*о творчестве

Проститься…
И холод оковами стужи сковал мою душу,
А сердце осколком кровавым хрустит под ногами.
Мне снится,
что я пред тобой и отчаянно-глупо краснею и трушу,
Боюсь предсказать и застрять между явью и снами.

Остаться…
Кровавой мозолью на месте, где билось, горело
Всё то, что с тобой мы постичь не смогли, не пытались.
Мне двадцать
И я вместо права всегда выбираю упрямое лево,
А в сорок возможности все, как года, разбрелись, растерялись.

Не сдаться…
Пусть боль замыкаясь кольцом полоснёт мне по венам,
И холод оближет висок в ожидании ласковой пули.
Мне снятся
Объятья, глаза что любовью ко мне полыхали, но тленом
Подернулись чувства… и в этом меня обманули.

Проститься…
И нет больше веры, и нет ничего, что удержит,
Не даст соскользнуть с бесконечном объятии боли.
Мне снится,
Что я снова молод и все между нами как прежде,
Мы вместе проснулись, но утро соврать не позволит...

---

---

14.01.2020 в 23:14

Пишет  Jasherk:

Внимание! Очень важно!!!!
Люди, моего друга пытались развести на деньги от моего имени!

Будьте осторожны!

Заранее предупреждаю, я не прошу дать мне в долг, перевести до завтра на карточку и не занимаюсь биткоинами!!!

Если получите такое письмо, не верьте!!! Не переводите никому деньги и лучше сразу сообщите админам!

Взломать могли не только меня. Будьте осторожны и предупредите знакомых!!!

---

* о реках

Очень редко рекомендую что-то почитать. но тут просто не сумел пройти мимо. Из серии АААААААААААААААААААА, боже-боже-боже-боже!.

Подарок на Рождество от Darina_Dark - классно, вкусно и очень по-рождественски, когда волшебство самое неожиданно волшебное.
ficbook.net/readfic/8964296

Лисье Рождество от Мудрого Рыся и Sivilla -- Ребят, я честно выпал. ТАМ ТАКОЙ ДЖЕК! ТАКОЙ БРОК! Короче, я влюблён, конкретно так влюблён.
ficbook.net/readfic/8930289

Как у Тарантино снова от Мудрого Рыся и Sivilla -- как же я ржал. Взялся читать в ночи и в итоге зажимал рот подушкой. чтобы никого гоготом не разбудить. Коты, вы крутые!!! Обожаю вас и ваше творчество!
ficbook.net/readfic/8920430

Статуя не ответит от Первое апреля - очень редко читаю фандомные стихи потому что не терплю их, но тут попадание в самое сердце. Прочитать и распасться на части на пару часов.
ficbook.net/readfic/8911182

---

*о творчестве

О способах, как не убить дебилов вокруг тебя

Стив

Кто-то когда-то сказал Стиву, что невозможно контролировать всё на свете, обязательно где-нибудь проебёшься. Если брать фразу целиком, то последнее слово слишком явно принадлежало Броку. Но факт оставался фактом — Стив во всём стремился к абсолюту.

Юношеский максимализм, любовно выпестованный ещё его матерью, с годами не сильно-то изменился, обтесался немного, обрастая новыми гранями, но сам по себе никуда не делся. Лишь появилась уверенность в своих силах, здоровье, возможностях.

Модифицированное тело позволяло не спать несколько суток, бодрствуя, нисколько не теряя в сосредоточенности и ясности мышления. Не есть, лишь напоминая о пополнении водного баланса в организме, но что-то подсказывало, что и с этим отвлекающим фактором можно было справиться. Единственными незыблемыми величинами в жизни Стива, кроме справедливости, были Брок с Баки.

Но иногда дело требовало полной самоотдачи, и тогда Стив поселялся у себя в кабинете, подчас не реагируя на телефонные звонки и стук в дверь.
Неладное с собой Стив почувствовал, когда… смешно, но он не мог точно сказать, сколько конкретно не спал, когда ел и пил ли вообще сегодня хотя бы немного воды.

Странно тяжёлая голова гудела. Моргать было… неудобно. Стив слышал, как опускаются ресницы, а звук, с которым смыкались веки, и вовсе походил на громкий щелчок.

Мир вокруг качало, кружило в странном танце, ритм которого никак не получалось поймать. И это нервировало даже больше ставших ватными ног, подкатившей к горлу знакомой тошноты. Тщательно забытые ощущения.

Стив схватился за стену, в недоумении замечая, как темнеет в глазах, и пол, стремительно крутанувшись, приближается.

И темнота.

— Как много в моей жизни идиотов, — вздохнул совсем рядом Брок. — Откуда ж такая карма-то хуёвая? Вроде не грешил так уж сильно. Может, исповедаться сходить ради разнообразия? Но, боюсь, тут уже ничего не поможет.

Едва-едва пахло лавандой. Спине было удобно. Где-то в отдалении тихо играл джаз, и Баки мурлыкал, плохо попадая в ритм.

Он был дома.

Стив улыбнулся, не открывая глаз, и перевернулся на бок. Точнее, попробовал перевернуться… попробовал… попро…

Глаза распахнулись сами собой. Стив дёрнул руками, ногами, но двинуться нормально не получалось. Запястья, как и щиколотки, обхватывали в несколько витков какие-то серебристые верёвки, прочно обвязанные вокруг столбиков сделанной на заказ укреплённой кровати.

— Брок? Что это значит? — нахмурился Стив и снова дёрнул руками. — Если это шутка, то она не удалась, и пора завязывать.

— Шутка? — левая бровь сидящего напротив постели в кресле Брока дернулась и поползла вверх. — Никаких шуток, Роджерс. Вы меня конкретно так заебали. Оба. И не рвись, не поможет. Мне Старк верёвочку подогнал, специально для таких вот случаев.

Стив всё равно ничего не понял, кроме того, что он дома, полностью раздет, привязан к постели, и Баки не спешит поучаствовать в возможном разврате. А всё это наводило на самые неутешительные выводы.

— Брок, прекрати, — немного устало попросил Стив, чувствуя себя не в своей тарелке.

— О, да, я прекращу, — многообещающе улыбнулся Брок и поднялся, принявшись раздеваться.

С этого места происходящее начинало радовать. Но Стиву все равно было страшно неуютно. Обычно он сам раздевал любовников, укладывал их… покраснев, Стив отвёл взгляд, снова дёрнул руками, отказываясь смиряться с полной неподвижностью.

— Роджерс, ты даже сейчас не можешь отпустить контроль? — фыркнул Брок, заставляя вновь обратить на себя внимание. — Всегда и везде первый, главный.

— Ведущий, — подсказал появившийся за спиной Брока Баки, обнял его поперёк груди, ласково погладил, пересчитав кубики пресса.

— Именно. Ведущий идиот, — согласился Брок, коротко рыкнул, толкнулся бёдрами назад, потеревшись задницей о Баки.

В горле пересохло. Путы мешали, раздражали, бесили, хотелось туда, к ним, обнять обоих, а не беспомощно наблюдать, как Баки, подхватив Брока под задницу железной рукой, пальцами живой наскоро растягивает его, насаживая сразу на три блестящих от смазки пальца.

Стив откинулся на подушки, слепо уставился в потолок. Он физически не мог смотреть на своих любовников и ничего не делать, но верёвки держали надежно. Стив на всякий случай пометил в памяти «поблагодарить» Тони за такой неоценимый вклад в их семейную жизнь.

Громкий, захлебывающийся мольбой стон сбил ровный поток мыслей в голове Стива, окрасив мир в красное и ослепительно белое.

Он не мог смотреть, но слух дорисовывал то, что не видели глаза, в мельчайших подробностях, добавляя сухих веток в и так бушующее пламя.

— Баки, — взмолился Стив, жадно глядя на то, как толстый, перевитый венами член двигается, растягивая почти до предела мышцы, как перекатываются мускулы на спине Брока, когда он, удерживаясь одной рукой, откидывается назад, второй немного дёргано теребит штангу в правом соске.

Хотелось выть, рвануться, сдирая кожу с запястий, только бы оказаться рядом.

— Блядь, Стив, — протяжно застонал Брок, ставя огромную точку на самообладании привычного всё держать под контролем Стива.

Стив бился, стонал, вскидывая бёдра, повторяя движения члена в Броке, не в силах даже коснуться самого себя. Чёрт с этими двоими, им и так хорошо, но собственный член изнывал, жаждал хотя бы лёгкого касания, дуновения ветра, чтобы… чтобы растворить Стива, превратить в ничто.

— Стив, — вторил Броку Баки, пропихивая в растянутую, занятую членом дырку палец.

Запястья прострелило болью. Стив рванул изо всех сил, сворачивая напрочь правый столбик кровати, обхватил ладонью член и умер, развалился на составляющие, не имеющие ничего общего с ним самим какие-то полчаса назад.

Яркая вспышка выжгла сетчатку, собственный вой оглушил. По груди мазнуло нестерпимо горячим, оставляя ожоги. Силы как-то резко кончились, навалилась сытая расслабленная истома, и Стиву сразу даже расхотелось ругаться, когда эти двое предателей привалились каждый к своему плечу, дополняя идеальную картину мира.

Кто-то из них натянул сверху лёгкое покрывало.

— Всё, всем спать, — велела вселенная голосом Брока.

---

*о творчестве

О способах, как не убить дебилов вокруг тебя.
Брок

Почему так бывает, если где-то что-то идёт не по плану, то оно намертво вцепляется во всё остальное, и проблемы резко становятся неразрешимыми?

Можно встать не с той ноги, пролить на новые светлые джинсы кофе, просрочить парковку, опоздать на грёбаные пятнадцать минут на планёрку к Фьюри, нелестно отозваться о каком-то женском любимчике в бухгалтерии. Можно. Но, вот, чтобы всё и в один день — такое случалось нечасто.

Но сегодня Брок умудрился уложиться в свое личное "дерьмо-бинго" сто из ста, вляпаться по максимуму.

Больше всего ему хотелось нацепить наушники, встать на беговую дорожку и забить на весь мир вокруг, не отвечать на телефон, не реагировать на вызовы начальства, не видеть собственных бойцов и чёртовых суперов, доставших именно этим утром до самых печёнок. По хорошему, можно было взять пару дней отпуска, закинуть в машину пиво и удочки и рвануть в неизвестность, но работа обычно нагоняла на соседнем перекрёстке срочным сообщением и приходилось, все бросая, возвращаться обратно.

Так вышло и в этот раз.

Брока заебало всё. Разом.

Он уже не помнил, когда нормально отдыхал, не думая ни о чём.

Посравшись утром перед выездом на базу с Роджерсом, хорошо хоть Барнс угрюмо молчал и пил свой сладкий сиропчик, по ошибке кем-то названный кофе, Брок принял решение, что с него хватит. Сегодня не будет ни работы, ни Фьюри, ни наглых бессмертных рож любовников, только отдых, пиво, спокойная гладь озера и удочка в руках.

Дождавшись, пока суперы, наконец, свалят на работу, Брок выкурил две сигареты, обругал себя за желание оставить записку, ибо нехуй, покидал в сумку вещи первой необходимости, отзвонился Роллинзу, предупредил о долгожданном внеплановом выходном, получил от зама добро, загрузился в машину, завёл мотор и выдохнул — отдыхать нужно и от любовников. Иногда от них даже в большей мере.

Кто же знал, что именно сегодня, именно тогда, когда Брок уже мысленно спускал на воду видавшую лучшие времена любимую надувную лодку, та самая работа свалится на голову в прямом смысле данного слова в виде вертолёта метеослужбы, чадящим чёрным вонючим дымом, креном заходящим на посадку прямо на переполненный машинами хайвей?

Инстинкт «выживать» сработал сам собой.

Брок не знал, каким чудом он успел вывернуть руль так, чтобы уйти от прямого столкновения, лишь чувствительно влетев в бетонное ограждение бампером. Намертво вбитая привычка пристегиваться и в этот раз спасла ему жизнь. Да, скорее всего, будет ныть передавленная ремнём грудная клетка, да и в голове подозрительно знакомо шумело, но машина пострадала намного больше, чем его организм.

Вот тебе и сбежал от любовников на рыбалку. Вот тебе и отдохнул.

Где-то слева полыхнуло оранжево-белым, на мгновение ослепляя яркой вспышкой. Машину Брока подкинуло, ощутимо тряхнуло, протащило несколько метров, обдирая с многострадального бока краску об ограждение, но он это скорее почувствовал, услышал, чем увидел. Глаза слезились, зрение восстанавливалось с трудом. А потом раздался грохот, рёв пламени, чей-то отчаянный крик, заглушивший всю эту какофонию звуков. Время на мгновение замерло и тут же побежало с удвоенной скоростью, не давая и доли секунды на раздумья.

Нужно было действовать и очень быстро.

Брок сам не понял, как отстегнулся, выскочил из машины, набирая один номер за другим. Как орал что-то, как помогал людям выбираться из машин, разбивал стекла, с помощью монтировки отжимал заклинившую дверь какого-то такси, тянул на себя упирающуюся женщину, а вокруг всё горело, нестерпимо пахло бензином и жаром.

Он не чувствовал боли, не ощущал усталости, только желание спасти, вытащить, помочь. Не видел, как прибыли спасатели, не слышал стрекотания винтов вертолетов, не останавливался ни на минуту ровно до тех пор, пока его не стиснули знакомые объятия.

— Брок! — кто-то кричал над самым ухом.

— Детка!

Брока трясли, куда-то тянули, а он все продолжал выискивать взглядом людей в покорёженных машинах.

— Мать твою, Брок!

Щеку обжёг удар.

Брок дернулся, моргнул, наконец приходя в себя, и зашипел. Казалось, он весь горел, полыхал в том самом пламени, из которого только что доставал перепуганную насмерть девчонку в ярко-васильковом платьице. Тогда ещё подумалось, что у Стива глаза такого же цвета.

— Господи, какой ты придурок! — знакомо выдохнули над ухом, прижали к груди сильнее, и Брок понял, где и с кем находится. Роджерс почему-то был рядом, ласково гладил по спине, преувеличенно аккуратно обнимая, а Барнс в нескольких метров с кем-то орался, рыча в лучшей своей манере.

— Откуда вы здесь? — спросил Брок, поражаясь собственному напрочь сорванному голосу, больше похожему на хриплое воронье карканье. — Много пострадавших?

— Ты, что, у Стива заразился ебанутой тягой к геройству? — Барнс тут же возник рядом, полностью проигнорировал возмущенное сопение Роджерса, ощупал Брока на предмет повреждений и выдохнул сквозь плотно стиснутые зубы. — Это тебя пороть надо за такие выкрутасы. На базу не явился! Из дома сбежал, не предупредив, куда и насколько! Так ещё и тут!.. Идиот! Придурок! Люблю тебя!

И обнял, стиснул в объятиях до боли, давая Броку почувствовать, что действительно любит, страшно, жарко, отчаянно, так, как может любить только человек с разогнанным всем — до самой смерти.

— Баки, аккуратно, — одернул его Стив. — У него все руки, до плеча, в ожогах страшных, да и люди вокруг.

— Поебать! — рыкнул Барнс и, не давая Броку и слова вставить, зло поцеловал.

Сердце ухнуло в пятки.

Не то, чтобы они скрывали свои отношения, всё же, в такой организации как ЩИТ шила в мешке не утаишь, но и лизаться вот так вот на публике Брок не имел никакого желания. Да и всё тело болело, словно его прожевали и выплюнули, перед этим окатив крутым кипятком с ног до головы. Брок было дернулся из хватки любимых рук, но не тут-то было. У Барнса всегда и на всё было своё мнение, и тут он не остался в долгу.

Закинув, словно мешок с цементом, Брока себе на плечо, он пошагал в сторону одного из джетов, попутно менторским тоном рассказывая о том, что всех, кого смогли спасти - спасли, пожар тушится, машины растаскиваются, помощь раненым оказывается, и Брок сейчас просто необходим в другом месте.

— Барнс, какого хуя? — пытался сопротивляться Брок, взывать к его совести и человечности, но в этот раз даже Роджерс оказался глух к любым доводам и напоминаниям о том, что они, вроде как, не одни и не стоит демонстрировать на публику ненужное.

— Ах, ненужное! — рыкнул Барнс, стоило аппарели подняться и создать хотя бы мнимое уединение. Всё равно были слышны крики, скрежет железа, гудки клаксонов.

Но Барнса понесло, он вытряхнул Брока из одежды, даже ботинки — и те откинул куда-то в сторону, крутанул на месте, вжал его лицом в Стива, громко возмущённо рыча:

— Значит, ненужное. Значит, стесняешься нас, наших отношений, да! Мы к нему со всей душой, со всей любовью, а он сбежать решил, а потом бы прислал почтой заявление о переводе и ключи в конвертике! Ублюдок, какой же ты все-таки ублюдок, Рамлоу!

Объяснять Барнсу что-то было совершенно бесполезно, да Брок и не пытался. Не стеснялся он их отношений, а вот репутацию своей мордой на горизонте суперам пятнать не хотел. Ладно ещё вчерашний Зимний Солдат, он по определению тот ещё отморозок, а вот Капитан Америка априори должен быть идеальным. Что хорошего, если до общественности вдруг дойдёт, что у него свет из жопы не бьёт, и их герой ебётся направо-налево с двумя мужиками? Вот и Брок рассудил, что ничего хорошего из всего этого точно не выйдет. А уж он-то не обломится поиграть в шпиона. Но, оказалось, его мужики были ровно противоположного мнения.

Однако доносить сейчас свою позицию было бесполезно.

А вот узнать, есть ли смазка, стоило.

Брок плавился в сильных руках, совсем забыв о ноющих руках, тянущей боли в груди и гудящей после столкновения голове, растекался по груди Стива, подставляясь грубоватым ласкам чёртова Баки, решившего, видимо, довести любовника до сердечного приступа от перевозбуждения. Остроты ощущениям добавляло то, что джет всё-таки не был невидимым, и аппарель могли опустить в любой момент. Отношения отношениями, а совершать каминг-аут с членами во рту и заднице — не самая лучшая идея. Но сил сопротивляться не было.

Обмирая от каждого подозрительного звука, Брок тихо подвывал, стискивая зубы, чтобы не стонать слишком уж громко, подавался навстречу безжалостным железным пальцам, насаживался по самые костяшки, прижимаясь щекой к каменно-твёрдому прессу Стива.

Всё смешалось. Жар от ожогов переплавился во что-то другое, сладко тянущее в паху от предвкушения. Люди за бортом джета больше не волновали. Брока всего будто наизнанку вывернули, оголяя каждый нерв. Любое прикосновение, поцелуй, даже тихий стон, сорвавшийся с губ Стива, били прицельно по чувствительным точкам. Брок горел, давился членом Стива, стараясь заглотить его как можно глубже, лизнуть тяжелые поджавшиеся яйца. Сам сжимал в себе Баки так, что тот выл, оставляя на смуглой коже бёдер Брока наливающиеся чернотой синяки.

Брок сходил с ума.

Стив с Баки двигались синхронно, словно два кремня в попытке выбить искру, воспламенить ещё сильнее, что-то ему доказать. Но Брок и так не просто горел, он сам был пламенем, ревущим, яростным, способным смести всё на своем пути. Руки, губы, сперма любовников выжигали на его теле, внутри него клейма принадлежности, навсегда присваивая его себе, не давая выбора, возможности соскочить.

Они любили его, кричали об этом, срывая голос, шептали, рассказывая, как им повезло, какой он нужный, лучший, желанный. И он любил их в ответ всем собой.

— Кэп, это… можно нам уже в джет погрузиться? — радиосвязь ожила, когда Брок, обмазанный с ног до головы какой-то противоожоговой мазью и вытраханный до состояния амёбы, отдыхал, завернувшись в плед.

Стив с Баки озадаченно переглянулись.

— Да пустите вы их, — вздохнул Брок, не открывая глаз. — И так всем понятно, что вы тут меня в два смычка ебали. Дайте мужикам уже до дома добраться. И я на рыбалку ехал, а не из дома сбегал, паникёры вы херовы. Решил уйти от вас с удочкой и лодкой надувной, блядь.

Хотелось спать и домой.


Да, с суперами иногда было очень тяжело. Но они стоили всей седины, появившейся за последний год, потраченных нервов, всего. Однако поучиться медитации Брок всё же, наконец, надумал.

---

*о творчестве

О способах, как не убить дебилов вокруг тебя

Баки

Злость клокотала где-то в горле.

Баки, стиснув крепче зубы, зажмурился, чтобы не оскалиться, не броситься на идиота их беты, не вскрыть его от горла до паха за одну невзначай обронённую фразу, за сальный взгляд в сторону Стива, за предвкушающе облизанные губы, за… да наплевать за что!

Бесит! Злит!

И всё бы это осталось историей, если бы не проснулся Зимний, не вплёлся в сознание сладким обещанием отомстить, уничтожить того, кто посмел посягнуть, подумать, глянуть в эту сторону. Баки уступил, поддался и всего лишь прошёл мимо, не отреагировал вовремя на просьбу о помощи, проигнорировал, чуть не доведя до беды.

Хотя какое ему дело?

«Идиот» выжил, отделался легкой контузией, но по взгляду было понятно, что впечатлился, осознал, понял почему он не в баре отмечает окончание миссии, а отлёживается в лазарете с горстью таблеток, зажатых в подрагивающей ладони. Он прекрасно всё уяснил.

И Баки попустило. Зимний снова отступил в тень, затихариться до следующего момента, когда потребуется помощь, толчок, да что угодно, на что у самого Баки может не хватить ни сил, ни решимости.

Но отпустило. На этот раз.

Он понял, что поступил неправильно, в корне неверно, но, в то же время, не мог не согласиться со своим вторым “я”, требовавшим клеймить обоих своих мужиков во избежании повторения такого вот дерьма. Единственное, Баки боялся, что Стив не оценит такого подхода. А не оценил именно Брок.

— Пять минут - и ты чистый и голый в спальне, — даже не взглянув на Баки, спокойным тоном приказал Брок. — Отсчёт пошёл.

Вдоль позвоночника продрало холодом. Баки отступил в полумрак коридора. Он знал этот тон. Прекрасно знал. И радостнее от этого не делалось. Брок был из тех, кто «любит глазами», жестами, прикосновениями. От одного его взгляда кончить можно. Кровь вскипала моментально, разнося по телу горячее возбуждение. Брок мог вылюбить взглядом, разложить и трахнуть, не поднимаясь с неудобного стула во время брифинга, не говоря ни слова, вообще не двигаясь. Завести, отыметь и заставить кончить.

А сейчас не смотрел. Нет, не отводил взгляда, а именно не смотрел, не видел никого перед собой, не замечал просто. И это настораживало, пугало до дрожащих коленей, поджимающихся пальцев на ногах.

Лучше бы ударил.

— Брок, — начал было Баки.

— Быстро. В спальню, — раздельно произнёс Брок, и Баки словно ветром сдуло.

Пять минут на душ, быстрая растяжка, подготовка, так, на всякий случай, а вдруг дело закончится пусть и жёстким, но сексом. И Баки через положенное время стоял у постели, впервые неуверенно переступая с ноги на ногу, не зная, куда деть руки, и вообще как себя вести со странно спокойным любовником, даже немного равнодушным. Обычно Брок за проёбы ебал так, что поутру Баки встать не всегда мог, ноги не сходились, а задница приятно ныла, или орал. Не спасала даже дорогущая шумоизоляция, и соседи снова звонили в службу спасения с сообщениями о домашнем насилии.

Баки сглотнул.

Брок прошёл мимо, не задел плечом, оттесняя в сторону, как делал всегда, когда злился, а невозмутимо остановился у не заправленной ещё с утра постели, хотя Баки обещался всё прибрать. Сел, откинув одеяло в сторону.

— На колени.

Замявшись, Баки нерешительно опустился на пол.

Он видел, что любовник не возбужден, и немного не понимал, что происходило, но слушался, наверное, впервые испугавшись сделать что-то не так. Хотя, если задуматься, за день он и так натворил немало.

— Ко мне на колени.

Яснее не стало.

— Брюхом на мои колени, — пояснил Брок и хлопнул ладонью по обтянутому джинсой бедру.

Краска стыда бросилась Баки в лицо. Потихоньку он начал понимать, что его сейчас ждём, но отказаться, ослушаться было страшнее смерти.

Неловко устроившись животом на коленях любовника, Баки зажмурился, закусил губу. Он ждал чего угодно, но точно не… не порки. Как с маленьким.

— Великовозрастный дебил!

Левую ягодицу обожгло болью.

Баки скрипнул зубами и ещё сильнее зажмурился.

— Ревнивый придурок!

Хлёсткий удар по правой уравновесил. Вновь по левой, точно, по тому же самому месту, куда пришёлся и первый удар, по правой. Снова, снова, снова и снова. Трудно было сосредоточиться.

— Роджерс жопу ради тебя рвёт! — Баки вскрикнул. Чужая ладонь сжала горящую огнём ягодицу, потёрла, с силой разминая кожу. — Чтобы тебя реабилитировать! Для общества!

Удар.

— Для ЩИТа!

Новый удар.

Едва терпимый жар начал подниматься куда-то выше, сконцентрировался в месте, где касалась Баки вторая ладонь Брока, придавливая к коленям, свернулся клубком и ухнул в желудок, добавляя к стыду новых оттенков, щедро замешанных на удовольствии.

— Кто-то жопу Роджерса оценить посмел!

Баки вскрикнул, дернулся, но всё равно остался на месте.

— И ты взбесился! Приревновал!

Жёсткие пальцы прошлись по другой ягодице, разгоняя кровь, сжимая, с силой надавливая, чтобы боль стала резче, ярче, горячее.

— Ты идиота ещё бы самолично придушил! — рявкнул Брок особенно громко и замолчал.

Удары на многострадальную задницу Баки сыпались один за одним, оглушая громким резким хлопком, выбивая воздух из лёгких и неожиданно… возбуждая. И от этого сладкого, запретного чувства становилось отчаянно стыдно. Не за красную, как помидор, задницу, не из-за того, что вполне справедливо наказали, а потому, что хотелось большего.

Только чего именно, Баки никак не мог сформулировать.

Боли? Нет, он не любил боль. Порицания? Тоже не о том, но болезненно твёрдый член требовал внимания, тыкая головкой в неприятно жёсткую джинсу, пачкая ее смазкой.

— Сучонок, — почти ласково протянул Брок, потёр сухими пальцами загодя растянутую дырку, и Баки захлебнулся стоном, вскинул бёдра, стараясь насадиться, почувствовать внутри хотя бы их, унять бушующее во всём теле пламя, но Брок и не думал помогать ему в этом.

Новый удар заставил разочарованно всхлипнуть, но возбуждение и не думало утихать, закручиваясь новыми и новыми витками колючей, больно ранящей нутро, но такой мучительно сладостной, проволоки.

— Бро-ок! — заныл Баки, вскинул бёдра, сам подставляясь под удар. — Я понял…

— Что ты, блядь, понял? — хмыкнул Брок и снова коснулся кончиками пальцев дырки, обвёл по кругу, толкнулся внутрь указательным, входя всего лишь на одну фалангу… сладко, правильно, но так мало.

— Не буду так больше, — заскулил Баки, подрагивая всем телом, но не двигаясь, покорно принимая всё, что ему приготовил любовник.

— Не будешь? — палец вошёл по костяшку, погладил внутри. — Нихуя ты не понял! Ревнивый говнюк! — ко первому пальцу присоединился второй. — И не поймёшь! Так, сука, и будешь срываться на каждого… — третий. — ...кто посмеет даже глянуть в нашу с Роджерсом сторону, да?

— Да-да-да! — заорал Баки, толкаясь назад, насаживаясь на полную, сжимая в себе пальцы, словно это любимый член, засасывая их глубже, удовлетворяя голодного зверя, живущего в груди, желающего порвать любого, кто посягнёт на его людей. И не важно, что будет потом и будет ли вообще хоть что-то.

Брок и Стив были его. Полностью. Только его…

Сознание возвращалось по крупицам. Где-то на его периферии ругался Брок, что-то влажное касалось лица, отгоняя потихоньку сходивший на нет жар.

— Дебила кусок, — ласково произнёс Брок и коснулся виска Баки губами.

---

*о творчестве

О способах, как не убить дебилов вокруг себя

Баки

Баки.
Злость клокотала где-то в горле.

Баки стиснув крепче зубы, зажмурился, чтобы не оскалиться, не броситься на идиота их беты, не вскрыть его от горла до паха за одну невзначай оброненную фразу, за сальный взгляд в сторону Стива, за предвкушающе облизанные губы, за… да наплевать за что!

Бесит! Злит!

И все бы это осталось историей, если бы не проснулся Зимний, не вплёлся в сознание сладким обещанием отомстить, уничтожить того, кто посмел посягнуть, подумать, глянуть в сторону. Баки уступил, поддался и всего лишь прошёл мимо, не отреагировал вовремя на просьбу о помощи, проигнорировал, чуть не доведя до беды.

Хотя какое ему дело?

«Идиот» выжил, отделался легкой контузией, но по взгляду было понятно, что впечатлился, осознал, понял почему он не в баре отмечает окончание миссии, а отлеживается в лазарете с горстью таблеток зажатых в подрагивающей ладони. Он прекрасно все уяснил.

И Баки попустило. Зимний снова отступил в тень, затихариться до следующего момента, когда потребуется помощь, толчок, да что угодно, но что у самого Баки может не хватить ни сил, ни решимости.

Но отпустило. На этот раз.

Он понял, что поступил неправильно, в корне не верно, но в то же время не мог не согласиться со своим вторым я, требовавшим клеймить обоих своих мужиков во избежании повторения такого вот дерьма. Единственное, Баки боялся, что Стив не оценит такого подхода. А не оценил именно Брок.

— Пять минут и ты чистый и голый в спальне, — даже не взглянув на Баки спокойным тоном приказал Брок. — Отсчёт пошёл.

Вдоль позвоночника продрало холодом. Баки отступил в полумрак коридора. Он знал этот тон. Прекрасно знал. И радостнее от этого не делалось. Брок был из тех, кто «любит глазами», жестами, прикосновениями. От одного его взгляда кончить можно. Кровь вспыхивала моментально, разнося по телу горячее возбуждение. Брок мог вылюбить взглядом, разложить и трахнуть не поднимаясь с неудобного стула во время брифинга, не говоря ни слова, вообще не двигаясь. Завести, отыметь и заставить кончить.

А сейчас не смотрел. Нет, не отводил взгляда, а именно не смотрел, не видел никого перед собой, не замечал просто. И это настораживало, пугало до дрожащих коленей, поджимающихся пальцев на ногах.

Лучше бы ударил.

— Брок, — начал было Баки.

— Быстро. В спальню, — раздельно произнёс Брок и Баки словно ветром сдуло.

@темы: Баки, Рамлоу

---

*о важном

Котаны, спасибо огромное тем, кто поздравляет с Рождестволм и наступающим!
Спасибо за донат.
Спасибо за денюжку - "МАНДАРИНЫ! ЖДИТЕ МЕНЯ! Я ВАС СПАСУ И ОЧЕНЬ УКРОМНО СПРЯЧУ!"
Спасибо за теплоту!
За нужные и важные слова.
ВЫ ЛУЧШИЕ!

---

27.12.2019 в 13:28

Пишет  PaleFire:

26.12.2019 в 11:52

Пишет  MirrinMinttu:

А мне просто котик нравится, такой милый))

26.12.2019 в 09:57

Пишет  mirrazh:

---

*о творчестве

Карамельки


Как-то так получалось, что Броку бороться приходилось абсолютно за всё. Даже собственная жизнь — и та не получилась без эксцессов: дура-мать, беременная мололетка, на шестом месяце беременности умудрилась не очень удачно навернуться с мотоцикла. Вопросом было, на хрена она на него полезла, но Брок выжил. Мало того, он ещё и до конца срока в животе досидел, явно уперевшись руками и ногами, чтобы не вытащили раньше срока.

Потом был и полёт с пеленального столика на кафельный пол, и падение с лестницы в доме Ба, и раскидистое вишнёвое дерево, которое Брок до сих пор поминает недобрым словом, потирая рваный шрам на левом боку, и много других нелепых с виду случайностей, любому другому стоивших бы жизни, но Брок очень хотел жить, и ничто его не могло остановить. Зато всё это помогло выработать прямо-таки ослиное упрямство и стойкую уверенность в том, что либо всё будет по его, либо не будет вообще.

Наверное, потому и не сдох в своей самой первой операции после учебки, вернулся, единственным живым из всего взвода, приполз чуть ли не на пузе к точке эвакуации, волоча за собой автомат, и вырубился от усталости, только когда сквозь шум крови в голове расслышал гудение вертолётных винтов.

Тогда многие предрекали ему скорую отставку, долгие походы на реабилитацию, потом пожизненное посещение психотерапевта. Но Брок, провалявшись в отключке сутки, мало того, что не уехал, так ещё и попросился обратно в составе другого отряда. И не только выжил, но и заработал первую серьёзную награду.

— Ебанутый чёрт на всю голову, — говорили одни о нём за спиной.

— Везучий, — поправляли другие.

И только немногие люди, кого Брок подпускал к себе ближе обычного, знали, чего давалось ему это самое везение, каких сил стоило продолжать ползти, пытаться и тянуться к самому запредельному.

В жизни вне базы, вне службы Брок был таким же мудаком, рвал зубами и всегда норовил оттяпать себе только самое лучшее, крутое, большое, не обращая внимания ни на чьё мнение.

Если тачка - то такая, чтобы остальные в её тени спрятаться могли. Если дом - то в лучшем районе.

Если женщина - то самая красивая и с такой грудью, в которую падаешь и пружинишь.

Если семья - то… полный облом.

Жена, дети, собака. Вот тут судьба обломала Брока по полной. Нет, женат он был на самой сногсшибательной и сисястой, но хватило его ровно на три месяца, даже до детей дело не дошло, но мозги друг другу они вытрахать успели основательно.

Брок тогда словно очнулся, взглянул на жизнь по-новому, встряхнулся, словно огромный пёс, и снова рванулся вперёд, постигать новые вершины.

И снова — лучшая работа, лучшая амуниция для отряда и, на этот раз, лучший мужик.

— Да, брат, нахуй баб. Да и сиськи тут... — Брок с ухмылкой зыркнул в сторону разминающегося Кэпа. — В разы круче будут.

И его совершенно не волновало, что этот самый «лучший мужик» пока не в курсе, что уже удачно пристроен под крыло. Брок всегда брал своё.

И действовал прямо, без никому не нужных заигрываний и ухаживаний, заявив, что мужикам оно не надо.

Вот только Роджерс оказался тем ещё крепким орешком, умудрявшимся игнорировать весь окружающий мир в целом и самого Брока в частности.

Он отказался идти на ужин в ресторан. Отбрехался от похода в один из лучших баров Бруклине, а ведь Брок тут специально искал что-то тематическое, похожее на заведения пятидесятых. Чуть не сломал руку, попробовавшую ухватить его за задницу в лифте. Выставил Брока вместе с его праведным возмущением за дверь кабинета.

— Нет, ты смотри, — хохотнул Брок. — Упрямится, детка.

Если кто думал, что на этом всё и закончится, то точно не знал Брока Рамлоу, всегда жившего по принципу "не догоню, так согреюсь". А марафонцем он был знатным и, при этом, полностью игнорировал чужое мнение о себе и своих действиях.

Броку было наплевать, что и кто о нём говорил. Наплевать на тотализатор, организованный, кажется, Старком, на хмурые взгляды вслед Зимнего, на подтрунивание Наташи. Брока занимал только Роджерс.

— Значит, пойдём долгой дорогой! — с усмешкой заявил Джеку Брок, вновь оказавшись за дверями кэповского кабинета. — Измором возьму.

И началось.

Брок красиво ухаживать за дамочками умел, хоть и не любил долгих заигрываний ради секса, не зная его качества, но Роджерс стоил усилий.

Всё началось банально — с цветов. Брок целый месяц таскал Кэпу веник за веником, что-то впихивая в руки, что-то оставляя под дверью и даже не расстраивался, когда обнаруживал свои же букеты у секретарей, аналитиков, работниц медцентра.

— Видимо, не угадал с букетом, — пожимал он плечами и заказывал на следующий день что-то новое.

Потом пришла очередь шоколада и булок с кофе. Тут Брок так же расстарался, выискивая что-то оригинальное, вкусное, лучшее. Но Роджерс, казалось, и на это не реагировал, хотя Брок упорно таскался за ним вот уже третий месяц, стараясь сделать хоть что-то приятное.

— Да брось ты это дело, — призывал Джек, видя бесполезность всех усилий Брока. — Это же Кэп, об него обморозиться можно, а ты в любовь поиграть решил. Выбери кого попроще.

Но Брок лишь отмахивался.

Роджерс ему снился, виделся везде. Словно бы преследуя, не давая о себе забыть, попадался в коридорах, лифте, возникал в одно с Броком время на парковке. Это раздражало, подбешивало и, в то же время, не давало опустить руки.

Уже ближе к Рождеству, исчерпав все варианты и устав носиться за мелькающей где-то впереди целью, Брок начал злиться, но не на Роджерса, тот-то в чём виноват? Насильно мил не будешь, ведь и то долго терпит, а мог и меры принять. К примеру, своего отмороженного дружка натравить. Ну, упал командир Страйка пьяный с лестницы, ну, сломал себе что-нибудь не самое жизненно важное, кто разбираться будет?

А вот на себя злость не проходила.

Это же надо втрескаться в самого неподходящего мужика во всей организации!

Таскать конфеты/булки/веники не было больше никаких сил. Но и отступиться просто так не получалось.

— Держи, — теперь бурчал Брок, не глядя на Роджерса, и вкладывал ему в ладонь простую карамелька, уже ни на что не надеясь. Просто так, чтобы Стив о нём хотя бы не забывал. И сваливал, не дожидаясь реакции.

Чем ближе было Рождество, тем сильнее портилось у Брока настроение. И, как назло, всё вокруг прямо-таки искрилось в ожидании праздника, пузырилось весельем и каким-то совершенно нездоровым энтузиазмом. Вокруг сновали возбуждённые в преддверии торжества люди, мигали разноцветные гирлянды. На первом этаже в холле благоухала хвоей трёхметровая ёлка. А у Брока не хватало моральных сил в последние два дня даже на обычные карамельки. Он сидел у себя в тренерской, курил, пил кофе, чашку за чашкой, и упорно создавал вид деятельности.

— Давай сегодня с нами, — подмигнул Джек, когда до конца рабочего дня осталось минут сорок. — Бар отличный, выпивка приличная, девочки-мальчики на любой вкус. Хоть развеешься немного. А то совсем не узнать тебя.

Брок поморщился и привычно отмахнулся.

Почему-то от мысли о ком-то другом, кто не Роджерс, во рту становилось горько, а в груди как-то неприятно незнакомо тянуло, словно он пытался разодрать едва начавшую затягиваться рану. Нет, конечно, можно было напиться от собственного бессилия, но портить своим же людям праздник не хотелось. Не на Рождество же?

Честно досидев до вечера, хоть и был сегодня короткий день, и все уже разошлись, Брок накинул куртку, едва удержавшись, чтобы снова не закурить, и спустился в холл первого этажа.

От рождественского духа, царившего вокруг, хотелось блевать. Броку было интересно узнать, почему вся эта ахинея про чудеса не действовала на него? Или он давно уже исчерпал свой лимит?

Ёлка радостно подмигнула разноцветными огоньками.

Сунув руку в нагрудный карман за пачкой, Брок вздрогнул, нашарив лишь парочку дебильных карамелек в ярко-розовых шуршащих фантиках.

— Может, Стив клубнику не любит? — спросил у ёлки Брок и сунул конфеты обратно, засунув одну из карамелек в рот.

— Люблю, — раздалось неуверенное за спиной, заставив снова вздрогнуть.

Брок чуть конфетой не подавился, но заставил себя на негнущихся ногах обернуться. Стив стоял близко-близко и смотрел как-то незнакомо и, в то же время, очень тепло.

— Зачем подкрадываешься, Кэп? — нервно хохотнул Брок, пригладил волосы, чувствуя себя совершенно по-дурацки.

Как-то шастать с букетами да конфетами было проще, а тут лицом к лицу. И что делать? Что говорить? Как не вывалить на Роджерса все свои "люблю — не могу"? И Брок молчал, разглядывая впервые оказавшегося настолько близко Стива.

— А по-другому тебя и не выловишь, — улыбнулся в ответ Роджерс. — Надо же мне долг с тебя стрясти.

—Долг? — искренне удивился Брок и едва не рухнул на ёлку, когда мозолистые пальцы Стива сжали его подбородок.

— Долг, — подтвердил Стив, наклонившись ближе, втянул носом воздух у самых губ Брока. — М-м, клубника. Ты задолжал мне парочку карамелек.

И поцеловал.

Что там Брок говорил про рождественские чудеса? Жаловался, что на его долю их никто не отсыпал?

Возможно.

Но подарки положены всем хорошим мальчикам. Даже тем, кому слегка за сорок.

@темы: Роджерс, Рамлоу, Стив/Брок

---

боже

---

господи боже мой

---

*о творчестве

Чары

Когда один человек влюбляется в другого? Так, чтобы насмерть, навсегда? Так, чтобы не оторвать было, только если вместе с частью сердца? Когда понимают, что всё, дальше только падать?

Неожиданно.

Непрошено.

Невовремя.

Очаровываются другим человеком, теряют себя?

Когда очень сложно.

Брок не был романтиком. Вся эта белиберда про любовь с первого взгляда никогда его не касалась. Как можно полюбить того, кого совершенно не знаешь? Захотеть себе кого-то? Это да, запросто. А так, чтоб аж полюбить, такого не бывает. Враньё всё в книгах и фильмах. Идиллический бред для впечатлительных подростков и дам за сорок.

Брок не влюблялся. Не приходилось. Не хватало времени. Не было желания. Куча всяких «не». И его всё это вполне устраивало.

Отряда, состоящего из пятнадцати оболтусов, ему хватало за уши и больше, чтобы понять, что любовь — зло, и лучше с этим злом никогда не связываться. Себе дороже.

Как-то так выходило, что все чувства, эмоции, переживания по данному поводу обходили его стороной, сваливаясь полноценно на ребят из отряда, поглощая кого-то настолько сильно, что иногда приходилось чуть ли не за шкирятник вытаскивать очередного несчастного Ромео из депрессняка, на пальцах объяснять, что в мире вообще-то три с половиной миллиарда женщин и на Камилле/Сюзан/Марии жизнь не заканчивается.

Брок не понимал всех этих страданий, пока не накрыло его самого… той самой идиотской любовью с первого, блядь, взгляда. Притом в прямом смысле именно со взгляда.

Спецификацию на Зимнего Солдата Брок знал от и до, все четыре толстенных тома о нюансах работы с модификантом его уровня. В документах было прописано абсолютно всё. Брок даже в какой-то момент почувствовал себя идиотом, обнаружив пункт о том, что стрелять в Зимнего Солдата не целесообразно.

Не целесообразно, блядь!

Словно о бешеном волке и в то же время о навороченной посудомойке, которая иногда может взбеситься и отказаться мыть десертные ложечки.

А вот «познакомился» с Зимним он намного позже.

Брок умел находить информацию и задавать правильные вопросы нужным людям. Ещё до памятной встречи, после которой все пошло по пизде, Брок навёл справки среди техников о том, с кем ему предстоит работать и пришёл к неутешительным выводам — спецификация была написана не просто так, потому что Зимний Солдат был сложным, неустойчивым в психологическом плане биомодификантом, привычным следовать правилам от и до. Но и у такой идеальной машины периодически срывало резьбу, и техников, медработников и прочий близкий к нему персонал приходилось хоронить, зачастую в закрытых гробах.

Кто-то даже намекнул, что дело не только в технике, что-то там прозвучало про колдовство. Но уж в такое Брок не поверил.

Подставляться не хотелось, но и следовать этим всем «подходить на тридцать метров не опасно; на двадцать — только с электрошоковой дубинкой» и так далее — было малость противно.

Броку всегда казалось, что он умел находить подходы к людям. Но то люди, а тут…

Но Зимний сломал всю схему.

Брок готовился заранее. Сдал старшему технику экзамен по знанию спецификации, всех терминов и правила поведения во время возможных сбоев. Брок готовился к встрече с новым «оборудованием», словно в космос собирался отправиться, а когда вошел в лабораторию, завис на месте.

Да, Зимний был шире в плечах даже огроменного Таузига. Да, железная рука. Да, шрамы. Но вот взгляд… не смотрят так машины, не вынимают душу только одним взглядом серых безумно грустных глаз. Броку даже показалось, что Зимний устало вздохнул, когда ему четким командным тоном представили нового куратора. А может, и не показалось.

И вот этого чертового взгляда хватило для пресловутого навсегда.

— Нельзя смотреть в глаза призракам, они душу твою украдут, — предостерегала в детстве Ба. — Заколдуют, заворожат, сердце скуют оковами прочнее любой стали. Навсегда к себе привяжут. И пойдёшь ты следом в любой омут, в любую тьму.

Ба словно в воду глядела, будущее Брока читала со страниц старых сказок. А он тогда, дурак, не верил, что призраки воруют сердца и толкают на безрассудства, итог которым — смерть, но на деле…

Брок улыбнулся пошатывающемуся от слабости после крио Зимнему и без колебаний нажал на курок, украшая красными кровавыми брызгами и ошмётками мозга Пирса белую кафельную стену лаборатории.

---

*о творчестве

Хрип

Ошейник давит на кадык и не даёт обернуться. Стылый холод одиночки уже не беспокоит. Брок притерпелся. Ко многому сумел привыкнуть. К глухой тишине. Кормежке по расписанию. Бдительному оку камеры. К холоду. Но ошейник...

Брок не знает, что именно попало в сеть. Что разнеслось по новостям и страницам желтых газетёнок. Что попало в руки долбанных небожителей. Ничего не знает, но ошейник... его наличие говорит о многом.

Брок закрывает глаза, ведёт ладонью по гладкой стене камеры и ухмыляется, чувствуя зарубки. Одну, две... тринадцать... восемьдесят девять... сто тридцать шесть.

До новой зарубки несколько часов и их будет на одну больше. На одни сутки. Один день, ночь, вечность.

Губы лопаются, кровят. Брок чувствует медный привкус на языке, но не перестаёт улыбаться.

Сначала к нему приходили. Задавали вопросы. Взывали к совести.

Помилуйте, какая совесть? Вы о чем? Но они ходили. Вопросы за вопросами, прямой взгляд. Нет-нет, Роджерс не обвинял и спрашивал тоже не он. Но он смотрел, давил взглядом на то, что осталось в груди от сердца, выжигая на сочащейся сукровицей плоти клейма имени себя, не давая выторговать себе хотя бы смерть.

Брок трёт шею и тихо скулит.

Сколько Роджерс не появлялся? Семьдесят два дня? Да, точно. Семьдесят два дня. Тысяча семьсот двадцать восемь часов.

Брок ведь не сдал никого. Не рассказал ни об экспериментах над ним самим и отрядом; ни о ловчих, что выслеживали нелюдей; ни о той правде, из-за которой он выбрал сторону. Лучше сдохнуть. Лучше потерять самого себя, чем выдать места, где ещё может схорониться обезглавленная Гидра.

«Отрубишь одну голову — вместо неё вырастут две!».

Проглотить вязкую слюну удаётся с трудом.

Голод уже не ощущается там сильно. Желудок не болит, не воет, требуя пищу. Только противная слабость пожирает мышцы, скручивает их судорогой. Брок не всегда находит в себе силы, чтобы доползти до сортира и напиться хотя бы из бачка. Но даже к этому привыкнуть удаётся со временем. Но не к ошейнику. Ни к тому, что нельзя встать на четыре лапы, встряхнуться как следует, завыть, задрав голову. Даже эту малость у него отняли. Проклятый ошейник.

Горло рвёт тихий хрип, скребёт гортань, стекая тонкой струйкой крови из уголка губ.

Роджерс перестал приходить, явно поняв, что ничего не добьётся, не сумеет вытянуть нужные ЩИТу сведения или разонравились похабные песни, а уж Брок-то их знал предостаточно.

Пятьдесят дней как перестал приходить Коулсон.

Пять дней, как не приносят еду.

Но Брок живет. Упрямо цепляется за своё никому никому не нужное существование, споря в этом с самим собой. Иногда самому хочется что-то сделать, хоть голову разбить рядом с кривыми рядами засечек, хоть как-то раскрасить серые стены и пол. Но Брок живет.

Снова треклятый ошейник мешает вдохнуть. Брок облизывает пересохшие губы, скалится в камеру. Он не сказал ни слова. Он знает, что та, кто может вытянуть из него все нужное, сидит в соседней камере. Знает, про всех. ЩИТ не прощает инаковости.

«Мир только для людей. Только для чистых кровью».

Гидру обвиняли в геноцидах, в ужасающих экспериментах над людьми и нелюдями, в подрыве власти, в излишнем стремлении к контролю. Но это именно ЩИТ чипировал всех нелюдей, согнал их в резервации подальше от нормальных, вывел за правило — «Либо работаешь на нас, либо... ты против нас». Брок был против.

Он и сейчас против.

Яркий свет, как и всегда, вспыхивает неожиданно, отмечая начало нового дня. Сто тридцать седьмого.

Брок смеётся. Хрипло каркает, щурясь, закрывая слезящиеся глаза ладонью.

Семьдесят три дня, как Роджерс о нем забыл.

Броку только интересно, сколько ещё пройдет дней, прежде чем Роджерс окажется в камере по соседству?

@темы: Рамлоу

---

*о творчестве

Апельсинки


— Зачем ты послал две сотни Паскалю? Так сложно было позвонить своему племяннику и просто поздравить? Брок, что за нахер?

— Олив, не выражайся, — хохотнул Брок в трубку и ещё полчаса слушал все, что о нем думает старшая сестра, одна из старших сестёр. И трубку ведь не повесишь — приехать может.

Не мог он приехать, да и не хотел, если уж говорить совсем откровенно.

Есть те, кто любит детей, видит в них чуть ли не смысл собственного существования. Кто-то относится к ним ровно, без особого пиетета и восторженного лобызания. А кто-то — Брок! Он детей не любил, не терпел и обходил десятой дорогой. Он не глядел с умилением на многочисленных племянников, детей сослуживцев, младенцев в люльках. Не стремился поскорее стать отцом. Да Броку даже близко подходить к сгусткам радости, воплей и непосредственности не хотелось. Не его это было — и все тут.

Сестёр Брок, конечно же, любил. И, слава Деве Марии, все они были старше его, и это именно им приходилось нянчиться с мелким засранцем, коим был Брок в детстве, терпеть все его закидоны и хотелки.

И племянников Брок любил, но исключительно издали, максимум по телефону. И то, в основном, отделывался парой сообщений со стандартными поздравлениями, найденными в интернете, и денежными переводами, за что получал все эти — «Мог хотя бы позвонить!».

Кто-то из сестёр однажды предположил, что, скорее всего, именно у Брока и будет самая большая семья, мол, вселенная не прощает смутьянов и эгоистов. Мама со вздохом глянула на единственного сына, что-то там сказав про маленьких ангелочков, и только Ба громко фыркнула:

— Брось ты, от осинки не родятся апельсинки. Ангелочки, надо же, что придумала.

---

*о творчестве

Стены

— Завтра я полюблю тебя снова, — пел немного гнусаво женский приятный голос в наушниках, и Брок сидел прямо на полу в зале, оперевшись спиной о стену.

Если бы мог, он бы закурил. Медленно вынул пачку, выбил одну сигарету, прикурил, затянулся и выпустил бы в высокий теряющийся в темноте потолок седую струю дыма, отгородиться бы ею от всего: от серой одинаковой действительности, гнетущей; от приглушённого света редких, из-за вечернего времени, ламп; от фигуры человека, замершего около боксёрской груши, молча заматывающего запястья ремнями, словно больше никого и нет в зале. Хотя иногда казалось, что Роджерс плывет в каком-то своём, бесконечно далёком измерении, где есть только он, выныривая на краткие мгновения хватануть губами немного воздуха, и снова уйти на глубину, спрятаться. Но Броку легче от этого не делалось.

Не был он из тех романтиков, что верят в любовь с первого взгляда, ищут глазами глаза. Прагматик по натуре и вот так влюбился, самолично разрушая любовно выстроенные стены.

— В мире, где ты и я, есть лишь море.

Роджерс поражал, выбивал из равновесия широким разворотом плеч, аккуратной старомодной стрижкой, клетчатым носовым платком, изображением поющего ананаса на задней стенке телефона, морщинками над переносицей, большими ладонями, неожиданно разными носками. Всё в нем было идеальным до нелепости, и вот такие вот штрихи в виде носков и дурацкой наклейки на задней крышке последней модели старкфона добивали, находя всё новые и новые бреши в самообладании, разрушая изнутри, подчиняя себе. А ведь Брок раньше искренне не понимал, отчего же за Роджерсом идут без оглядки, почему смотрят в рот и слепо готовы встать под ружьё?

Потому, что Роджерс был Роджерсом. Не монументом, не символом свободы, веры, правильности и ещё чёрт знает чего. Роджерс был человеком, по-детски наивным, открытым миру настолько, что банально не замечал ничего в быстром течении времени, стараясь впитать в себя, наполниться миром и получая за это пощёчину за пощёчиной. Как там заповедовал Бог? Ударят по одной щеке — подставь другую?

— Сколько холодных улиц о нас больше не напишут?

Брок перекатил голову по стене, зажмурился.

Чем он сам отличался от восторженно глядящих на Роджерса поклонников? Тем, что умудрился заглянуть чуть дальше? Различить за крепким стальным панцирем, тем самым монументом, человека? Или позволил самому себе разбиться вдребезги о мягкое незнакомое нутро Стивена Роджерса?

— Падают с неба звёзды. Рушатся города. Но не бывает поздно в мире, где ты и я.

Стив… его Стив был обычным, немного неуклюжим в общении, стеснительным с дамами, излишне резким в некоторых вопросах и в то же время доверчивым, открытым, до невозможного честным. Таким, каких и людей-то больше не делали — настоящим пережитком прошлого, музейным экспонатом. Он был близкий, родным и невероятно далёким.

Брок просиживал вот так каждый вечер в углу тренажёрногго зала, наблюдая, как Стив, хмурясь, ищет в телефоне музыку, делает погромче и вставляет в уши капельки наушников, как медленно подходит к груше, почти ласково касается ладонью чёрной кожи, улыбается своим мыслям. Брок следил за первым ударом, капелькой пота, ползущей по шее вниз, за ворот футболки, за неправильной стойкой, устало опущенными плечами, губами, безмолвно подпевавшими неслышимой ему музыки. Он даже слова разобрал, нашёл мелодию…

— В мире, где ты и я, есть только море и это небо, высота...

… и стало ещё сложнее уходить, так не сказав и слова, о том, что в его мире был только Стив и больше ни одной стены.

@темы: Роджерс, Рамлоу, Стив/Брок

---

*о творчестве

Мороз

Стив плотнее запахнул тёплую, подбитую мехом куртку, но застегиваться не стал, не имело смысла. Вроде он не должен был мёрзнуть, конструкцией оно не предусмотрено. Суперчеловек с супер всем. Но Стив мерз.

В нем слишком в много всего сплелось с холодом, отзываясь на сердце тянущей непроходящей болью, слишком свежей, чтобы пробовать снова жить или просто пробовать.

В вое ветра слышался голос Баки, пробираясь морозом в сердце, затягивая его инеем, вроде бы и сращивая осколки в единый кровоточащий панцирь, но в то же время притупляя все остальные эмоции, оставляя только полевой набор из общепринятого. Только для работы.

В по зимнему чёрном ночном небе сверкала огнями Валькирия, гудела мощными моторами, унося последнее, что оставалось от Стива, в далекое ничто, обрывало связи с реальностью, лишая последнего личного. Суперчеловеку не положено.

Дыхание, рвущееся из лёгких, застывающее белым паром, не согревало руки, даже наоборот, замораживало, заставлять пальцы покалывать, теряя чувствительность.

Холод с каждым вздохом ледяной коркой проникал всё глубже в нутро, горькой чёрной водой наполняя внутренности, каждую клеточку тяжёлого, ставшего вдруг неповоротливым тела.

И Стив чувствовал, как тонет, погружается всё глубже и глубже в чёрную зимнюю круговерть, пучину, где ничего, кроме трескучего мороза и одиночества. Где хочется закрыть глаза, раскинуть руки, сдаваясь, и больше не шевелиться, позволить телу промерзнуть до костей, до внутренностей. Полностью. Не жить, не существовать, не чувствовать… не чувствовать.

Судьба за что-то очень не любила Стива, не благоволила ему.

Судьба любит смелых и сумасшедших. Баки считал Стива и тем, и другим, но судьбе оказалось мало выдать ему немощное болезненное тело, она отбирала все, что было дорого. Уносило именно зимой.

Мама.

Баки.

Снова Баки.

И жизнь. Собственная жизнь, которую Стив сам вручил зиме, лишь бы снова увидеться с Баки, извиниться за свою любовь, ведь эта она главная убийца, из-за неё умирают.

Но Стив не умер. Зиме оказалась не нужна его жизнь. Он сам не нужен, никому…

У суперчеловека всё супер.

Супержелание сдохнуть наконец.

Стив сунул руки в карманы. Глаза слезились от солнечных бликов, искорками вспыхивающих на свежевыпавшем снеге.

— Берегись! — внезапный оклик заставил вздрогнуть, но отреагировать Стив не успел — в затылок на полной скорости влепился снежок.

Стив замер, чувствуя, как комья снега, попавшие за шиворот, тают, холодными каплями скатываются за воротник.

— Эй, Роджерс, ты живой? Только не говори, что мы тебя сломали. Эй, здоровяк?

В ярких желтых глазах горело беспокойство, горячая ладонь прошлась по шее, выгребая из-за воротника не успевший растаять снег, и от этого прикосновения что-то внутри Стива рушится, идёт трещинами, как весенний лёд на солнце.

И мороз уже не так страшен. И ветер просто ветер, только в небе все ещё мигает огнями Валькирия.

@темы: Стив/Брок

---

*о творчестве

Искушение

Второй месяц пребывания на полузаброшенной Базе на Аляске подошёл к концу. Брок не знал, за каким хером они здесь тусуются всем отрядом вместе с Зимним, что охраняют, но уже конкретно так подзадолбался сидеть на одном месте.

Самым главным испытанием была скука.

Ладно бы их заставляли что-то делать. Ну хоть что-то. Хоть базу из небытия вернуть, целину вспахивать, лес валить, но нет, начальство приказало сидеть тихо, как мышки, не высовываться, сторожить Зимнего и ни в коем случае не показываться людям.

Вот как? А жрать что? Вы пробовали два месяца сидеть на концентратах и обычном солдатском пайке, урезанного типа?

Если летом в лесу ещё можно было раздобыть что-то съестное, то вот со скукой ничего сделать не получалось.

— Говорят, от безделья усиливается паранойя, — как-то бросила Мэй в один из вечеров, когда Таузиг пожаловался, что по ночам слышат тихие шаги по коридору недалеко от кабинета, где расположился командир.

Брок тогда поржал, потому что сам не слышал абсолютным образом ничего. Но слова почему-то запали в сознание и отказывались его покидать.

Усиливается паранойя.

Бред же?

Именно.

Вот только и он начал замечать странное. Кто-то трогал его сигареты. Нет, не воровал по одной или целой пачкой, а именно трогал. Потому что ну не так он их оставлял прежде чем отойти ко сну. На утро пачка была хоть сколько то, но была сдвинута в сторону, либо лежала на другом боку. Брок бы даже понял, если бы курево пропадало, но этот неизвестный ни одной сигареты не взял.

И Брок стал следить.

Оставлял включёнными камеры. Бесполезно.

Расставил жучки. Не помогло.

Даже пробовал не спать, но тогда неизвестный сигаретный фетишист просто не приходил. В какой-то момент Брок не выдержал и собрал в бывшей столовой весь немного расслабившийся от безделья отряд.

— Так, какая зараза шляется ко мне ночью и сигареты лапает? — рыкнул он сам понимая абсурдность вопроса, но терпению и правда пришёл конец. Брок уже тени по углам видеть начал, недалеко осталось до мании преследования.

— В смысле — лапает? — уточнил Роллинз, как-то нехорошо глянув на командира.

Повисло тяжелое молчание. Брок хмуро оглядывал своих бойцов, они в недоумении смотрели на него.

— Да! Я же говорил! — завопил Таузиг. — А вы не верили! Я почти каждую ночь слышу как кто-то шляется. Электричество мигало ещё.

— Ага, ещё скажи полтергейсты сквозь стены ходили, — фыркнул Лаки.

Брок с тяжёлым вздохом махнул рукой, отпуская бойцов. Кто-то ходит. Электричество мигает. Он знал все это и без Таузига, но понятнее не становилось.

Кто ходит?

Толкнув дверь в свою импровизированную комнату, Брок замер на пороге. Около его раскладушки с сигаретной пачкой в руках стоял Зимний и с каким-то странным, непривычным выражением на лице нюхал торчащие из пачки сигаретные фильтры.

— Не понял, — выдавил из себя, Брок.
Зимний вздрогнул и поднял на Брока удивительно ясный и счастливый взгляд.

— Так папа пах, я помню, — прошелестел он и… улыбнулся, но тут же посерьезнел, какое-то детское светлое счастье сменилось ужасом, Зимний выронил пачку, попятился, уперевшись спиной в стены. — Не говори, — зачастил он. — Дестабилизация. Опасно. Не говори. Техники не должны знать. Зимний. Зимнему нельзя помнить.

Тут все встало на свои места. И ночные вылазки, и мигающее электричество, от которого сбоили любые следилки, и тихие шаги у двери, и вечно возникающий из ниоткуда Зимний, стоило Броку только закурить.

У каждого было своё наваждение, свой собственный наркотик, то, что делало нас живыми. У Зимнего — воспоминания. То самое запретное.

Брок подхватил с пола пачку, выбил из пачки одну сигарету, прикурил, затянулся и выпустил в потолок струйку дыма.

— Располагайся, Зимний.

---

*о творчестве

Кольцо

Они сходятся в центре арены. Мощь на мощь. Одинаковые, разные. Сильный и ловкий. Они ходят кругами, примериваясь, присматриваясь, под гулкие завывания толпы, крики требующие крови.

Они смотрят, следят за каждым движением, каждым шагом, взмахом руки, поворотом головы и сходятся одновременно, влетают друг в друга. Ладонь скользит по плечу, касается спины, и ловкий подныривает вниз, бьет по голени и тут же отступает в сторону, ускользая, как вода сквозь пальцы. Сильный не отступает, не даёт передохнуть, перестроиться на другой удар, перегруппироваться, обхватывает за плечи, тянет на себя, приподнимая над пружинящим полом арены и уже готов ликовать, как ловкий, невероятно извернувшись, оказывается у него за спиной, чиркая ребром ладони по открытому горлу.

— Секс, — выдохнул Таузиг, повиснул на канатах и засвистел. — Чистый секс.

— Так! — гаркнул Брок, стянул мокрую от пота майку, утёр лицо. — Все, кто кончил, в душ и на полосу препятствий, остальным могу отдрочить в приватной обстановке.

Бойцы прыснули в стороны, сразу находя себе неотложные дела, заставив Брока лишь головой покачать. Роджерс тоже хорош, устроил тут показательную сцену, не мог до дома подождать, что ли.

— Что ты там говорил про приватную обстановку?

Тяжелое горячее тело навалилось на спину, руки сжали, не давая нормально вдохнуть.

— Блядь, Роджерс, — прохрипел Брок. — С каких пор ты такой ревнивый стал? Неуверенность в себе? Застарелые комплексы?

Плечо обожгло болью. Брок зашипел, боднул любовника в скулу и только тогда смог вырваться из хватки, развернуться на носках.

— Я не ревнивый, — светло улыбнулся Стив, вновь потянулся к Броку, обнял, ласково погладил по спине. — Соскучился, вернулся вчера, а мужа дома нет. Он пьянствует где-то с кем-то.

— Чудовище, — вздохнул Брок и позволил себя поцеловать.

Откуда-то сзади снова засвистели.

@темы: Роджерс, Рамлоу, Стив/Брок