, просто говорили. Они же никогда вот так просто не разговаривали. Шуточки, пошлые и грубые подколки, миссии — да, а вот так вот пытаться обсудить что-то, прийти к разумному компромиссу — нет. И Барнс не знал, получится ли к нему прийти, потому что сам не знал, чего хочет. Может быть, это их крест — насадить добро, и они вернутся домой. А если нет, то Барнс бы хотел быть с Броком. Только бы передать весточку Стиву, что он жив.

— Я понимаю тебя и твою правоту, но именно этих людей не могу бросить. Всю жизнь на остальных положить было с прибором, даже ту деревню забывать стал, а тут как увидел глаза эти, плечи худые, руки-щепки, обреченность, с какой она с себя рубаху стаскивала, — Брок сжал руку Барнса, развернул к себе внутренней стороной ладони, всматриваясь в линии. — Хоть что-то хорошее надо в жизни сделать, достойное. Я ведь тоже не рвусь в герои, рожей не вышел, ни в коем месте на твоего Роджерса не похож, но хочется не бесполезно сдохнуть, понимаешь?

Брок выпустил ладонь Барнса из рук, поднялся. Хотелось рассказать, что вернётся сам в эту деревню сразу же, как отправит его домой, выстроит себе дом и попробует жить как человек, стараясь забыть яркие, красиво вырезанные губы, серые омуты глаз, всего Барнса. Зачем мечтать о несбыточном? Тешить себя напрасными надеждами, что-то выпрашивать у жизни?

— Может, ты и прав, — повторился Брок. — Надеюсь, Ходиму после всего хватит благоразумия не выёбываться и попробовать жить честно.

В Броке сквозила какая-то обреченность, Барнс это видел, чувствовал, от этого на загривке волосы шевелились, вот только как это исправить, он не представлял. Ну почему просто нельзя обнять, притянуть к себе, погладить по спине, сказать, что все будет хорошо, даже если это не так. Со Стивом так можно, но Стив — друг. Любимый, дорогой, единственный, но всего лишь друг. А Брока Барнс любил, и это мерзкое чувство, когда не можешь дать любимому человеку самого главного — поддержки, помощи, грызло изнутри, превращая душу в зияющую рану.

— Брок, надо менять механизм, а не шестеренку, даже и порченую, — попытался снова Барнс. — А насчет бесполезно сдохнуть, ты вернул меня Стиву, разворошил Гидру и ткнул в нее палкой. Тебе этого мало?

— Мало, золотце, — криво усмехнулся Брок одними губами. — Вот верну тебя ему снова — и можно с чистой совестью сдохнуть.

И вышел.

Всё-таки Барнс был прав, но не во всём. Сейчас систему менять не было никакого смысла, припугнуть, конечно, Ходима стоило ещё разок, чтобы не зарывался и ходил с оглядкой. А вот когда Брок вернётся обратно в деревню, тогда да, он призовёт эту мразь к порядку.

Забрав у Рады часть золотых монет и разузнав, что и у кого купить можно, Брок первым делом направился к кузнецу, надеясь хотя бы прицениться к местному вооружению. У них с Барнсом всего было вдоволь, вот только в данных условиях боеприпасы необходимо было беречь, и если вспомнить того же Кабуру, сразу становилось понятно, что хороший меч намного вернее любимого Зауэра.

Кузнец оказался мужиком толковым и понятливым. Он сразу приметил в Броке чужака, заметил и обувку, и непривычную для селян привычку держать спину прямо, но говорить ничего не стал, лишь хмыкнул себе в усы и поинтересовался, за каким лядом к нему принесло победителя местного чудовища.

— Оружие хочу купить, — в ответ оскалился Брок, чувствуя в кузнеце родственную душу.

— А своего нет, что ли? — удивлённо вскинул брови тот.

— Есть, но пусть ещё будет.

— Киран, — представился кузнец и протянул большую, покрытую мозолями руку.
Киран достал большой бутыль прозрачной, как слеза, самогонки, две глиняные кружки и кивнул в сторону стола.

Только когда Брок ушел, Баки вернулся в дом. Рада убирала со стола, пытаясь навести порядок, а Лита ей помогала.

— Рада, ты извини, что мы вот так на голову свалились, да еще стесняем тебя с семьей, — начал Барнс.

Он не рвался облагодетельствовать никого в этой деревне, но раз Брок закусил удила, было два варианта: или помочь ему, или попридержать, пока не наворотил дел. Что выбрать, Барнс пока не знал.

— Ты мне дочь вернул, — тихо сказала Рада. — Ночлег — меньшее, что я могу дать.

— Ладно, — не стал продолжать этот разговор Барнс. — Скажешь Броку, что я в лес пошел. За дичью.

Взял ножны с метательными ножами и с “Гербером”, и отправился в лес. И отключился, отрешился от всего мира, выслеживая добычу. Барнс бесшумно скользил по лесу с метательным ножом в левой руке, прислушиваясь, приглядываясь, чутко чувствуя все вокруг.

Он любил такую природную тишину, где, если прислушаться, слышно чириканье, жужжание, шебуршание. Жизнь слышалась. Не то, что в коридорах лабораторий — гулкие шаги и голоса, отражающиеся эхом от голых кафельных стен. Где можно было пролежать на столе в одиночестве, слушая только жужжание люминесцентных ламп да капанье воды из подтекающего крана.

Лес был удивительным. Барнс никогда не был силен в ботанике, да и в лесах-то бывал только ради лишения кого-нибудь жизни, но в лесу ему нравилось. Оказалось, что метательный нож хорошо заменяет охотничий карабин, просто подойти надо поближе. Когда он набил с десяток местных зайцев, довольно упитанных для весны, он привязал все это добро к хорошей палке за уши и, закинув на плечо, пошел назад в деревню. По внутренним часам он охотился часа четыре. Это было очень неплохо, но Барнс предположил, что просто в том месте жило много этих зайцев с красивой голубовато-серой шубкой.

Возвращаясь, Барнс надеялся, что Брок уже вернулся и достал, чего он там хотел. Но сам он не стал бы так сразу менять свои ножи на местные поделки.

— Рада, — позвал он хозяйку, увидев во дворе. Она стирала их с Броком шмотье. От этого почему-то стало стыдно, словно они сами были безрукие и не могли одежду постирать. Но потом Барнс вспомнил, что в этом мире подобное — норма. — Спасибо. Где можно выпотрошить?

Рада посмотрела на него странно, не то, чтобы он сделал что-то не так, ее скорее удивило, что он вообще это сделал — принес еды, хотя был, вроде как не обязан.

— За домом компост, вот возле него, — все же объяснила она. — Там увидишь место, я там курей бью.

Барнс кивнул и пошел потрошить добычу. Рубаху, по-хорошему, надо было снять, но он сомневался, а потом плюнул и снял, потому что все равно придется. Или сейчас — чистую, или потом — грязную. Пусть лучше сразу боятся.

***

Мир вращался перед глазами, но Брок упрямо пёр до дома Рады, почти не разбирая в темноте дороги, хотя и кузнец упорно уговаривал его остаться.

С Кираном посидели вполне душевно. Поначалу кузнец говорил всё больше про детей, про монстра того клыкастого, что Барнс в лесу укокошил, даже ненатурально попытался похвалить Брока. После третьей стопки разговор резко развернуло. Ещё мгновение назад добродушный мужик преобразился, сверкнул чёрными глазищами и вцепился Броку в ворот рубахи.

— Кто вы такие? — орал он. — Каким колдовством сюда заброшены?

Брок дал ему в морду.

Дальше пошло лучше. Они пили, сидя на полу, слушая рассказы друг друга. Киран чуть ли не облизал берцы своего случайного собутыльника, при этом даже не удосужившись снять их с его ног, выясняя, что такое клёпки, люверсы, для чего они нужны и как делаются. Рассказал, что половину жизни был влюблён в дуру Радку, а она «этого тихушника убогово выбрала», даже уговорил Брока подарок для неё взять и подарить как от себя.

— От меня она не возьмёт, я же говорю — дура.

А в награду, наотрез отказавшись от золота, высыпанного щедрой рукой Брока, презентовал «самые лучшие мечи в округе, брат», которые и тянул за собой Брок, громыхая на всю округу.

Барнс обдирал красивые пушистые шубки зайцев, потрошил тушки, не волнуясь, что его тут без рубахи кто-то увидит, дом стоял ближе других к лесу, не на отшибе, но и не со всеми рядом, и за домом была только изгородь и луг, а потом лес. Ему никто не мешал. Он освежевал тушки, закинул в компост кишки и уже собирался умыться и надеть рубаху, никому ничего не показав, когда к нему пришла Рада, видимо, забрать то, что уже было готово отправиться в печь.

— Сохрани меня боги, — выдохнула она, прижав ладони к губам, отступила на пару шагов и бухнулась на колени, не сводя взгляда с металлических пальцев Барнса. — Вы маг… только маг мог победить Кабуру и только у мага… боги… ваша рука, как живая, двигается.

Где-то, то ли от Тони, то ли еще от кого Барнс слышал выражение “на определенном этапе развития технология становится неотличима от магии”, поэтому даже не попытался объяснить Раде что-то о том, что это протез, технология и прочую заумь, которую сам не понимал.

— Я не маг, Рада, — спокойно сказал он, подходя и садясь рядом с Радой на колени. Обхватил ее ладонями за плечи. — И никогда им не было. Но когда я потерял руку в бою, маг сделал мне новую. Такую, какую смог. Но ты права, я не совсем обычный. Только не говори никому, пожалуйста. Не хочу, чтобы обо мне думали всякое.

Рада смотрела на него глазами, полными восхищения и какой-то совершенно детской веры, будто бы они с Броком были даны именно её семье как спасение, как награда за творимую вокруг несправедливость, потому что не сломались, не прогнулись от горя. Она закивала часто-часто, дрожащей рукой несмело коснулась металлического плеча, провела по пластинам до самого локтя.

— Не скажу никому. Спасибо вам обоим за Литу. Будь вы даже демонами, никому не сказала бы. Вы вернули мне дочь, а деревне жизнь.

— Я закончил, — Барнс поднялся, поднимая за собой и Раду, чуть сжал ее плечи и выпустил. — Ты всех сразу готовь, я ем много. А шкурки… Продай, наверное, не знаю. Сама реши. Ты покажи, в какой стороне кузнец живет, пойду за Броком схожу.

Рада указала ему путь к кузнецу, и Барнс пошел за блудным возлюбленным, который никогда не станет любовником, даже на одну ночь, но, еще не дойдя до кузнеца, услышал грохот и знакомую поступь, с которой было что-то не так. Барнс пошел быстрее по главной улице, которую освещали только тусклые окна домов да половинка луны, и быстро дошел до кое-как бредущего вусмерть пьяного Брока, который тащил за собой какие-то железки, внешне напоминающие мечи.

Подойдя, он просто забрал у Брока его ношу и подставил плечо, чтобы было на что опереться. Закатывать Броку скандал, выговаривать что-то Барнс не считал нужным, понадеявшись, что тот просто промучается похмельем завтра полдня, хотя и похмелья-то он ему желал так, несерьезно, но чувствовал, что завтра уйти не получится.

— Я волновался, Брок, — честно сказал Барнс, считая, что этой фразы должно быть достаточно для того, чтобы Брок понял его состояние.

— Малыш, — Брок расплылся в глупой счастливой улыбке, обхватил ладонями его лицо и звонко чмокнул в губы. — Был бы ты бабой, бебика тебе… заделал бы и женился бы… вот!

Икнув, Брок похлопал его по щеке, чему-то умилимся и, оттолкнувшись, побрёл дальше к дому Рады.

— Только я не баба, — тихо, самому себе почти прошептал Барнс, чувствуя на своих губах прикосновение губ Брока.

Коснулся пальцами в желании еще раз ощутить чужие губы, а потом облизнулся и резко вытер их рукавом, стирая иллюзию прикосновения, стирая саму память о нем, и, догнав Брока, пошел рядом, ничего не говоря.

Вернувшись в дом Рады, Барнс оставил те дурно сбалансированные железки, которые Брок, не иначе как по ошибке, а скорее по пьяни, принял за мечи, в сенях, и зашел в светелку. Там хлопотала у печи Рада, собираясь ухватом подхватить здоровенный чугунок, который и без содержимого весил немало, не говоря уже о полном. Подойдя, Барнс остановил ее, отобрав ухват.

— Объясни как, и я поставлю сам, — сказал он не терпящим возражения голосом и, получив исчерпывающие инструкции, запихнул чугунок-монстр в печь.

Брок же, увидев Раду, расплылся в улыбке, доковылял до ее, сердечно обнял, прижав к себе ненадолго и, отстранившись, протянул немного кривоватую заколку.

— Радушка, чудо… ты моё, — он внимательно вгляделся в ее лицо. — Черноокое… черноокая… блин… короче вот, бери пока принёс. И не говори, что не возьмёшь. На-адо!

Едва взглянув на заколку, Рада вздрогнула, отстранилась от пьяного Брока, обняв себя за плечи, постояла так несколько мгновений, что-то для себя решая.

— Бери, глупая, красиво ведь, специально для тебя…

Она протянула ладонь, выхватила из рук Брока заколку и выскочила вон из светлицы, заалев щеками. А Броку так хорошо и легко сделалось от того, что помог, выполнил просьбу нового друга, почти брата.

Ходить за чужими женами, ни с того, ни с сего получившими подарок от чужого пьяного мужика, Барнс не собирался. Он оглянулся, но увидел в доме только девчушек, Ренат с сыном к кому-то ушел, еще когда он ходил по лесу, и их до сих пор не было. Барнсу казалось, что он с кем-то договаривается, чтобы турнуть их с Броком поскорее из деревни. Как никто Броку по голове не дал, пока он от кузнеца шел, да и сам кузнец не прибил, было неизвестно. Повезло, одно слово.

— Мне надо знать, что за хуйня происходит? — прошипел Барнс Броку в самое ухо.

Знать-то было надо, чтобы предупредить какую-нибудь хуйню, которая на них обязательно свалится, как пить дать. Не верил Барнс в тишь да гладь, давно уже не верил. И по всему выходило, что и этой ночью ему не поспать. Ничего, переживет.

А Броку хотелось по голове настучать, что так беспечно отнесся к новой, незнакомой и, скорее всего, враждебной обстановке. То, что это мужичье, которое не смогло забить волшебного зубастого кабана, не попытается забить их, Барнс бы не ставил. Попытается обязательно, только время выберет.

— А я молодец? — ни с того ни с сего усмехнулся Брок, расплылся в довольной улыбке, пошатнулся, оглядываясь по сторонам, что-то ища. — Да, молодец. Денег сэкономил.

Сфокусировав взгляд на широкой скамейке, двинулся к ней, недоумевая почему никак дойти не получалось, и дом качало там, будто бы он плыл. Лита тут же оказалась рядом, схватила Брока за руку и потянула за собой, помогая добраться и сесть.

— Папка часто таким приходит, — объяснила она Барнсу.

Подумав, что в рог папке надо настучать, Барнс вздохнул. Ему почему-то было неприятно, что и Лита, и Рада видели Брока таким. Вусмерть пьяным. Он сам его таким никогда не видел. Выпившим — да, а вот таким налакавшимся — нет.

— Лита, куда его можно положить спать? — спросил Барнс, потому что оставлять Брока здесь он не собирался.

— В сарае наверху, там сено лежит, и мамка одеяло вам дала, а то ночи еще не очень теплые, — бойко ответила Лита. — Только как ты его туда занесешь?

— Занесу, не волнуйся. Лестница там стоит? — уточнил Барнс.

— Да, — кивнула Лита.

Подхватив Брока на руки и нежно прижав к себе, Барнс с помощью Литы, которая держала двери, вынес Брока из дому, тот даже не шелохнулся, и понес в сарай. Преодоление лестницы было особым приключением, но он просто закинул Брока на плечо, уверенный, что тот об этом никогда не узнает, и поднялся с ним наверх, на площадку для сена, где различил в темноте лоскутное одеяло.

Устроив в сене что-то вроде гнезда, Барнс уложил туда Брока, стянув с него ботинки, и сам лег рядом, обнял, уложив голову на плечо, прижался весь, укрыл их одеялом.

— Пьян ты подзаборная, — тихо заговорил он, зная, что Брок не услышит, не проснется. И можно дать волю чувству, можно даже поцеловать желанные губы, и об этом никто не узнает. — Но я даже рад. Когда еще я окажусь к тебе так близко. Я люблю тебя, и эта любовь гложет меня, сжирает изнутри, потому что хуй ты мне ответишь взаимностью. Хоть подрочу на тебя, на пьяную скотину.

Обхватив свой стоящий колом член, Барнс уткнулся спящему Броку в шею, вдыхая его запах, резко, быстро двигая живой рукой по члену. Возбуждение было острым, жарким, первый раз Брок был так близко и можно было безнаказанно трогать его, целовать, и плевать, что не ответит, что никогда не узнает об этом душном чувстве, которое терзало Барнса. На все плевать. Он приподнялся, касаясь губами губ Брока, вылизывая их, остервенело двигая рукой по члену, и кончил неожиданно быстро, задохнулся, продолжая терзать безответные губы, и обмяк.

— Как же я хочу тебя или иметь, или ненавидеть, — горько сказал Барнс, вытирая руку об одеяло.

Завозившись, Брок тяжело вздохнул и обнял Барнса, навалившись сверху, прижал его к одеялу всем собой, облегчённо выдохнул куда-то в плечо, касаясь губами, и, успокоившись, засопел.

— Сука ты, Рамлоу, — вздохнул Барнс, тоже обнимая, и прикрыл глаза.

То, что, проснувшись утром, Брок не оценит подобного положения вещей, Барнса заботило мало, он наслаждался близостью, как мог. Сейчас у него было время немного поспать, пока, как он надеялся, его не позовут к ужину, потому что поднимать на вилы надо сонных людей, так сподручнее.

Но поспать Барнсу не дала совесть, потому что чугунок в печи был реально неподъемным, и его надо было вытащить. Выбравшись из-под Брока и пожалев о том, что позже вряд ли так сможет устроиться, он вернулся в дом помогать Раде. Ренат еще не появился, и это все больше укрепляло Барнса в мыслях, что он что-то замышляет с еще какими-нибудь мужиками.

— Рада, а ты давно нам с Броком место приготовила для сна? — спросил Барнс, уже сидя за столом, дочери, хоть и малявки, а сами помогали матери накрывать. Ему позволили только чугунки из печи вытащить.

— Нет, перед тем, как готовить пошла, — удивилась Рада.

— А Ренат ужинать придет? — на самом деле, Барнс надеялся, что не придет, и вечер будет спокойным, но нужно было знать, к чему готовиться.

— Нет, — вздохнула Рада, — он с друзьями… Пьет он.

Больше они тему не поднимали. На этот раз стол был не в пример богаче обеденного. Зверьки, которых набил Барнс, были и запеченные, и похлебка из них с овощами и даже одного Рада зажарила. По случаю гостя горело много свечей.

Одного запеченного зверя Рада уложила в сковороду, прикрыв крышкой и поставила обратно в уже негорящую печь.

— Другу твоему… Броку. Чтобы поел утром. Без ужина ведь, — посетовала она. — Я крынку с рассолом в сенях поставлю, чтобы утром не искали, там, на полке в углу.

Рада еще хлопотала по хозяйству, а Барнсу вспомнились тридцатые, когда также хлопотала его мать. И тоже он и три маленькие девчушки, его сестрички. А отец вечно пропадал, но не пил, а впахивал как проклятый, чтобы содержать семью. Тогда, несмотря ни на что, тоже было также тепло и уютно. Только было это так давно, что казалось Барнсу волшебным сном. Да так оно и было с его-то дырявой памятью.

— Рада, так что за пророчество напрорчил ваш этот слепец? — напомнил Барнс хозяйке дневной разговор и свой вопрос, на который так и не получил ответа.

С нежностью посмотрев на ужинающих детей, которым, по всей видимости, не часто доставалось мясо, Рада села на широкую скамью, сложила узкие чуть подрагивающие ладони на коленях.

— Я не расскажу, с чего всё началось, как Кабуру повадился деревни разорять, вырезая весь скот подчистую, сколько людей перемёрло, и кто первый догадался к оракулу в Варлавские пещеры пойти, а вот его слова, предсказанные почти двести лет назад, до сих пор передаются из уст в уста, именно им мы и учим детей в первую очередь, чтобы не забывали, — она ласково погладила Литу по волосам. — На изломе веков с переломами в жизни придут уничтожать великую скорбь два воина из мира, воспетого тризной и пёстрого, словно тафурский ковёр. Они, не боясь, заслоняют друг друга, друг к другу идут сквозь морозы и боль. С железной рукой, — она покосилась на руку Барнса. — И упрямством по кругу, ведёт их судьба, чтоб вернуться домой.

Дети затихли за столом, слушая, лишь сверкая глазами. Рада улыбнулась.

— Вы с Броком слишком явно не отсюда, не боитесь говорить, смотреть и думать, не боитесь оказаться не правы. Но боятся вас, очень боятся, что вы зароните семя сомнений в умы людей, уже зародили, — грустно улыбнулась она, непроизвольно коснувшись заколки, удерживающей волосы в пучке. — Но многие боятся перемен. Я вас не гоню из своего дома, наоборот, рада, словно воздуха свежего глотнула, увидела, что ещё бывают искренние чувства, но вам уходить надо прямо утром, как Брок проснётся, через заднюю дверь сарая, не показываться больше людям. Как бы они что плохого не удумали. Я объясню, как дойти до оракула, соберу вам одежды и припасов, и умоляю, бегите. Вы сильные, за вас не страшно, а вот остальные...
— Рада покачала головой. — Они вам не соперники, но люди хорошие, у них тоже есть… дети.

Двести лет даже для Барнса было много, а уж для этих людей без медицины, с лекарем в другой деревне, и подавно. Он не был уверен, что пророчество говорит именно о них, но раз они вляпались в него, надо расхлебывать. И оракул должен дать хотя бы намек на то, что делать дальше. Хоть в какую сторону идти, чтобы не сбиться с пути и найти выход. Ладно, с этим он разберется позже.

Выслушав, как добраться до оракула в Варлавских пещерах, Барнс обрадовался, что не придется тащиться в горы, что это пещеры, выдолбленные усердными монахами в высоком каменном берегу реки. Или эта река там намыла этих пещер. В общем, не горы — и хорошо, потому что где тут искать снаряжение, чтобы в эти горы тащиться, Барнс не представлял.

Идти получалось довольно просто и, если повезет, то быстро. День пешего хода до тракта, потом налево и еще два дня до реки. Варлавские пещеры были местной достопримечательностью, а к оракулу шлялись все, кому не лень, поэтому вдоль реки еще день-полтора пути по наезженному тракту, а там уже понятно, куда идти. Хотя сама Рада там не бывала.

— Иди спать, — Рада коснулась живой руки Баки сухими пальцами. — Я рано встаю, разбужу.

— Спасибо, — поблагодарил Барнс, прихватил с собой крынку с водой для для Брока и пошел в сарай.

Спать он не собирался, еще чего не хватало, а то вдруг пьяные мужики чего надумают ночью, а он сразу Брока не добудится. Все вещи, пусть и еще влажные, Барнс собрал, мечи тоже прихватил и сложил у них наверху. Еду им обещала Рада, тут он решил не страдать фигней, уж еды они себе раздобудут.

Непонятно было, что делать с оружием, которое они закопали в лесу, но Барнс думал, что идти за ним не стоит. Тут оно было бесполезно. Он бы за курткой сходил, а то в поддоспешнике не так удобно. Но это тоже могло подождать.

Забравшись к Броку, он снова безбоязненно его покантовал, укладывая на себя, обнял, поцеловав в макушку, и прикрыл глаза, слушая тишину деревенской ночи и считая часы до рассвета. Похоже, выспаться он сможет не скоро.

ficbook.net/readfic/7590718

@темы: Баки, Рамлоу, Брок/Баки

---

утро с Фрэнком

---

* о творчестве

Долгая дорога домой

автор:  Крошка Винни Пух, Snejik
бета:  PaleFire
Пэйринг и персонажи: Джеймс «Баки» Барнс/Брок Рамлоу
Рейтинг: NC-17
Жанры: Романтика, Флафф, Драма, Фэнтези, Экшн (action), AU, Мифические существа, Попаданцы, Соулмейты
Предупреждения: OOC, Насилие, UST
Размер: планируется Макси

Описание:
Последним, что он помнил, были душные тропические джунгли, стрельба из всего, что могло стрелять, тенью мечущийся между деревьев Зимний, ослепительно яркая вспышка слева — и темнота.

Брок поморщился, но глаза открывать не стал. Голова болела так, будто бы он бухал беспробудно все последние полгода, прерываясь лишь на сон. Рядом кто-то истошно завопил, и Брока накрыло. Он блевал долго и с чувством в какие-то пёстрые кусты, выплёвывая вчерашний сухпаёк напополам с желчью. Когда наконец попустило, он со стоном разогнулся, потёр поясницу и зашипел, сжав виски ладонями, грозя снова оросить местную флору тем, что ещё оставалось в желудке.

— Я, блядь, где? — поморщившись спросил он у ярко-синей птицы, с интересом взиравшей на него с ветки осины.

Та не ответила, лишь раскрыла клюв и заголосила так, что в глазах потемнело. Брок схватился за голову, присел, боясь, что при следующей звуковой атаке отправится в короткое и не самое увлекательное путешествие головой к земле, а точнее, крючковатым корням, тут и там выползшим из земли.

— Блядь, я где? — немного видоизменил он вопрос, но ответ и не думал находиться.

Последним, что он помнил, были душные тропические джунгли, стрельба из всего, что могло стрелять, тенью мечущийся между деревьев Зимний, ослепительно яркая вспышка слева — и темнота.

Если Брок правильно понимал, что тогда произошло, то его должно было разметать по подлеску и тогда то, что вокруг… это ад.

— Очнулся, — констатировал не совсем очевидный факт Барнс из-под дерева, под которое перебрался сразу же, как только очухался сам.

Баки Барнса, Зимнего Солдата, было довольно сложно убить, да и вырубить тоже, но этот взрыв, из зоны поражения которого он вытащил Рамлоу и успел ускакать сам, все же достал их взрывной волной, и их обоих вырубило. В джунглях. В ебаных джунглях, которые Барнс ненавидел. А теперь они оказались в непонятном лесу средней полосы. Рация молчала, какой канал ни лови, даже белого шума не было. Словно в этом месте в принципе не было ничего, что могло бы его создавать.

— Я в душе не ебу, где мы, Рамлоу, — все же сжалился и ответил Барнс. — Я очнулся с час назад. Связи нет, вокруг тихо и спокойно, как обычно не бывает, и даже часы не работают. Ручей в ста метрах на шесть часов.

Глянув на Рамлоу, Барнс подумал, что лучше бы его к этому ручью отнести, а то свалится еще ненароком, но логично решил, что за подобное обращение тот попытается ему что-нибудь оторвать. Не получится, но зачем дразнить гусей? Им еще неизвестно сколько предстояло провести вместе.

— Пиздец, — душевно заключил Брок, сползая по стволу. — Не такого посмертия я хотел и уж точно не с тобой. Не столько я в этой жизни грешил, Зимний.

Одно радовало во всей этой ситуации, если вообще тут можно было хоть чему-то радоваться: рядом не скакал вечно одухотворённый своими принципами Роджерс с выражением «я всё равно считаю тебя предателем, так что даже не дыши в сторону моего Баки» на лице. Аж настроение немного улучшилось

Кое-как поднявшись, Брок покачнулся.

— Слушай, помоги дойти до воды, а? — попросил он, напряжённо разглядывая крючковатые корни у ног, понимая, что если не разъебёт себе голову, то ноги точно переломает, если гордо попрётся сам.

Барнс легко поднялся, словно не его приложило взрывной волной и, подойдя к Рамлоу, обхватил его за талию.

— Пойдем, — вздохнул он и съязвил: — Или тебя на ручки взять, как принцессу?

Обнимать Рамлоу даже через одежду, броник и разгрузку было приятно. И Барнс даже порадовался бы такой удаче — потискать объект своих мечтаний, но обстоятельства не располагали к радостному повизгиванию. Да и Рамлоу, узнай, в каких мечтах Барнса он главное действующее лицо, дал бы ему в морду, не задумываясь. Но узнать он не мог никак, а мечтать Барнсу никто не запретит.

— Зубы лишние? — хмуро огрызнулся Брок в подтверждение его опасений.

Пить Броку хотелось невозможно сильно, а ещё залезть под горячий душ и забыться минут на сорок, чтобы остальной мир катился ко всем чертям, не мешая ему саморазлагаться.

От ручья пахнуло прохладой. Оттолкнувшись от Барнса, Брок упал на колени, скривился от прошившей их боли и со стоном приник к воде. Он жадно напился, умылся, разделся до пояса и чуть ли не полностью влез в ручей, радостно брызгаясь и отфыркиваясь. Было хорошо, голову потихоньку отпускало, окружающий мир даже заиграл новыми приятными красками.

— Заебись, — оскалившись констатировал Брок.

Усевшись на траву возле берега и сложив ноги по-турецки, чему не мешали даже тяжелые ботинки, Барнс наблюдал за Рамлоу. (Хотя в своих влажных фантазиях называл его по имени.) Облизывал взглядом мощную спину, идеально проработанный рельеф мышц груди и пресса и внутренне аж облизывался, прекрасно понимая, что не для него роза цвела. Барнс был на сто процентов уверен, что Брок (все же Брок, потому что так можно было казаться ближе) натурал до мозга костей и на парней не заглядывался даже в старшей школе. Поэтому Барнс не пытался к нему подкатить, но вот смотреть ему никто не запрещал. Он даже частенько в общей душевой мылся, хотя у них со Стивом была отдельная, чтобы можно было посмотреть на командира боевой группы Брока Рамлоу во всей красе. А посмотреть было на что.

Сам Барнс залез в этот ручей почти сразу, как очнулся. Вода в нем была холодная, почти ледяная, хотя, кажется, в этом лесу было лето. Барнс прислушивался к звукам вокруг, которыми полнился этот непонятный незнакомый лес, всем собой ощущая, что тут безопасно.

Это было такое странное, казалось, давно забытое чувство ощущения полного покоя, которое странным образом приносило не успокоение, а беспокойство. Барнс не любил подобных пасторальных идиллий и не верил в их существование, поэтому звуки леса казались ему враждебными.

— Как думаешь, где мы? — спросил Барнс у Брока, когда тот перестал фыркать и плескаться.

— В душе не ебу, — пожал плечами Брок. — Местность незнакомая, половины деревьев вообще не узнаю, особенно меня напрягает вон то с фиолетовыми листьями. Я такое лет в пять рисовал на обоях. Но самое хуёвое, — он посмотрел в чистоте голубое небо. — За полтора часа над нами не пролетело ни одного самолёта и вообще... как-то слишком тихо.

Словно опровергая его слова, где-то в отдалении протяжно завыли волки. Брок нутром почувствовал, что собаками тут и не пахло. Ситуация из просто непонятной резко переходила в разряд хреновой.

— Так, золотце, — он резко поднялся, замерев на минуту, чувствуя, как к горлу снова подкатился неприятный вязкий комок. — Что у тебя с вооружением и патронами?

Барнс только вздернул бровь на “золотце”, но ничего не сказал, Брок постоянно называл его как-нибудь, и “золотце” было еще неплохим вариантом. А вот волчий вой говорил о том, что до обжитых мест, скорее всего, еще пилить и пилить в неизвестную сторону. Нужно было уходить отсюда, пока стая их не учуяла. Нет, конечно, они вдвоем и со стаей справятся, но подвергать Брока лишней опасности не хотелось.

— У меня полтора магазина к М-16, — он уже провел ревизию в своем небольшой арсенале, еще пока Брок лежал в отключке. — И три пачки к “Белоснежке”. Пять гранат, одна из которых ЭМИ, но не думаю, что она нам тут понадобится. Ножи метательные, полдюжины и “Гербер”. Жить можно. А у тебя?

Брок пожевал губу и склонился над разгрузкой, быстро проверяя что у него осталось из боевого. Находки не радовали. Он же не ходячая проблема, способная без особого напряга и потери в скорости и манёвренности переносить полтонны.

— Три обоймы к “Зигу”, винтовка под ноль, две зажигательные гранаты, одна светошумовая, кило пластида и нож. Не густо.

По-хорошему, если сложить всё вместе, то выходило вполне прилично, вот только существовало одно “но” — они не представляли, где находятся и с каким противником придётся столкнуться.

Натянув всё недавно снятое обратно, Брок попрыгал на месте, убеждаясь, что нигде ничего не звенит, и махнул рукой в противоположную сторону от волков.

— Уходим.

— А светошумовая-то тебе зачем? — удивился Барнс. — Детей, что ли, пугать?

Плавно поднявшись, Барнс отобрал у Брока пустую винтовку, повесив на себя. Ему она все равно не пригодится по прямому назначению, а тащить лишний груз неизвестно сколько по лесу, богатому густым подлеском, неблагодарное занятие.

Сам он предпочел бы огнестрел где-нибудь припрятать и заниматься спортивным ориентированием налегке, не попадаясь никому на глаза, но это он один, а как быть с Броком, пока было не ясно. Они хорошо и слаженно работали на миссиях, но теперь, когда они оказались только вдвоем в ситуации с кучей неизвестных, сложно было сказать, по чьему плану лучше действовать.

— Пошли, юный натуралист, — усмехнулся Барнс. — Веди меня.

— Ой, допиздишься, — в тон ему оскалился Брок, оглядевшись по сторонам.

Брок когда-то любил леса, даже собирался к старости, если-таки доживёт до пенсии, купить себе маленький домик где-нибудь в канадской глуши и жить, не зная проблем, пить на крыльце пиво и вспоминать всех, с кем не обломилось. Но сейчас лес, со странными деревьями, лсдшного цвета птицами и цветами размером с полголовы Барнса — Брок живо представил в его волосах один такой, нежно-сиреневого цвета — наводили совсем не на лирический лад.

Уходили они, забирая с каждой милей всё южнее. Брок то и дело бросал на Барнс вопросительные взгляды, но тот лишь качал головой — хоть каких-то признаков цивилизации не наблюдалось.

Вообще все было до странного безжизненно. Вроде и не самая чаща леса, и шли они плюс-минус вдоль ручья, который и не думал расширяться, а признаков того, что тут бывают люди, не попадалось. Теоретически, этот лес мог быть, как тайга, совершенно бесконечным во все стороны, но должен же тут быть какой-нибудь охотничий домик, заимка или лесник?

Впереди и немного сверху раздался странный звук на грани слышимости Барнса, и он остановил шедшего впереди Брока, положив руку ему на плечо и чуть сжав. Звук был настолько нехарактерный для леса, да и для боевой ситуации, что Барнс не был уверен, что услышал правильно.

Приложив палец к губам, он указал Броку на направление звука, скинул на землю оружие и неслышной тенью скользнул вперед, желая убедиться, что правильно услышал именно человека, а не лесную живность. Приблизившись еще на десяток метров к цели, Барнс убедился, что это действительно плач, и вернулся к Броку также бесшумно.

— Плачет, — ответил он на немой вопрос Брока. — Ребенок, похоже. Пошли.

И, подобрав арсенал, двинулся вперед на звук.

Брок не стал комментировать, что думал насчёт детского плача в самой глуши нигде, но следом всё-так двинулся, выхватив зауэр. Через десяток шагов и он сам услышал тихое приглушённое хныканье. Будто бы кто-то маленький отчаянно зажимал рот ладонями, не в силах успокоиться.

На небольшой полянке впереди на ветке раскидистой — Брок задумчиво осмотрел дерево, не зная как точнее его обозвать, и ничего умнее берёзы на ум не пришло, хоть они такими и не бывают — берёзы сидела зареванная девчушка лет восьми, обняв гладкий белый — неслабо его контузило — ствол обеими руками. По красному худенькому личику градинами катились крупные слёзы.

Выматерившись про себя — ну не умел он совершенно ладить с детьми, хотя те его отчего-то очень любили — как смог доброжелательно, для всего этого пиздеца, улыбнулся.

— Как ты здесь оказалась, малышка?

Девочка сделала большие глаза и приложила палец к губам.

Барнс тут же прислушался, ведь не просто так ребенок залез на дерево и сидит там рыдает, боясь спуститься вниз. Барнс детей любил. Они были простые, незамутненные ничем и, самое главное, честные в своих эмоциях и желаниях. Любить — любил, но старался не подходить к ним близко, почему-то считая себя грязным для общения с ними.

Шевеление в кустах немного позади себя Барнс скорее почувствовал кожей, чем услышал, и вовремя оттолкнул Брока так, что тот свалился на задницу, но сейчас было не до того. На них уже летело нечто, больше всего похожее на кабана, только с оскаленной зубастой пастью и просто монструозными бивнями. И покрыто оно было густой белой шерстью.

Барнс пропустил разъяренное нечто вперед себя, уйдя от столкновения с ним так плавно и естественно, что могло показаться, он только и делал, что от зубастых кабанов уворачивался. Но не успела зверюга, а она была невероятно быстра, пронестись мимо него, как Барнс ухватил ее за шерсть и прыгнул, оседлывая необычного скакуна. Он тут же взбрыкнул, пытаясь сбросить Барнса, но тот вонзил нож в толстую шкуру, пытаясь попасть в какой-нибудь жизненно важный орган, чтобы тварь сдохла поскорее.

— Не лезь! — крикнул он Броку, потому что выстрел из зауэра эта тварь вряд ли вообще заметит, а патроны стоило беречь.

Брок зарычал, выхватил хищно блеснувший нож, но приближаться не стал, отчего-то внутренне уверенный, что Барнс справится, если не мешать и не лезть под руку. Но Брок всё равно пометил в памяти припомнить всё ебанутому супероружию.

— Гаси его, красавица, и пожрём нормально! — гаркнул он, видя, что зверюга уже сопротивляется разве что из упрямства.

Мощные жилистые ноги странного зверя разъезжались, с трудом удерживая двойной вес. Барнс, словно ковбой, восседал на широкой, покрытой белой щетиной спине, удерживая себя лишь хваткой сильных бёдер. Брок сглотнул, переживая самое яркое эротическое видение за последние несколько месяцев. За что же вселенная его так не любит, раз засунула в этот пиздец ни с кем нибудь, а именно с Барнсом?

Кровь из все увеличивающейся раны на шее зверюги хлестала во все стороны, заливая Барнса, делая скользкой рукоять ножа, шерсть и шкуру, но он держался, чувствуя, что тварь готова сдаться. Они потанцевали еще с минуту, и этот саблезубый кабан рухнул замертво, а Барнс съехал с его спины.

Весь уделанный в кровище пострашнее смерти, Барнс понимал, что ребенка с дерева снимать он не полезет. Нужно было отмыться, благо от ручья они недалеко ушли, и отмыть хотя бы куртку от тактического костюма. И рожу.

— Тварь зубастая, — Барнс пнул тяжелым ботинком труп зверюги и выдрал бионикой пару клыков, один из который дал Броку, лучезарно улыбаясь. — Держи сувенир.

— Иди стирайся, добытчик! — ухмыльнулся в ответ Брок, но клык, завернув в носовой платок, надёжно припрятал в нагрудном кармане.

Не так уж и много у него было памятных, дорогих сердцу вещей: серый плюшевый заяц как привет из детдомовского детства; пуля, которую схлопотал Зимний, закрыв его собой; страшенные наручные механические часы, как ни странно, презентованные ему тем же Зимним на одной из операций, когда Брок пожаловался, что расхерачил из-за этого отморозка свои за три сотни баксов; и вот теперь клык.

Сердце предательски ёкнуло и пропустило удар. Потерев грудь, Брок сплюнул под ноги и поднял взгляд на девочку.

— Эй, малышка, — крикнул он. — Спускайся, тебе больше ничего не угрожает.

Она в ответ покачала головой и сильнее обняла ствол дерева, заставив Брока поморщиться. Он не любил детей и совершенно не умел с ними как-то взаимодействовать, хотя у Роллинза дома его всегда ждали три пары восторженных, преданно и влюблённо глядящих на него глаз.

— Слезай, ты же хочешь сказать дяде Баки спасибо? — подмигнул девочке Брок и раскинул руки, готовый принять ее в объятия.

Немного поколебавшись, малышка птичкой слетела с ветки, впечатавшись острыми коленками прямо Броку в грудь, выбив воздух.

Барнс ушел к ручью, оставив весь свой арсенал рядом с Броком, только нож прихватил, и принялся отмываться, потому что с залитым кровью лицом, когда на нем сверкают белками глаза и улыбка, больше похожая на оскал, к ребенку лучше не соваться.

Умываясь, Барнс думал о том, куда они попали, потому что зубастых кабанов в их мире точно не водилось. Не говоря уже о фиолетовых деревьях и прочей херне, которая была в этом лесу. Хотя кабаны были опасны и совершенно обычные, но у того на копытах были когти в придачу ко всему.

В пять минут Барнс, конечно, не уложился, кровь в холодной воде отмываться не желала, хотя он тер и руки, и куртку и даже лицо мелким песком со дна ручья. Все это время слушая, что происходит на поляне, Барнс чувствовал, как Броку неуютно с девочкой, он понятия не имел, о чем с ней поговорить. И вот что было хорошо — никакого языкового барьера. Девочка понимала их, а они ее. Было ли это странным? Не более странным, чем фиолетовая листва и зубастые белые кабаны.

Сколько Барнс не силился, он не мог вспомнить момент, как они сюда попали. Вот был взрыв, он успел схватить Брока, пробежать с ним на пределе возможного как можно дальше от эпицентра, а потом их накрыло взрывной волной, и все. Чернота. И он очнулся под деревом в странном лесу, рядом Брок, целый, только без сознания. Радоваться тому, что он не один, а с тем, о ком давно в тайне мечтает, или горевать, Барнс не знал. Он решил просто принять ситуацию, как она есть.
Усадив девочку рядом с деревом и, сунув ей одну из конфет, припасённых для Зимнего, — Брок искренне не понимал, зачем до сих пор с собой таскает сладости для бывшего подопечного, но каждый раз, отправляясь на совместную миссию, ссыпал себе в карман с десяток карамелек — выхватил нож и принялся споро разделывать убитую Барнсом зверюгу.

— Скажи-ка, милая, как тебя звать и далеко ли до деревни? — спросил Брок, не особо надеясь на внятный ответ.

— Я Лита, — удивила его девочка. — До дому недалеко, полдня пути.

— А ты тут что делала? Грибы собирала?

— Ты что, дядь? — удивилась она. — Рано для грибов-то. Я жертва для белого Кабуру, — Лита ткнула пальцев в мёртвого зверя. — Чтобы он скотину не бил.

— Ёбаный в рот, — поражённо матюгнулся Брок.

— Не выражайся, — тут же одернул его Барнс, бесшумно появляясь на поляне в более-менее чистой куртке и с умытой рожей. Штаны от запекшейся на них крови начали вставать колом, но это его особо не заботило, все равно их сейчас не постираешь. — Привет, малышка, я Баки, — он присел рядом с Литой на корточки. — А белый Ка...бур, это вот этот вот зубастый зверь?

То, что ребенок был жертвой для зверюги, Барнс поразило. Это какими же надо быть трусами, чтобы всей деревней не задрать гадину, а отдавать им своего ребенка? Или нанять охотника. Ну не верил Барнс в то, что в деревне не было охотников. Или не было заезжих охотников. Что за дикий такой мир?

— И часто надо было ему жертву приносить? — спросил Барнс и достал второй клык, который выдрал у Кабуру. — Держи, это тебе.

Лита аж рот открыла от удивления, разглядывая жёлтый изогнутый зуб.

— Раз в год, по весне, — ответила она и подняв вверх указательный палец, добавила. — Так боги велят.

Брок перевёл взгляд на Барнса, взглядом обещая если не четвертовать всё население деревни скопом, так мужикам уж точно головы пооткусывать.

— Барнс, во что мы с тобой вляпались? — хмуро спросил Брок, отведя его чуть в сторону. — Что за дикое средневековье?

— Боги, значит, — вздохнул Барнс, подумав, что головы бы таким богам посворачивал. Каждый год отдавать ребенка! — И давно ты на дереве сидела?

Брока он ответом не удостоил, потому что сам не знал, где они. Но по рассказам Тора об Асгарде, был уверен, что это не он. Хотя сколько было правды в рассказах громовержца, Барнс тоже не знал.

Он глянул на небо, по которому дневное светило собиралось валиться за горизонт, и понял, что сегодня они в деревню не пойдут. Он один еще и мог бы пройти через ночной лес, в котором живут зубастые кабаны, а вот Брока и тем более ребенка тащить по ночи не собирался.

— Лита, а ты помнишь дорогу в деревню? — спросил Барнс, а то вдруг ребенок был не в курсе, где его дом. — Мы сегодня переночуем тут, а завтра было бы здорово, если бы ты отвела нас в свою деревню. Отведешь?

Девочка кивнула и, разжав маленький кулачок, занялась конфетой. Развернула яркий шуршащий фантик и осторожно лизнула конфету.

— Ешь, малышка, это вкусно, — улыбнулся Брок, когда глаза Литы поражённо распахнулись и она, закинув леденец в рот, аж руки на груди сложила.

Велев Барнсу заняться тушей, Брок обошёл поляну по кругу в поисках места для ночлега поудобнее, чтобы в потёмках не столкнуться с желающими отужинать Кабуру.

В двадцати шагах от места славной гибели клыкастого монстра Брок приметил подходящую полянку, осмотрелся, натаскал сушняка и, пока не стемнело, взялся ломать что-то похожее на еловый лапник для постелей.

Голова пухла от событий. Если бы не горели натруженные мышцы, Брок бы решил, что, скорее всего, лежит сейчас в коме в одной из клиник ЩИТа, весело пускает пузыри, не подавая признаков разума, а его душа заплутала в вывертах его же подсознания, решив хотя бы так побыть немного наедине с героем своих мокрых снов.

Усевшись на лапник, Брок достал початую пачку, пересчитал сигареты, скривился, но всё равно достал одну, чиркнул зажигалкой, прикуривая. Чем бы ни был этот мир, они в него влетели, можно даже сказать, вляпались на полной скорости, и как выбираться, лично он не имел никакого представления. Ещё и Барнс...

Пока Брок занимался обустройством лагеря для ночлега, а Лита увлеченно сосала конфету, Барнс продолжил начатое Броком — разделывал тушу. Анатомия этого монстра, которому в жертву приносят (теперь уже приносили) детей была вполне себе нормальной, приходилось как-то разделывать зверье. Но Барнс был в целом не силен в зоологии. Прикинув, что с собой они это дело тащить не будут, он принялся выбирать из туши самые хорошие куски, рассчитывая на то, чтобы хватило на сегодня и завтра. Мало ли, сколько они будут идти до деревни. В которой еще не известно, как их встретят, вдруг за этого Кабуру их мужичье захочет на вилы поднять, а ребенка вернуть обратно в лес.

— Лита, — обратился Барнс к девочке, — а у тебя мама с папой-то есть?

— Есть, — кивнула девочка, разглаживая на коленке яркий фантик, который, по всей видимости, нравился ей ничуть не меньше самой конфеты. — И братик с сестричками. И конь у нас есть, его Палипом зовут, — доверительно рассказала Лита.

— Конь — это здорово, — кивнул Барнс. — А у вас какая деревня?

Он решил выудить из Литы всю возможную информацию. Это было немного нечестно по отношению к девочке, она могла выдать что-то, что не стоит говорить незнакомцам, даже спасшим твою жизнь, но информация им сейчас была нужнее всего. А еще было интересно, за кого их Лита приняла, потому что отнеслась к ним с доверием, но они точно не были похожи ни на кого, кого она видела, или о ком слышала раньше. Если только тут не гуляет по миру какое-нибудь дурное пророчество о нездешних рыцарях, которые должны свершить подвиги великие. Внутренне Барнс фыркнул.

Баюкая в ладонях огромный клык Кабуру, девочка бодро выкладывала все, что ей известно о деревне и сельчанах. Про то, что домов всего три десятка, что нет постоялого двора и к лекарю приходится ездить в село побольше. Рассказала, что Кабуру детей скармливают уже очень очень давно — и дед, и прадед почитали и боялись Кабуру. О том, что если его не умилостивить, за лето всех коз скрадёт и телят, и деревня голодать будет.

Разведя на поляне костёр, Брок вернулся как раз к началу рассказа и стоял, чувствуя, как звереет от каждого слова. Ну не заметил он, чтобы Кабуру был таким уж страшным зверем, чтобы с ним справиться силами нескольких мужиков нельзя было за столько-то десятилетий.

— А много в ваших лесах таких вот обитает? — Брок ткнул пальцем в то, что осталось от зубастого монстра.

— Нет, он один был, его магия охраняла. Все, кто против Кабуру что-то замышляли — умирали обычно страшно.

Брок обмер, перевёл встревоженный взгляд на утирающего лоб и совершенно живого Барнса, едва удерживая себя, чтобы не ринуться проверять, всё ли у того в порядке.

— А как скоро умирают?

— Так сразу же, как только подумают. У нас все любят Кабуру.

— Кончился ваш Кабуру, — сказал Барнс, отрезав еще один шмат мяса. — А почему все его любили, если он детей и коз жрал?

Барнс никогда не понимал принесения жертв и тому подобного. Зачем мириться с напастью, если можно найти способ проблему решить? С другой стороны, когда он был оружием Гидры, техники к нему шли как на заклание, хотя он был очень спокойным и бил, только если ему делали больно, ну и что с того, что больно ему делали частенько?

На рассказ про деревню Барнс стал прикидывать, что должно быть примерно на дом по взрослому мужику, а то и по два. Значит, тридцать человек. С тридцатью они справятся. Он один справится. Только не хотелось почем зря косить местное население, даже не выяснив, что происходит.

Вот отдадут они Литу с рук на руки отцу с матерью, и можно будет думать, что делать дальше. Сейчас почему-то проблемы маленького, незнакомого, по сути, ребенка были важнее и ближе, чем свои собственные. Потому что проблемы Литы они наполовину уже решили, а о своих проблемах они даже масштаба не знали, не говоря уже о какой-то конкретике.

Все, что Барнса радовало в сложившейся ситуации, — это возможность пообщаться с Броком, может быть, даже узнать его получше, а если совсем повезет, то и подружиться. Говорят же, что общая беда сближает. Волновался Барнс только за Стива, который сейчас рвал и метал в поисках их тел, его тела, если уж на чистоту. Метался и приходил в ужас, внутренне ужасаясь, что снова потерял. Стива было жаль, но ему помочь Барнс никак не мог. Он и себе-то помочь не мог. Ничем.

— Потому что, золотце, лучше любить Кабуру, чем подохнуть, — хмыкнул Брок, подхватил Литу на руки и понёс к полянке, где уже задорно трещал костёр. Усадив ее на лапник, осмотрел со всех сторон, надеясь, что девочка, каким-то образом взобравшись на ветку, ничего себе не повредила.

Этот мир с самого начала казался ему странным, вывернутым наизнанку чьим-то, может даже его собственным, воображением. Но при всём этом сознание не протестовало, бунтуя против реальности. Здесь ему уже было интересно, а там не осталось ничего, что бы продолжало каждое утро держать на плаву. «Страйк»? Он вытащил ребят из «Гидры» с наименьшими потерями, вовремя сориентировавшись, вывел из-под удара, представил всё Кэпу так, что у него не было другого выбора, как заступиться за отряд. А теперь — Брок кинул быстрый взгляд в сторону Барнса — можно было уйти на покой, как и хотелось, или отправиться приключаться в странном незнакомом мире, надеясь заглушиться тоску в груди. Все лучше, чем наблюдать за любезничающими ёбаными неразлучниками Барнсом и Роджерсом.

— Не грусти, дядя, — светло улыбнулась Лита. — Всё будет хорошо. У героев всегда всё в конце хорошо.

Барнс улыбнулся услышанным словам Литы, почему-то то, что она называла Брока «дядей», его забавляло.

Думать не хотелось совершенно, да, в целом, и не о чем было думать. Ну в другом мире, ну и что? Разберутся и вернутся назад, главное, чтобы Стив с ума не сошел и не прибил никого, пока его не будет. Барнс был уверен, что все решится, причем как-то очень просто решится. Ну не могло быть такого, что они застряли в этом мире надолго, а тем более навсегда.

Вырезав еще несколько шматков мяса, Барнс пошел мыть в ручье свою добычу, размышляя, а не постирать ли ему штаны, раз уж они остаются тут до утра. Походит в кевларовом поддоспешнике, ничего с ним не сделается. Он бы вообще разделся, ночь обещала быть теплой, но с ними была маленькая девочка неизвестно какого воспитания, вдруг в обморок бы от лицезрения голых волосатых мужицких ног бы рухнула.

Промыв мясо, Барнс принялся таскать его к огню, оставляя остальной процесс приготовления уже на Брока, тот был отменный кулинар.

— Пойду штаны стирать, — сказал он. — От крови заодно заново отмоюсь.

Барнс скинул свою куртку, служившую броней, и стянул поддоспешник, потому что Броку стягивать было особо нечего, они отправлялись в джунгли, отдав его Лите.

— Накинь, чтобы не замерзнуть, — и улыбнулся девчушке.

Проводив Барнса взглядом, облизав его широкую спину, Брок вздохнул. Просто не будет, да и никогда не было. Вот только теперь нельзя было взять выходной, закрыться в своём доме и напиться до зелёных чертей, чтобы вышибить из головы воспоминания о блядских, мягких, наверное, губах, волшебном серебре глаз и горячем, правильно раскачанном теле. Брок тихо выругался. Нашёлся, блядь, романтик. И так в последние годы узлом завязал, пользуясь лишь правой рукой для удовлетворения потребностей.

Лита вдруг затихла, подтянула острые худые коленки к груди, устроив на них подбородок.

— Что такое, малышка, замёрзла? — спросил Брок, только сейчас заметив, что из всей одежды на ней лишь плохонькая застиранная рубаха до середины бедра, плешивая меховая жилетка да плетёные берестяные лапти.

Она покачала головой, плотнее закутавшись в поддоспешник, её желудок оглушительно заурчал.

Хлопнув себя по лбу, Брок поднялся, нарезал прямых ветвей, обстругав с одного конца. Лита охотно подсказывала, какие травки из тех, что росли вокруг, пригодны были в пищу. Жалко только, соли с собой не было, но на длительных миссиях чем им только питаться не приходилось.

Натерев мясо мелко нарубленной кручиницей — Лита именно так обозвала травку, свежо пахнущую лимоном — Брок насадил его на тонкие жерди и повесил над огнём.

На берегу ручья Барнс стянул с себя оставшуюся одежду, оглядел ее и, присев на корточки у самой воды, принялся стирать штаны от крови. Вода, быстро бегущая в песчаном русле, сразу окрасилась красным, унося за собой кровь почти священного, видимо, животного.

Солнце медленно скатывалось за горизонт, и на лес опускались вечерние сумерки. Барнс сидел у ручья, стирал и прислушивался к происходящему вокруг, но, похоже, даже туша Кабуру никого не интересовала, потому что зверье не спешило сбегаться на запах свежей крови.

Отстирав штаны, отмыв ботинки и себя, Барнс, надев только кевларовые вторые, которые тоже были уляпаны в крови, но не так сильно, и вернулся к огню, где пахло печеным мясом, какими-то травами и не очень хорошо мытым Броком. Барнс представил, как от него сейчас воняет, и скривился, потому что купание в ручье да еще и частями никак не заменяло полноценную помывку. Ну вообще никак.

Лита пахла почему-то молоком, немного потом и травами. И деревом, на котором просидела неизвестно сколько.

Барнс покопался в россыпи мелочевки, что лежала на куртке и, взяв кругляш раскладного стакана, каким-то образом затесавшегося в его вещи, пошел к ручью и принес в нем воды.

— Держи, — протянул он его Лите, и спросил у Брока: — Тебе принести?

Хотя они попали в одинаковую по пиздецовости ситуацию, и это Барнс убил какого-то защищенного магией зверя, ему хотелось как-то поухаживать за Броком. Хотелось, чтобы он хоть немного отдохнул, этот человек-кремень, расслабил вечно напряженную спину, ведь знает же, что Барнс прикроет.

Брок молча качнул головой, отказываясь от воды, не отрывая взгляда от облизывающих ветки язычков пламени. Мыслями он был далеко-далеко, лишь рефлекторно поворачивая подрумянивающееся на палочках мясо.

— Последи, — попросил он Барнса, поднимаясь. — Тоже нормально вымоюсь. — А потом обернулся к Лите, погладил её по взъерошенным, по-мальчишески остриженным волосам. — Не бойся, Баки тебя защитит.

— А я и не боюсь, — вскинула она острый подбородок. — Здесь всё Кабуру пахнет, ни один зверь не приблизится.

— Умница, — улыбнулся Брок и направился к ручью.

Хотелось подумать, решить, как быть дальше, как возвращать Барнса в нормальный, без всех этих сказочных заёбов, мир, к Кэпу, который, скорее всего, себе ноги по жопу стёр, разыскивая своего верного друга, товарища и любовника. А вот Брок возвращаться совершенно не хотел.

Раздевшись полностью, он вступил в ледяную воду ручья, присел, чтобы было удобнее соскребать с себя пот и вонь тропического подлеска. Стучали зубы, мышцы сводило от холода. Но зато в голове прояснилось, исчез непонятный, давивший на психику фатализм. Простирнув футболку и нижнее бельё с носками, Брок натянул на голое тело форменные брюки и как был, босой двинулся к их импровизированному лагерю.

Когда Брок вернулся, Барнс крутил мясо над огнем, проверяя ножом, насколько оно готово. Посмотрев на полуголого командира боевой группы, он сжал кулаки и сглотнул, так хотелось хотя бы обнять его. Барнс даже готов был получить потом в морду, только бы прижаться губами к таким манящим, часто искривленным в злой усмешке, губам Брока. Он бы, может, и попытался, только тут был ребенок, при котором не стоило допускать подобных вольностей, мало ли как вообще в этом мире относятся к однополым отношениям, может, на вилы поднимают.

— Давайте есть и спать ложитесь, — сказал Барнс, снимая готовое мясо с огня и давая одну из палочек Лите. — Я подежурю.

Солнце уже скрылось за горизонтом, окрашивая небо всеми оттенками красного, оранжевого и розового, и стало совсем темно, а на почти черном бархате зажглись мириады незнакомых созвездий. Барнс посмотрел на небо сквозь кроны деревьев и вздохнул. Он давно не видел звезд вот так вот ярко и близко, и от этого стало немного больно, словно он потерял в жизни что-то важное, или пока не нашел снова.

Дожевав мясо, Брок покосился на наручные часы, которые по какой-то странной прихоти всё ещё шли и не думали ломаться. Сняв их с запястья, протянул Барнсу.

— Разбудишь меня через четыре часа, — велел он, укладываясь на мягкий лапник, притянул к себе уже давно сыто сопящую Литу, укрываясь всё тем же верхним поддоспешником, что Барнс отдал девочке.

Барнс узнал часы. Когда-то он подарил их Броку взамен сломанных им же. Надо сказать, он всегда замечал их на его руке, но никогда не придавал этому значения. А вот, оказалось, Брок хранил этот его подарок.

— Спи, — Барнс не стал говорить, что не собирается его будить, потому что оба знали, что он мог без ущерба для здоровья и психики не спать до четырех суток, трое так точно, а если считать отключку после взрыва, так еще и суток не прошло.

Слушая ночной лес, в котором словно проснулась новая жизнь, казалось, словно вот оно, все заснуло с наступлением темноты, но нет, стоило только прислушаться, как отовсюду Барнса накрыли звуки ночи: стрекот кого-то, похожего на цикад, уханье птиц, похожее на совиное, какое-то попискивание, похрюкивание, шебуршание и шелест.

Когда Брок уснул, прижимая к себе девочку, чтобы не было холодно, Барнс осторожно погладил его по влажным еще волосам, касаясь нежно, трепетно, а хотелось забраться пятерней в волосы, сжать пальцы, оттянуть голову и впиться поцелуем в смуглую крепкую шею. Но можно было только вот так, едва касаясь.

Дожарив на остывающих углях оставшееся мясо, чтобы было что есть завтра, Барнс подкинул еще пару веток, которых насобирал в темноте, и уселся к костру спиной, внимая незнакомому лесу, пропуская его через себя, сливаясь, ощущая, казалось, каждую былинку и маленькую мошку.

Он кормил костер всю ночь, чтобы полуголый Брок и очень легко одетая Лита не замерзли. Брока он так и не разбудил, давая ему возможность отдохнуть максимально полно, потому что дальше их ждала еще большая неизвестность, чем топать по незнакомому волшебному лесу вдоль ручья.

— Мудак ты, золотце, — тихо буркнул Брок, пробудившись.

Аккуратно переложив со своего плеча Литу, он хорошенько укрыл её, поёжился в утренней прохладе, проверил развешенные на просушку вещи и поморщился. Надевать влажное не хотелось, но если отсутствие трусов и футболки он бы пережил, без носок рисковал стереть себе ноги берцами в кровь.

— Чувство вины во мне культивируешь? Так вот, бесполезно.

Обычное утро Брока начиналось с контрастного душа и кофе. И если с первым, при наличие ручья, ещё можно было что-то придумать, то без кофе Брок категорически отказывался чувствовать себя человеком.

— Тебе сон нужен, а мне нет, — пожал плечами Барнс. Он прекрасно понимал, почему Брок злится, но иначе бы не поступил. — Ты лучше меня знаешь, что я могу неделю пахать без перерыва. А тебе нужен отдых, хер знает, как тебя приложило вчера.

Хотелось обнять, прижать к себе и попросить не злиться, уткнувшись губами в висок, но получалось только оперировать фактами. Тем более, Брок читал документацию на Зимнего Солдата, а вот Барнс нет, и Брок лучше него знал особенности и возможности модифицированного организма.

— Золотце, ты теперь не машина по раздаче пиздюлей, да и никогда ей не был, — зашипел Брок прямо в лицо Барнсу. — Так что прекращай залупаться и веди себя как нормальный человек. Никто шокером по яйцам лупить не будет.

Развернувшись на пятках, Брок твёрдой походкой направился в сторону ручья, если не утопиться, то хотя бы выполоскать из головы дурные мысли. Им надо было будить Литу, кормить её и поворачивать в сторону деревни, чтобы понять хоть что-то.

Только умывшись, Брок вспомнил, что забыл забрать свои часы.

Барнс хотел ответить, хотел сказать, что просто пытается заботиться о нем, потому что Брок хрупкий, хоть и сильный, но просто человек из плоти и крови. Еще хотел сказать, что любит его, и раз им не быть вместе, он хочет быть хотя бы рядом, но этого говорить было нельзя. И Барнс просто промолчал, вертя в руках часы, снятый с кого-то трофей, который он подарил, пытаясь загладить вину, не надеясь, что Брок долго будет ими пользоваться, а вот как оно вышло.

Надев штаны и ботинки, Барнс сорвал большой лист лопуха, или чего-то похожего, найденного у ручья, нарезал мясо, чтобы не драть его зубами от куска, и принялся будить Литу.

— Малыш, просыпайся, — погладил он ее по плечу, — пора вставать.

Лита завозилась, светло улыбнулась Барнсу, потягиваясь.

— Мы домой пойдём сегодня, да? — спросила она, преданно заглядывая Барнсу в глаза.

— Сегодня, — подтвердил вернувшийся с ручья Брок.

Вода с мокрых волос капала на голые плечи, тонкими струйками стекая по испещренной шрамами коже. Он встряхнулся, словно огромный пёс. Присел рядом с девочкой, погладил её по волосам и нацепил на голову кривоватый венок из нежно-розовых цветов, что росли по берегу ручья. Глаза Литы вспыхнули, она захлопала в ладоши.

— Вот мясо съешь, попьёшь и выдвигаемся, — сказал Брок и добавил, обратившись к Барнсу. — Фляги я наполнил.

— Держи, — протянул Барнс Броку его часы, тот потянулся, чтобы забрать, и на мгновение они соприкоснулись пальцами.

Пальцы Брока были влажными и прохладными от воды. Барнс, как мог, длил мгновение прикосновения, ведь коснуться Брока удавалось крайне редко, и то выходило случайно.

— Кушай, дорогая, — сказал Барнс и оттащил Брока подальше. — Я не вижу смысла брать с собой в деревню огнестрел. “Белоснежку” так точно. Прикопаем на подходах, и нормально. Даже если там полсотни здоровых мужиков с вилами и дрынами, я их один положу, мне ножа хватит. Что скажешь?

Брок задумчиво постучал пальцем по губам, прикидывая, что если всё население такое же, как, скажем, Лита, только с поправкой на возраст и отсутствие детской восторженной впечатлительности, то и их одежда должна вызвать множество вопросов, но не голыми же идти.

— Правильно мыслишь, — ответил он, застегнул на запястье часы, любовно погладил по ремешку. — Часть амуниции, разгрузку и твою куртку предлагаю так же спрятать. Тут по всему глухое средневековье, незачем местных пугать странным всем, мы с тобой и так слишком современные. Лита — спасённый нами ребёнок, с неё брать нечего, она только что в рот тебе сейчас не заглядывает на эмоциях, а вот остальные… Ладно, разберёмся. Схороним всё, когда две трети пути пройдём. Я с девочкой вперёд уйду, а ты спрячешь, чтобы и она не видела. Как понял?

— Слушай, она ж полдня не сама сюда шла, ее кто-то привел, — задумался вдруг Барнс, пропустив это “как понял” мимо ушей. — Не может такого быть, чтобы такая малявка сама шла и не заплутала, да туда, куда, небось, и не ходит никто. Я это к тому, что две трети пути мы не отмерим никак. А тут точно места нехоженые.

Окинув Барнса задумчивым взглядом, Брок хлопнул его по плечу, сжал его ладонью.

— Тогда давай поступим так: Лита доест и я отнесу её до ручья, умыться там, попить, рыбок посмотреть. А ты, как всё сныкаешь, приходи и двинем в деревню.

Малышка, стоило Броку оказаться рядом, тут же потянула к нему руки и, забравшись на плечо, удобно устроилась. До самого берега ручья она задорно щебетала, рассказывая про коня, крикливого соседского петуха, который не давал спать по утрам всей деревне. А Брок молча улыбался, слишком она напоминала ему Терезу, с которой он сдружился в детдоме.

Барнс посмотрел вслед Броку и грустно вздохнул. Тому бы пошло быть отцом семейства, любить красавицу-жену, играть с детьми, а не носиться по миссиям, не зная, с какой не вернешься. Можно было еще порефлексировать о том, что любимого не получить, только смотреть издалека и пытаться быть хоть как-то ближе, но были более важные, насущные дела, которые сами себя не сделают.

Помогая себе ножом, Барнс довольно быстро вырыл подобающую для их вооружения и глубиной, и размерами яму в каких-то кустах с яркими, сладко пахнущими розовыми цветами, названия которым он не знал и своем мире, чего уж говорить об этом, и закопал оружие и часть костюма. По ощущениям, ушел у него на это почти час.

— Можем выдвигаться, — сказал Барнс, когда вымыл руки и вернулся к Броку и Лите.

Брок и не заметил, как пролетело время. Окунувшись в воспоминания, он играл с Литой, помог ей набрать мелких голубеньких цветов, наверное, для Барнса, ведь он «самый настоящий рыцарь» и для себя, но уже ярко-жёлтых, солнечных.

— Не двигайся, золотце, — велел он, поправив пальцем венок на своей голове и точно такой же, но голубой нацепил на Барнса. — Ну что, принцесса, — он снова подхватил Литу на руки. — Теперь мы достойная свита, чтобы сопроводить вас домой.

Девочка захлопала в ладоши, громко смеясь, за что получила ещё одну конфету из тех, что Брок обычно всегда таскал для Зимнего.

— Пойдём. Нечего нам тут задерживаться.


ficbook.net/readfic/7590718

---

* о творчестве

Тариф "Королевский"
9.

Нахмурившись, Барнс проверил телефон. Сообщений не было ни от сына, ни от Стива. С последним-то понятно, надоедать не хотел.

— Сделай так, чтобы Джек захотел уехать оттуда, командир. Старые связи, чтобы приглядели, напрягать сейчас опасно. Самим соваться тоже не дело — мы с тобой приметные слишком, чтобы крутиться неподалёку, а Стива просить… надо ещё подумать, как лучше. Но что-то грядёт, и меня это беспокоит.

— Приложу все усилия, — серьезно ответил Брок. — Но и ты постарайся. Убеди Джека, что ты лучший отец, чем Сайлас. Это важно.

— Какой из меня отец, я и человек-то пока так себе.

Открыв гугл, Барнс вбил «Семейные фильмы» и окунулся в изучение описаний, стараясь выбрать самый подходящий к ситуации — для тщательного просмотра.

Гидра славно постаралась, вытравляя из него чувства и эмоции. Всему теперь приходилось учиться, глядя на других. Даже такой простой малости, как улыбка.

— Ты спас его, когда Сайлас бросил Джека умирать в плену. Ты не угрожаешь ему смертью за отношения с теми, кто ему нравится. Ты не пытаешься ломать мальчишку под себя. Для Джека это уже очень много.

— Спас, потому что платили, и я хотел их там бросить и уйти, командир. — Барнс поднялся. — Надеюсь, у Джека всё хорошо. Попросить, что ли, его носить GPS-маяк?

— Хорошая идея, — согласился Брок. — Вопрос в том, как передать ему маячок, который мы сможем отслеживать. Есть мысли?

— Накрылся наш отпуск, а так бы и передали.

Барнс потянулся, почесал живот.

— Я спать. Скинь мне информацию по Мексике, надо выбрать место для рандеву.

И пошёл к себе.

Список семейных фильмов оказался не таким уж и коротким. Пробежав взглядом краткие содержания, Барнс выбрал «В погоне за счастьем» и завалился на постель. Ему было важно понять, что такое — быть настоящим отцом. Джеку и так доставалось нелюбви лишь за то, что он — это он. Не хотелось добавлять ещё и от себя.

«Береги себя!» — отправил он Джеку, но уведомление о доставке так и не пришло. Телефон Джека всё ещё был выключен.

Брок тоже отослал Джеку смс-ку:

«Вернешься — пришлю тебе человечка с GPS-маячком. Носи, чтобы мы с отцом знали, что ты в порядке. Сайлас опаснее, чем может казаться, детка. Я беспокоюсь за тебя. И скучаю».

В третьем часу ночи Барнсу и Броку одновременно пришло смс с фотографией устало улыбающегося Джека с перевязанной головой и левой рукой, закреплённой в лангете.

---

* о творчестве

Тариф "Королевский"
8.

«Твой отец прочёл нашу переписку, — написал Брок. — Не всю. За всю он бы мне голову оторвал и в баскетбол ею сыграл».

Джек отпихнул руку какой-то девицы, так и норовившей забраться к нему в штаны, несмотря на то, что они не стали подниматься в чил-аут, а расположились на одном из диванчиков на первом этаже клуба.

«Он имеет что-то против качественного секса, или его не устраивает выбор партнёра?»

«Он просто хорошо знает, какой я мудак »

«Как качества твоего характера влияют на секс? Или отец за секс только после свадьбы?»

Выпивка будоражила кровь, разжигая злое веселье. Джек снова курсировал по клубам, переходил из рук в руки, не особо запоминая лица и имена. За эту неделю он устал, вымотался морально, настолько насмотрелся на рожу Шепарда, что ещё немного — и блеванул бы прямо тому под ноги. Это страдающий агнец угнетал, раздражал и будил желание таки принести его в жертву.

«Джек, твоему отцу под сотню. Смирись с его старомодностью))) И он смирится».

«Сам не трахается и другим не даёт!»

Джек откинулся на спинку клубного диванчика и поднял руку с телефоном вверх, делая снимок. Он прекрасно знал, что выглядит обдолбанным, что перемазан в помаде, но он очень соскучился по человеку, который был ему ближе всех остальных, хотя, если разобраться, они друг другу никто.

«Красавец! Сколько клубы Шайло платят тебе за то, что ты в них бываешь? Не наезжай на отца, он нам с тобой не мешает. Просто оторвёт мне башку, если решит, что я тебя обижаю».

И фото разобранного зигзауэра, а над ним — смуглая рука с обоймой.

Джек облизал пересохшие губы и присосался к горлышку бутылки, в два глотка допивая скотч, махнул рукой поглядывающему в сторону их компании официанту.

«Я пью и употребляю бесплатно всё, что зажигает кровь. Денег и так достаточно. А как этот столетний мамонт относится к тому, что я отсосать тебе хочу, или в их время секса не было?»

Вертлявая девица вновь оседлала его колени, полезла ладонями под рубашку.

«Твой батя в молодости был тот еще ходок. Я вообще удивлён, что он половину встречных баб не переебал, они на него гроздьями вешаются. Но подробности про нас с тобой ему знать незачем, детка. Не скучай. Приеду — выебу тебя до звёзд из глаз. Или ты предпочитаешь наоборот?»

Джек зажмурился.

Жаль, прикосновения маленьких ладошек никак не получалось принять за руки Брока, способные возбудить, наверное, даже каменное изваяние. Он и представить себе не мог, какой из себя весь Брок, если от вида одних лишь его ладоней, мощных ног и члена Джек начинал гореть.

«Я предпочитаю не заморачиваться такими вопросами, когда можно получить всё!»

---

* о творчестве

Тариф "Королевский"
7.

— У тебя есть телефон или почтовый ящик Стива? — спросил в лоб Барнс, стоило Броку только перешагнуть порог номера. — Пока я не передумал.

Брок сунул ему пакет с пирожками и сбросил на телефон номер Роджерса.

— Звони.

Пожевав нижнюю губу, Барнс звонить всё же не решился. Он не знал, готов ли сейчас слышать его голос, выдержит ли психика такой долгий перерыв, не поплывёт ли глупо, как это бывало в сороковых.

«Ты меня ищешь? Не ищи. Я жив. Барнс» — полетело на номер Стивена Роджерса.

«Если это шутка, то неудачная» — немедленно пришёл ответ.

Тяжело вздохнув, Барнс откинулся на подушки и глянул в объектив фронтальной фотокамеры.

«Такие доказательства тебя устроят, мелкий?»

«Господи боже, Баки!!! Да, я понял. Не буду искать. У тебя всё в порядке? Дом, еда, лекарства? Если нет денег, я могу прислать».

«В относительном. У меня есть дом, есть рыба, командир и сын. Зачем искал?»

Барнс глянул на наручные часы. До выхода на контрольную точку осталось чуть менее пяти часов.

«Баки, я беспокоюсь. Как ты. Есть ли у тебя деньги или, может, помощь какая нужна. Ты только скажи, я всё сделаю и спрашивать ничего не стану. Баки, пожалуйста, не отстраняй меня совсем».

И тут же: «Сын? У тебя есть сын?! Ты женился?»

Откусив солидный кусок от первого пирожка, Барнс задумчиво прожевал.

— Вкусно.

«Баки мёртв. И чем быстрее ты это поймёшь, тем лучше. Ты плохо усваиваешь информацию. Дом, рыба, командир и взрослый сын».

«Прости. Теперь понял. Командир — это Рамлоу, твой хэндлер? Вы в Гидре?»

Барнс покосился на последний пирожок.

— Будешь?

И, вытерев жирные руки салфеткой, вновь взялся за телефон.

«Мы с Вашингтона не в Гидре. И Рамлоу моя семья. А ты? Ты нормально?»

Брок взял пирожок и начал неторопливо есть.

«Хорошо, как скажешь. Тебе виднее. Я сейчас в Нью-Йорке, после разгрома Трискелиона всё развалилось. Мне чудовищно тебя не хватает. Я очень рад, что ты жив. Я так по тебе скучаю».

— Пять часов, — напомнил Барнс. — Поспи.

«Скучаешь по нему, а я не он. Теперь у тебя есть мой контакт».

«Извини. Я хотел бы узнать получше нового тебя».

— И то, — согласился Брок, расстегнул ремень на штанах и развалился на кровати, закрыв глаза. Немедленно захотелось написать Джеку. Узнать, как он, в порядке ли. Страна, в которой верховный главнокомандующий без нужды бросает своих офицеров и солдат в плену — это страна победившего пиздеца. Джек слишком на виду, слишком близко к королю, чтобы этот пиздец прошёл мимо него, не заметив.

«Не пытайся пробить номер. Если кто из твоих ряженых сунется в мой дом — пристрелю. Сунешься сам без приглашения — пристрелю. Я сам тебя позову, когда буду готов».

«Понял. Спасибо за предупреждение. И что написал. Для меня это действительно очень важно».

«Ты должен себя беречь. У тебя нет командира. А за мной есть кому присмотреть».

Барнс отложил телефон и закрыл глаза. Этот разговор выжал из него слишком много сил. Как бы он хотел сейчас бросить всё и сорваться в Большое Яблоко. Барнс тоже… скучал.

---

* о творчестве

Тариф "Королевский"
6.

«Знаешь, Брок, всё, что мне нужно, я получу сам, без помощи со стороны!»

И короткий видеоролик — Джек, усмехаясь, обхватывает губами средний палец и с пошлым хлюпающим звуком выпускает изо рта.

«Папин сын )))) При случае предложу тебе что-нибудь поаппетитнее пальца»

И фото чёрных трусов с оттянутой резинкой — слишком тёмное, не разглядеть ничего, кроме густых чёрных лобковых волос.

— Блядский боже. — Джек прислонил холодный бутылочный бок к щеке.

«Дяденька не знает, как пользоваться телефоном, чтобы не портить впечатление от картинки?» — отправил Джек, очень сильно надеясь, что удастся развести этого Брока на что-то большее, чем тёмное фото.

«Хочешь попрыгать на нем?» И фото твёрдо стоящего члена, тёмного, перевитого венами, обрезанного, с мясистой головкой.

Закусив костяшку указательного пальца, Джек предвкушающе зажмурился. Член был несказанно хорош. От одного его вида сладко тянуло в паху и рот наполнялся слюной. Джек и правда не отказался бы оказаться поближе к обладателю этого совершенства.

Джек отставил бутылку и, заперев двери приёмной и кабинета, рванул в ванную. У всей этой ситуации с переговорами имелся один неоспоримый плюс — у Джека на несколько эротических фантазий стало больше.

Сбросив на крышку унитаза китель и развязав галстук, Джек глянул на себя в зеркало.

— Докатился. — Он прикусил губу. — Дрочишь на член едва знакомого мужика.

Но стоило скосить взгляд на экран телефона, как все связные мысли сразу же вышибло из головы. Джек расстегнул брюки, оттянул резинку трусов, выпуская изнывающий от желания член, обхватил его ладонью, сжал у основания.

Врать себе не было смысла. Он хотел этого странного Брока до звёзд перед глазами и подкашивающихся коленей и сейчас чувствовал себя девственником, на которого обратил внимание самый охрененный парень в школе.

— К дьяволу. — Джек рванул ворот рубашки, вырывая пуговицы с мясом, подхватил телефон, делая снимок себя вот такого — грудная клетка ходит ходуном, глаза горят, губы влажные от слюны, рубашка распахнута, оголяя грудь, живот и член с блестящей каплей смазки на нежно-розовой головке.

---

* о творчестве

Тариф "Королевский"
5

Брок хмыкнул. Пролистал фотографии в телефоне и показал Барнсу ту, на которой молодой офицер в синем мундире строго смотрел в камеру.

— Узнаёшь?

— Гильбоа. Захваченный в плен капитан. — Барнс забрал телефон. — И что я должен из этого вынести?

— Присмотрись, странного ничего не замечаешь? — выдохнул Брок, постучав пальцем по экрану.

Барнс нахмурился.

— На меня немного похож, какие-то общие черты есть.

— На самом деле он на тебя похож сильно, ты просто бреешься раз в год по обещанию, а он — каждый день. Ну, и мимическая маска другая. Он моложе.

Барнс глянул остро, внимательно всматриваясь в лицо командира, пытаясь понять, на что же тот так старательно намекает. Нашёл себе нового подопечного? Без заёбов мороженного мозга? Или любовника?

— Не темни.

— Двадцать пять лет назад в Гильбоа ты ухитрился выебать королеву, — спокойно сказал Брок. — Королева родила тебе сына. Две недели назад мы спасли не безвестного капитанишку, а принца Джонатана Бенджамина, который на самом деле Джек Барнс.

— Сын? Зимний стерилен, или… — Барнс сбился, снова глянул на фотографию. — Ещё есть?

— Ну какое стерилен, когда Джеку уже двадцать пять? — Брок принялся неторопливо листать сохранённые фотографии с сайтов. — Я проверил. Анализ ДНК, все дела. Он твой. Похоже, куратор был лох и тебе вовремя не вкололи супрессанты. Ну, и королева оказалась та ещё оторва, я б к Зимнему подкатить не рискнул.

— У королевы яйца, видимо, побольше твоих, командир, — дёрнул уголками губ Барнс, жадно рассматривая снимки. Нашёл тот, где Джек искренне улыбался, глядя в камеру. — Давно знаешь?

— Заподозрил сразу, удостоверился пару недель назад. Знаешь, он не обрадовался, когда узнал.

— Понятное дело — из принца в бастарды. Хорошо если отчим любит и не прирежет, как информация всплывёт. Он хоть не наследный принц-то? — поинтересовался Барнс, никак не желая выпускать из рук телефон, просматривая снимки снова и снова.

— Наследный, — ухмыльнулся Брок. — И нет, Сайлас не знает. Может, догадывается, они совсем не похожи. Но у Джека есть сестра-близнец, копия короля Сайласа. Номер Джека тебе дать? Я с ним переписываюсь. Он… — Брок задумался, подбирая слова. — Знаешь, вы похожи не только внешне. Только у него нет меня.

«Или уже есть?» — тут же всплыло в голове.

— Мда, ты, командир, стремителен, как понос, и так же результативен. Мальчишке всю жизнь с ног на голову перевернул, как он тебя только на хуй не послал в цветистых выражениях, — цокнул языком Барнс. — Погоди-ка, так это с ним ты так радостно переписываешься последние дни? И знаешь, давай. Пусть будет.

— Послал, и не раз. — Брок скинул Барнсу номер принца. — Ты только подпишись, чтобы не нервировать принца лишний раз.

Брок тут же скинул Джеку смс-ку: «Дал Барнсу твой номер. Жди писем».

«Идите на хуй!» — пришёл ответ вместе с фотографией сонного Джека. Брок тут же показал и то и другое Баки.

— Такое же хамло, как ты. Но телефон при этом на ночь не выключает.

— Хороший мальчик, а он к нам не хочет? — без особой надежды поинтересовался Барнс, хотя прекрасно знал ответ.

---

* о творчестве

Тариф "Королевский"
4.


Телефон в кармане дёрнулся. Усадив Анжелину на барную стойку в вип-зоне, Джек полез за ним, улыбнулся, пробежав глазами сообщение. «А блондинки там есть? Или ты любишь мулаток?»

— Позволишь, дорогая? — Джек расстегнул застёжку на её бра. — Улыбнись.

Анжелина была красивой. Короткие чёрные волосы, светлые карие глаза, пухлые, вечно улыбающиеся губы, ямочки на щеках. Было в ней что-то на первый взгляд по-детски наивное, светлое, но это если не присматриваться глубже. И только Джек знал, что она в свои двадцать пять лет держала в крохотном остром кулачке половину эскортниц Шайло, являясь при этом благовоспитанной девушкой из высшего, приближённого ко двору общества.

— Кому это ты?

— Личному душеприказчику, — улыбнулся Джек и приник губами к горошинке соска.

«Девочка высший класс. Ты уверен, что она по мужикам?»

— Детка, а ты точно по мужикам? — расхохотался он, задирая на ней узкую юбку.

Анжелина заливисто рассмеялась, откидываясь назад, позволяя стащить с себя кружевные трусики.

Джеку нравились именно такие, без определённого пола и возраста, с узкими бёдрами, худыми длинными ногами. Их можно было развернуть к себе спиной, нагнуть на барной стойкой и представить себе совершенно кого угодно, позволяя фантазии подогреть желанием тело, заставляя его работать как надо.

Неизвестному мужику из «где-то там» полетела ещё парочка пикантных фотографий.

«Мужиком была бы лучше. Но спасибо, подрочил».

Анжелина повела бёдрами, почувствовав на своей спине холодный корпус телефона.

— Эй, ты там не уснул?

Джек сглотнул. Никто из его знакомых, даже тех, кто отличался разнообразием вкусов, не мог так спокойно и открыто признаваться в приязни к своему полу, и это неслабо возбуждало. Застонав, он дёрнул Анжелину на себя, двинул бёдрами, входя до упора, заставляя её инстинктивно сжаться, прогибаясь в спине.

Позже, уже потягивая какой-то коктейль, Джек вдруг понял, что он-то вообще не знает, как зовут человека, одним махом разбившего его привычное существование.

«Звать-то тебя как?» — отправил он.

Вместо ответа Джек получил фотографию зверя с бурой шерстью и чёрно-белыми полосами вдоль длинной морды. И сообщение через несколько минут: «Брок».

«Красавец».

«Еще лучше, чем ты думаешь ))) Зато ты копия отца, такой же красавчик».

Таблетка под язык — и время растянулось, цвета вспыхнули с новой силой. Джек помнил, что танцевал, прыгал с кем-то, вылизывал чью-то шею, помнил, что вроде как фотографировал что-то и кому-то отсылал. Он не хотел думать о неизвестном ему отце, не хотел думать о Сайласе, по какой-то странной причине вдруг приблизившим к себе этого несуразного фермерского сынка. Джек отдавался веселью на полную, чтобы завтра продолжить растаптывать собственную жизнь.

Он наконец созрел до разговора с матерью, даже распечатал присланные Броком документы, столько раз их уже перечитав, что, казалось, сумел выучить наизусть всё, до последней цифры в диаграмме.