«Ебись оно всё конем!!!»
С претензией на вечность
Основные персонажи: Брок Рамлоу, Джеймс «Баки» Барнс (Зимний Солдат), Джек Роллинс (агент Гидры), Наташа Романофф (Черная Вдова), Стив Роджерс (Капитан Америка)
Пэйринг: Стив/Баки, Стив/Брок, намёк на Стив/Брок/Баки
Рейтинг: R
Жанры: Романтика, Флафф, Hurt/comfort, AU
Предупреждения: OOC, Нецензурная лексика
Размер: Мини, 9 страниц, 1 часть
Очерёдность:
- Брок любит свою работу - ficbook.net/readfic/5940564
- С претензией на вечность - ficbook.net/readfic/5951228
- То, что важнее всего - ficbook.net/readfic/5952344
- По семейным обстоятельствам - ficbook.net/readfic/5924047
Настойчивый солнечный луч всё лез в глаза, хотелось отвернуться, разозлившись на самого себя за вновь не задёрнутые шторы, но тело не слушалось, будто налитое свинцовой тяжестью, приклеенное к постели. Брок зажмурился. Что же произошло вчера такого, что сегодня настолько плохо? Снова надрался от безысходности с Роллинзом? Спаринговался со злости с Кэпом или Зимним? Ни тот, ни другой никогда не чувствовали меры, укатывая Рамлоу до состояния амёбы, и если Агент помогал подняться, добрести до дивана в углу тренировочного зала, то Роджерс окидывал тяжёлым нечитаемым взглядом, потом смотрел на свои ладони, кусая губы, и, резко развернувшись, скрывался в душевой, оставляя Броку возможность самому, кряхтя и проклиная суперсолдатскую выносливость, собираться в кучку, кое-как поднимаясь, и брести до аптечки. Но сегодня было по-другому — рядом не храпел громогласно Джек, побоявшийся идти в таком состоянии домой, не жужжала вентиляционная система Гидровской базы, не переругивались за стенкой бойцы СТРАЙКа, на кулаках решая, кто же пойдёт будить командира и первым получит за его ноющее всё. Где-то рядом мерно капала вода, попискивали приборы. А ещё взгляд, внимательно следящий, будто рентгеном, просвечивающий до костей, цепкий, уже знающий, что он не спит.
—Тебе вкололи морфий, — слишком хриплый голос Кэпа бьёт по нервам отбойным молотком. — Спи.
Брок силится разлепить веки, шевельнуть хоть пальцем, подняться и убраться как можно дальше от капитана, от ЩИТа, Гидры и этого чертового мира. Но тело отказывало, утягивая на дно.
Воспоминания просачивались в мозг по капле. Странный обречённый взгляд Зимнего, когда Рамлоу зачитывает изменения задания, накрепко вбивая в сознание Агента простые истины «не рваться в бой, не помогать, не искать его и, как только всё закончится, явиться к Капитану, когда тот будет один, а дальше по обстоятельствам, Солдат, я верю, что ты справишься». «Озарение», прикушенная изнутри щека, чтобы не срываться каждый раз, не хвататься за рацию, узнавая, жив ли, стоит чему-то взорваться. Бой с Уилсоном и отчаянная ненависть в глазах противника, свистящий шёпот, что-то там о предательстве, Брок не вслушивается, отсчитывая в голове секунды, потому что сейчас, вот в этот момент всё решалось. Тревожный треск стен, кровавая слюна на полу и горящая огнём грудина, пульсирующее плечо. Тихий, встревоженный голос Зимнего в рации. Сообщение о смерти Пирса. Облегчение и желание поздравить самого себя. Трискелион. Сигаретный дым. Грохот и темнота, помноженная на боль.
читать дальше
— Он не способен даже двинуться, зачем наручники! — Брок бы рассмеялся, если бы мог. Разозлённый Роджерс это, наверное, что-то с чем-то. Кто же так допёк Капитана, что он орёт прямо в палате, не сдерживая голоса, невзирая на шиканье толпящихся рядом докторов?
— Так надо, Кэп, это приказ сверху! — А-а, Уилсон, и здесь не обошлось без крылатого выскочки, слишком правильного, инициативного. Такого бы Брок ни за что не взял в отряд, отсеяв идеалиста ещё на первом смотре, а в ЩИТе, смотрите-ка, пришёлся к месту.
Темнота накрывает неожиданно, отсекая звуки, лишая возможности позлорадствовать и позубоскалить вволю. Но там легче, не думается, лишь смутные образы где-то не границе сознания и страх, не за себя. Что за себя бояться? Отжил своё, получил по-максимуму, даже идеальную задницу Роджерса полапать успел, жаль дальше не дошло. Вот за Солдата, да. Как он там? Выполнил ли приказ, не поплыли ли суперсолдатские мозги и не обманул ли Стив, хотя в этом сомневаться не приходилось, особенно если вспомнить больной взгляд и трясущиеся руки только лишь от одной фотографии, что же будет, стоит Зимнему оказаться где-то поблизости. Главное, чтобы Кэп сказал «он со мной», а на остальное плевать. Свой шанс на нормальную и относительно спокойную жизнь Брок похерил уже давно, когда впервые залип перед стеклом криокамеры, до боли, до кровавых полос на ладони сжимая пальцы, обещая самому себе: вытащит и даст возможность выбирать Агенту будущее самому.
В следующий раз он приходит в себя от боли, скручивающей мышцы, раскатывающей, а затем стягивающей в плотный узел, от скрипа собственных зубов и хриплого свистящего стона, от невозможности выгнуться, оторвать пылающую спину от постели, облегчить хоть немного своё состояние. И снова погружается в темноту, почти счастливо выдыхая, почувствовав на лбу прохладную бионическую руку.
И так по кругу. Нестерпимо горячий огонь пробегает по телу, вылизывает, вырывая из небытия, глодает кости, обугливая то, что, наверное, осталось от кожи, доделывая начатое, уничтожая последнее, что осталось ещё от Брока Рамлоу, а потом гребаный ангел поднимает его над землёй, что-то растерянно шепчет, гладит по лицу, едва касаясь бинтов, или устраивает тяжёлую прохладную ладонь на лбу и многозначительно молчит. А ещё ему не дают морфий, боясь сделать наркоманом, да и он мужик крепкий, должен выдержать, а нет — так невелика потеря, на предателей лекарства тратить, когда так много хороших ребят из-за него... Хорошо, что это не слышит его ангел, молчаливый или растерянно заботливый. Ангелам ни к чему знать, как больно, как страшно и отчаянно одиноко, и что бинты мокнут не от сукровицы, а от злых слёз, сдерживать которые нет уже больше никакой возможности.
— Ему не лучше, доктор, — Капитана явственно потряхивает. И Брок ощущает это обострившимися чувствами лучше, чем мог бы увидеть глазами.
— Лучше. С такими ранами выжить практически невозможно, но мистер Рамлоу цепляется за жизнь с яростью бойцового пса.
— Волка, — поправляет Стив, присаживаясь рядом, едва ощутимо касаясь забинтованной руки. — Он волк. И оставьте нас наедине.
Стоит с тихим шелестом закрыться двери, Роджерс тяжело выдыхает, пересаживается рядом, чуть касаясь бедром. Брок не видит его, но почему-то кажется, что Капитан смотрит в окно, раздумывая о чём-то, бездумно касается его плеча, проводит пальцами к запястью, не зная, как под бинтами кожа вспыхивает огнём, вгрызаясь в вены пылающей дорожкой, как Брок всё что и может — лишь прикусить до крови губу, потому что хоть и больно, но так не хочется терять то немногое, что ему теперь доступно.
— Знаешь, он ведь пришёл, — вдруг произносит Стив то, что Брок уже и не надеялся услышать. — Он меня не помнит, себя не помнит, только тебя. Спит днём, сидя у стены, вскидываясь на каждый шорох, а ночами сбегает. К тебе сюда приходит и сторожит. — Роджерс замолкает, проводит пальцем по скуле или, точнее, по тому, что от неё осталось. — Почему он так на тебе зациклен, почему я…
Брока приподнимает над землёй и с силой роняет обратно в темноту, и сколько бы он ни барахтался, не рвался к свету, чтобы дослушать до конца, тьма лишь сильнее обнимает, утягивая всё ниже.
— Командир, — шёпот на грани слышимости, холодная рука на лбу и мерная лекарственная капель.
В следующий раз Барнс приходит, когда Брок уже в сознании, или это ему удаётся бодрствовать, когда тонкая занавеска на окне чуть сдвигается в сторону, пропуская в палату ночного гостя.
— Здравствуй, командир.
Присаживается рядом, по привычке спиной к стене, чтобы видеть все пути отхода, если вдруг ночной медсестре что-то вдруг понадобится в палате предателя. Брок рассматривает его с жадностью голодающего, выхватывая взглядом изменения. Солдат уже не кажется таким потерянным, отчаянно худым и измождённым. Видимо, Кэп как-то умудрился поладить с ним, добившись выполнения нехитрых ежедневных манипуляций, таких как душ, еда и бритьё. Даже глаза и те изменились. Сейчас Агент смотрит выжидательно.
— Вижу, Солдат, ты приспосабливаешься быть живым, — усмехается Брок, впервые слыша свой голос за столько недель и где-то в душе удивляясь, почему он больше похож на воронье карканье, видимо, и гортань задета, или просто слишком много молчал, разучился.
— Я Джеймс Барнс, командир. Ты знаешь это, — смотрит не мигая, не отрывая взгляда.
— Знаю, Баки Барнс, заноза в заднице Капитана. Что привело тебя в обитель убогих?
— Я вспомнил, — шепчет Солдат, наклоняясь ниже, почти к самому лицу Брока, вглядываясь в едва видные в прорезях бинтов глаза. — Почти всё. И даже то, что хотел бы забыть. Но не тебя, тебя не хочу забывать. Ты спи, я буду здесь. Сыворотка на тебя почти не действует.
Глаза закрываются сами собой, хотя Брок силится сесть, рассмотреть как следует своего Солдата, запомнить его, выжечь в мозгу этот образ — свободный, с прямой спиной, широкими плечами, упрямо поджатыми губами и тревожной складкой между бровей. Он знает, что с Кэпом Барнсу будет лучше, с кем угодно, кроме самого Брока, но Кэп — он идеальный вариант, способный своей любовью дать крылья даже такому изломанному сучьей судьбой и уродами Гидры, как Агент. Хотя какой он Агент, сержант Баки Барнс.
На следующий день его переводят в другую палату, поменьше, с толстыми решётками на окнах, наручниками, плотно обхватывающими ноющие запястья, и парой бравых ребят за дверью. Кэп с Барнсом не приходят, и врачи больше не считают нужным скрывать презрение к никчёмному человеку, прожившему и так непозволительно долгую жизнь. Брок уже устал выбирать день для своей кончины, когда наконец Романов молчаливой тенью возникнет у больничной койки и отпустит все грехи командира СТРАЙКа одним удачным выстрелом. Но и тут обманули: лекарства, крововосстанавливающее, обезболивающее, регенеративное, антибиотики и ещё какая-то дрянь в неподписанных ампулах. Физиотерапия, от которой Брок воет, кроша зубы, но всё равно встаёт на ноги, поднимает руки, растирает бугрящееся шрамами лицо.
— Ебать я красавчик, — хмыкает он, когда впервые сам добирается до туалета и замирает, увидев себя в зеркале, долго рассматривает причудливую вязь бугрящихся рубцов, затянувших уродливой сеткой половину лица, искажая и без того не слишком приятные черты.
А ещё с обретённой подвижностью он обнаруживает, что если сесть на неудобный стул в углу палаты, куда ещё дотягивается толстый шнур от наручников, то прекрасно слышно, о чём переговариваются горе-сторожа. А в мире-то, оказывается, происходит много интересного. Ушедший от мстителей Старк, которому Капитан прилюдно двинул в морду, выбив несколько зубов, воскрешение Фьюри из небытия, суд над Барнсом и снова всех и вся пославший Роджерс, ввалившийся в зал во время слушания со словами, что они все могут идти нахрен и его Баки ни в чём не виноват. Всё же с символом нации тяжело спорить, тем более там «такая любовь, прошедшая через плен, пытки и десятилетия», что по-иному дело и не могло разрешиться. И что о нём, Рамлоу, никто и не думал забывать, а значит, вестница в чёрном скоро явится по его душу.
— Мистер Рамлоу, — неприятно улыбаясь и растягивая слова, Романов усаживается на стул, закинув одну возмутительно длинную ногу на другую, насмешливо хмыкает, замечая заинтересованный взгляд Брока. Роджерс с Барнсом, застывшие за её спиной, хмурятся, поджимают губы, но молчат.
— Мило до тошноты, — хрипит Брок, толком и не восстановивший голосовые связки. Не с кем общаться было в течении последних месяцев, а с самим собой — это уже попахивало шизофренией, а вот этого диагноза ему совсем не хотелось видеть. — Что привело честную компанию в логово главного монстра Гидры?
— А не слишком ли вы о себе высокого мнения, мистер Рамлоу? — если бы взглядом можно было убивать, Брок давно осыпался бы прахом прямо на казённое бельё. — У вас есть информация, у нас возможности.
— Неужто я единственный живой агент Гидры на вашем счету? — Романов кивает и тут же поджимает губы. — Ебать, я какой незаменимый. Красотка, я буду общаться только с капитаном, и только ему позволено вставлять мне по самые гланды, милая.
— Мама не учила вас не материться? — хмыкает Наташа, легко поднимаясь со стула. — Стив, если что — знай, я за дверью.
— Мама учила меня не материться при ней, — кричит Брок вдогонку и оборачивается к замершему Барнсу. — Солдат, закурить не будет?
Баки непроизвольно дёргается, вытягиваясь по стойке смирно.
— Здесь не курят, Рамлоу, — отчеканивает Капитан, занимая место Романов.
Брок хмыкает от столь официального обращения. Значит, и правда, будут ебать и наёбывать. Роджерс становился таким, когда выходил в свет с Фьюри, когда должен следить за каждым сказанным словом, когда в дело хорошей порцией примешано личное, но никто не должен об этом узнать. Брок откидывается на подушку, любуясь гневно поджатыми твёрдыми губами, хотя он помнил их сладостную мягкость.
— Ты ведь меня не отпустишь, Кэп? — зачем-то спрашивает он.
— Нет, Рамлоу, тут даже я не всесилен.
Банрс за его спиной вздрагивает, хмурится, тянется к Стиву, склоняется и что-то быстро шепчет на ухо.
— Тогда не обессудь, сказать мне вам, Капитан, нечего, — Брок пожимает плечами.
— Рамлоу, — с горечью протягивает Стив.
— Что? Ебать будешь? Могу встать и прогнуться!
— Ты же вроде не даёшь, или смотря сколько за это дают, — Роджерс кривится, будто разом половину лимона в рот пихнул, смотрит косо с прищуром.
— Пошёл ты, Роджерс, — сам не понимая, из-за чего, вдруг взрывается Брок, подскакивает и тут же со стоном валится на жёсткую койку. — В мозг я тебе давать не буду. Барнса я тебе подарил, а теперь крутись как хочешь, не маленький, литературу в интернете почитай, что ли, или ликбез и тут нужен? Только вряд ли сейчас расплатиться сможешь.
Брок говорит яростно, зло, хотя прекрасно видит, как каменеют плечи Солдата, как лицо заливает неестественная бледность, а бионическая рука с хрустом сминает спинку стула Стива. Говорит и не может успокоиться, слишком уж тяжело видеть их обоих и не иметь возможности хотя бы прикоснуться. Брок обругал бы сам себя за сентиментальность, за отчаянную тягу и невозможность вовремя закрыть рот, но никак не может прекратить скалиться, растягивая перекошенные губы.
— Какой же ты мудак, Рамлоу, — выплевывает Баки, выходя из палаты и напоследок громко хлопая дверью.
— Правильно, принцесса, запомни это хорошенько, я мудак, — напрягая голос, кричит Брок, зная: слушает, прижавшись спиной к двери, каждое слово ловит, поэтому Рамлоу понижает голос практически до шёпота. — А вот теперь, Роджерс, поговорим без свидетелей. Я многое знаю, ещё о большем догадываюсь. Гидра — не та организация, из которой можно уйти на заслуженную пенсию, так что ксероксом я пользуюсь как ебаный бог.
— Язык, Рамлоу, — привычно поправляет Стив. — И что ты за это хочешь? Свободу?
— Да всралась она мне. Где мои парни?
— СТРАЙК? Под арестом. Все, — пожимает плечами Роджерс и откидывается на спинку, явно забыв о вспыльчивом характере своего Баки и напрочь испорченном стуле, ругается вполголоса, выравниваясь.
— Идиоты, — Брок трёт левую половину лица, с каким-то усталым безразличием замечая, что вроде рубцы стали как-то поменьше, не так сильно выделяются. Давно он в зеркало не смотрел. Такой рожей только детей пугать, чего рассматривать-то. А может, просто попривык, смирился. — И где они прокололись? Где я налажал с инструкциями, Кэп?
— Нигде. Ты хороший командир, слишком хороший, — Роджерс усмехается. — Их взяли только сегодня, практически у дверей твоей палаты. Побег тебе готовили, все скопом. И если бы Баки на все сто не был уверен, что тебе рано выписываться, у них всё бы получилось, правда, не без его непосредственной помощи.
Брок кусает губы, боясь сболтнуть ещё больше, чем уже наговорил. Всё же он и правда чрезмерно везуч и умеет правильно выбирать людей. Это же надо, явиться в госпиталь ЩИТа, пройти все кордоны ради него одного. В груди противно ноет. Чем он заслужил такое?
— Так что ты хочешь за информацию, Брок? — Роджерс наклоняется вперёд, нависает сверху, тянет его имя, и у Рамлоу тяжелеет в паху. Можно чуть приподняться на локтях, лизнуть пухлые искусанные губы, оттянуть ворот простой футболки, чтобы лучше рассмотреть чужие собственнические метки и самому пометить, заклеймить, чтобы больше никто кроме него, кроме них не смел даже думать. Но Брок смотрит в глаза, надеясь, что в них только холодный расчёт.
— Свободу для своих ребят. Они наёмники, и вся ответственность только на мне. Ещё… — Брок медлит, отворачивается к окну. — Хорошо заботься о Барнсе. Он любит очень сладкий кофе, вообще всё сладкое, как маленький. Он мёрзнет сильно, не позволяй носиться полуголым, ты потом с его соплями намучаешься. Вот скажи, он шатается по дому без цели и выглядит щенком бездомным? — Стив хмурится озадаченно и кивает. Брок смеётся про себя. Ещё бы, откуда он из больницы узнал о странных заскоках Барнса. — Выдели ему комнату игровую и не спрашивай, что там и как. Солдат натащит туда всякий хлам оружейный и успокоится. У всех должно быть только его место. На базе Гидры таким местом был мой шкафчик. Не отдавай Барнса никому и… позволь мне самому выбрать вид казни. Не хочу быть клоуном хотя бы под конец. Обойдёмся инъекцией в камере, без камер, трансляций и салютов по поводу кончины злодея. Потом отпразднуете. Сил нет видеть ваши довольные рожи.
— Договорились, — шепчет Стив, склонившись ниже, прижимается губами к губам Брока, целует поспешно, жарко, не давая себе передумать, оглаживая пальцами изуродованную щёку, спускаясь по шее к плечу, сжимая его и со стоном отстраняясь. — Всё будет так, как ты просишь. Только для начала поправься, — и выходит, оставив в душе боль, раскалённой иглой раздирающей совсем другие шрамы, и недоумение.
В тот же день Брок расписывает, что и где у него хранится, все данные, папки с делами, карты с пометками, паролями, координатами, схронами, конспиративными квартирами, имена, должности в ЩИТе. Романов лишь удивлённо и недоверчиво вскидывает брови, поглядывая из-за плеча, что-то помечает в своём планшете, но с комментариями не лезет.
— Может, у вас, мистер Рамлоу, есть информация и по операциям в Европе, — ласково улыбается Романов, готовая пустить в ход всё своё паучье очарование. Но Брок слишком хорошо её знает и даже слегка побаивается, но только если самую малость, чтобы вестись на всю эту чушь.
— Смотря что красавица сможет предложить взамен, — он оглаживает ладонью затянутое в чёрную кожу брюк стройное бедро Вдовы.
— М-м, — протягивает та, осклабившись. — Например, я не расскажу дежурящему за дверью Барнсу, что ты меня лапал? — и снова расплывается в благодушной улыбке.
Брока выписывают наконец только через три с половиной месяца. Ну, как выписывают, лишь сменяют одну камеру другой, пусть и намного более комфортабельной, с большими стрельчатыми окнами, высокими потолками, большой, невозможно мягкой кроватью, телевизором и даже небольшим баром в углу. Но предпоследний этаж не даёт возможности даже подумать о побеге, да и куда деться тому, кого все полицейские и представители спецслужб знают в лицо. Два раза в день неразговорчивый агент ЩИТа вкатывает тележку с едой и удаляется под тяжелым взглядом узника. Брок первое время думал отказаться от еды, пока ему всё не объяснят, а потом махнул рукой, вытянулся на диване и щёлкнул пультом телевизора.
В один из таких дней его навещает Роллинз. Джек первое время мнётся у порога, странно отводит глаза и не переставая извиняется непонятно за что. Брок хмыкает и салютует ему бутылкой, предлагая или выпить вместе по старой дружбе, или валить и не мозолить глаза покаянной физиономией.
— Как ты, командир?
— Живу, жизни радуюсь, — Брок кивает на батарею бутылок у окна. — Раньше бы назвал всё это алкоголизмом, а сейчас не берёт, сколько ни вливаю. — Он замахивается бутылкой, хочет кинуть, но передумывает, ставит у ног, откидывается на спину дивана, слепо уставившись в потолок. — Как остальные?
— Ребят в ЩИТ позвали с сохранением зарплат и званий, — Роллинз достаёт пачку сигарет, оглядываясь в поисках пепельницы. — Командира пока не назначили. Я их гоняю.
— Ты? — усмехается Брок. — По праву самого симпатичного?
— Да пошёл бы, командир.
— Ты мне лучше скажи, за каким хером вы в госпиталь попёрлись, понятно, что там охраны как собак нерезаных, ещё эти суперы толпой ходят. Ваши бандитские рожи давно примелькались. На что вы надеялись? — Джек молчит, машет рукой, но по ссутуленной спине понятно: злится, из последних сил сдерживаясь, чтобы не наговорить лишнего, не высказать бывшему командиру, какой он идиот. Да Брок и сам знает все ответы, но со старым другом даже вот так молча посидеть в радость. Всё не в одиночестве пить, бросаясь на стены. Рамлоу прекрасно знает о камерах, прослушивающих устройствах, нашёл всё слепые зоны и закутки, куда можно спрятаться в крайнем случае, узнал режим работы всех окрестных служб, всё, что видно было из окна его маленькой крепости, но так до конца и не понял, для чего всё это, почему не проще выполнить просьбу, закончить жизнь того, кому она в тягость. Всё равно ничего нового и полезного он сказать больше не может, или кто-то там наверху не верит этому и ждёт, что агент Гидры продолжит торговаться за свою никчёмную жизнь. Вот только Рамлоу это всё давно осточертело, он несколько раз натыкается на репортажи о Мстителях, жадно припадает к экрану, всматриваясь в усталое, отрешённое лицо Кэпа, с замиранием в груди ловит хотя бы намёк улыбки на губах Барнса, а потом, костеря себя последними словами, отчаянно дрочит, раскинувшись на огромной кровати прямо перед камерами. Пусть, ублюдки, видят, что он ещё не совсем отчаялся.
— Долго ты тут сидеть будешь?
— Не понял? — Брок подбирается, недобро глянув на дверь, которую и не проверял никогда, здраво рассудив, что она заперта.
— Тебя оправдали ещё тогда, в госпитале. Роджерс на славу потрудился, прикрывая задницу всем нам. Они с Агентом по всем базам прошлись, подчистили концы. У тебя сейчас личное дело образцово-показательного военного, не придерёшься. Ты же в их доме уже сколько? Вторую неделю? Может, хватит морозиться? — Джек примирительно поднимает руки, заметив как дернулся командир. — С тех пор, как ты здесь, Кэп ходит как в воду опущенный, Агент дрючит нас так, будто это мы изображаем из себя тут непонятно кого. Ты меня, конечно, извини, командир, но реши уже что-нибудь со своими мужиками. Всё нам полегче будет.
В груди громко бухает сердце. Брок дёргает себя за волосы, боясь проснуться на больничной койке перевязанным по самые брови. Ведь быть не могло того, что сейчас задвигал Джек. Зачем он нужен этим суперским мужикам, у него с ними и не было ничего толком. Ну потискались с Роджерсом, ну странная болезненная потребность в нём у Барнса, которая должна была сойти на нет, раз уж он перестал таскаться к нему в госпиталь как на работу.
— Командир?
— Погоди, Роллинз. Сейчас я выдохну, сосчитаю до десяти, выпью кофе, успокоюсь… и убью одну рефлексирующую тварь!
Брок тяжело поднимается, зло глядит на дверь. Сейчас главное успокоиться, а то несолидно получится, как только оправдали — снова сесть за убийство двух трусливых идиотов, испугавшихся глянуть в глаза своему ебать какому злому демону, даже пожрать таскать наняли кого-то со стороны. Разве так дела делаются? Разве эти люди не пооткручивали Гидре всё что смогли, не прыгали за здорово живёшь под пули с весёлым гиканьем, не выходили под сотни телекамер, объясняя очередные свои косяки заботой о благе всего человечества? А они только и могут себе позволить смотреть, как он дрочит, высоко подкидывая бёдра с их именем на устах.
Стив обнаруживается на кухне, понурый и совершенно разбитый, бездумно смотрит в стену, помешивая давно остывший кофе. На шаги за спиной он вскидывается, резко разворачиваясь, и кривится, как от зубной боли, заметив маячащего за спиной Брока Роллинза.
— Так, Джек, спасибо, что проведал, до скорого, — Брок пожимает протянутую руку и, пройдя мимо застывшего Кэпа, наливает и себе кофейку, жадно втягивает аромат.
— Уходишь? — потерянно спрашивает Капитан.
— Где принцесса?
— На миссии. Брок, прошу, не трави душу. Просто ответь на вопрос.
— Какой ты скорый, — Рамлоу оскаливается. — Вот зачем всё вот это? Что это значит? Я знаю множество девиаций, но держать мужика, на которого стоит, взаперти и смотреть, как он дрочит, это что-то новое. И не могу сказать, что оно мне нравится.
Стив возмущённо подскакивает, но под насмешливым взглядом Брока сдувается, садится, понуро пустив плечи, бросая осторожные взгляды на шарящего по ящикам Рамлоу. Тот лишь зло усмехается, нашёл-таки початую пачку, явно Барнса, Кэп не может курить такую сладковатую бабскую дрянь, а вот самый опасный убийца за всю историю, практически легенда, которой пугают агентов всех организаций, очень запросто. Выбивает одну сигарету, прикуривает и с наслаждением затягивается, чувствуя, как дым прокатывается по гортани.
— Я думал, что ты уйдёшь.
— Во-первых, ты идиот, Роджерс, а во-вторых, хватит и того, что во-первых, — криво усмехается Брок. — У меня на вас стоит так, что чуть не дымится, а как представлю вас вместе, всё, выносите. А если ещё кормить нормально начнёте и к телу допустите… — он мечтательно закатывает глаза.
Скрипит стул, падает с грохотом. Роджерс оказывается рядом в считанные секунды, вжимаясь горячит телом, выжигая поцелуями на шее клейма.
— Роджерс, — зовёт Брок, разворачивая его к себе, сжимая подбородок пальцами. — Сейчас в постель жопой кверху, а остальное мы обсудим, когда принцесса вернётся. Понял? Тогда исполняй, Капитан.
Основные персонажи: Брок Рамлоу, Джеймс «Баки» Барнс (Зимний Солдат), Джек Роллинс (агент Гидры), Наташа Романофф (Черная Вдова), Стив Роджерс (Капитан Америка)
Пэйринг: Стив/Баки, Стив/Брок, намёк на Стив/Брок/Баки
Рейтинг: R
Жанры: Романтика, Флафф, Hurt/comfort, AU
Предупреждения: OOC, Нецензурная лексика
Размер: Мини, 9 страниц, 1 часть
Очерёдность:
- Брок любит свою работу - ficbook.net/readfic/5940564
- С претензией на вечность - ficbook.net/readfic/5951228
- То, что важнее всего - ficbook.net/readfic/5952344
- По семейным обстоятельствам - ficbook.net/readfic/5924047
Настойчивый солнечный луч всё лез в глаза, хотелось отвернуться, разозлившись на самого себя за вновь не задёрнутые шторы, но тело не слушалось, будто налитое свинцовой тяжестью, приклеенное к постели. Брок зажмурился. Что же произошло вчера такого, что сегодня настолько плохо? Снова надрался от безысходности с Роллинзом? Спаринговался со злости с Кэпом или Зимним? Ни тот, ни другой никогда не чувствовали меры, укатывая Рамлоу до состояния амёбы, и если Агент помогал подняться, добрести до дивана в углу тренировочного зала, то Роджерс окидывал тяжёлым нечитаемым взглядом, потом смотрел на свои ладони, кусая губы, и, резко развернувшись, скрывался в душевой, оставляя Броку возможность самому, кряхтя и проклиная суперсолдатскую выносливость, собираться в кучку, кое-как поднимаясь, и брести до аптечки. Но сегодня было по-другому — рядом не храпел громогласно Джек, побоявшийся идти в таком состоянии домой, не жужжала вентиляционная система Гидровской базы, не переругивались за стенкой бойцы СТРАЙКа, на кулаках решая, кто же пойдёт будить командира и первым получит за его ноющее всё. Где-то рядом мерно капала вода, попискивали приборы. А ещё взгляд, внимательно следящий, будто рентгеном, просвечивающий до костей, цепкий, уже знающий, что он не спит.
—Тебе вкололи морфий, — слишком хриплый голос Кэпа бьёт по нервам отбойным молотком. — Спи.
Брок силится разлепить веки, шевельнуть хоть пальцем, подняться и убраться как можно дальше от капитана, от ЩИТа, Гидры и этого чертового мира. Но тело отказывало, утягивая на дно.
Воспоминания просачивались в мозг по капле. Странный обречённый взгляд Зимнего, когда Рамлоу зачитывает изменения задания, накрепко вбивая в сознание Агента простые истины «не рваться в бой, не помогать, не искать его и, как только всё закончится, явиться к Капитану, когда тот будет один, а дальше по обстоятельствам, Солдат, я верю, что ты справишься». «Озарение», прикушенная изнутри щека, чтобы не срываться каждый раз, не хвататься за рацию, узнавая, жив ли, стоит чему-то взорваться. Бой с Уилсоном и отчаянная ненависть в глазах противника, свистящий шёпот, что-то там о предательстве, Брок не вслушивается, отсчитывая в голове секунды, потому что сейчас, вот в этот момент всё решалось. Тревожный треск стен, кровавая слюна на полу и горящая огнём грудина, пульсирующее плечо. Тихий, встревоженный голос Зимнего в рации. Сообщение о смерти Пирса. Облегчение и желание поздравить самого себя. Трискелион. Сигаретный дым. Грохот и темнота, помноженная на боль.
читать дальше
— Он не способен даже двинуться, зачем наручники! — Брок бы рассмеялся, если бы мог. Разозлённый Роджерс это, наверное, что-то с чем-то. Кто же так допёк Капитана, что он орёт прямо в палате, не сдерживая голоса, невзирая на шиканье толпящихся рядом докторов?
— Так надо, Кэп, это приказ сверху! — А-а, Уилсон, и здесь не обошлось без крылатого выскочки, слишком правильного, инициативного. Такого бы Брок ни за что не взял в отряд, отсеяв идеалиста ещё на первом смотре, а в ЩИТе, смотрите-ка, пришёлся к месту.
Темнота накрывает неожиданно, отсекая звуки, лишая возможности позлорадствовать и позубоскалить вволю. Но там легче, не думается, лишь смутные образы где-то не границе сознания и страх, не за себя. Что за себя бояться? Отжил своё, получил по-максимуму, даже идеальную задницу Роджерса полапать успел, жаль дальше не дошло. Вот за Солдата, да. Как он там? Выполнил ли приказ, не поплыли ли суперсолдатские мозги и не обманул ли Стив, хотя в этом сомневаться не приходилось, особенно если вспомнить больной взгляд и трясущиеся руки только лишь от одной фотографии, что же будет, стоит Зимнему оказаться где-то поблизости. Главное, чтобы Кэп сказал «он со мной», а на остальное плевать. Свой шанс на нормальную и относительно спокойную жизнь Брок похерил уже давно, когда впервые залип перед стеклом криокамеры, до боли, до кровавых полос на ладони сжимая пальцы, обещая самому себе: вытащит и даст возможность выбирать Агенту будущее самому.
В следующий раз он приходит в себя от боли, скручивающей мышцы, раскатывающей, а затем стягивающей в плотный узел, от скрипа собственных зубов и хриплого свистящего стона, от невозможности выгнуться, оторвать пылающую спину от постели, облегчить хоть немного своё состояние. И снова погружается в темноту, почти счастливо выдыхая, почувствовав на лбу прохладную бионическую руку.
И так по кругу. Нестерпимо горячий огонь пробегает по телу, вылизывает, вырывая из небытия, глодает кости, обугливая то, что, наверное, осталось от кожи, доделывая начатое, уничтожая последнее, что осталось ещё от Брока Рамлоу, а потом гребаный ангел поднимает его над землёй, что-то растерянно шепчет, гладит по лицу, едва касаясь бинтов, или устраивает тяжёлую прохладную ладонь на лбу и многозначительно молчит. А ещё ему не дают морфий, боясь сделать наркоманом, да и он мужик крепкий, должен выдержать, а нет — так невелика потеря, на предателей лекарства тратить, когда так много хороших ребят из-за него... Хорошо, что это не слышит его ангел, молчаливый или растерянно заботливый. Ангелам ни к чему знать, как больно, как страшно и отчаянно одиноко, и что бинты мокнут не от сукровицы, а от злых слёз, сдерживать которые нет уже больше никакой возможности.
— Ему не лучше, доктор, — Капитана явственно потряхивает. И Брок ощущает это обострившимися чувствами лучше, чем мог бы увидеть глазами.
— Лучше. С такими ранами выжить практически невозможно, но мистер Рамлоу цепляется за жизнь с яростью бойцового пса.
— Волка, — поправляет Стив, присаживаясь рядом, едва ощутимо касаясь забинтованной руки. — Он волк. И оставьте нас наедине.
Стоит с тихим шелестом закрыться двери, Роджерс тяжело выдыхает, пересаживается рядом, чуть касаясь бедром. Брок не видит его, но почему-то кажется, что Капитан смотрит в окно, раздумывая о чём-то, бездумно касается его плеча, проводит пальцами к запястью, не зная, как под бинтами кожа вспыхивает огнём, вгрызаясь в вены пылающей дорожкой, как Брок всё что и может — лишь прикусить до крови губу, потому что хоть и больно, но так не хочется терять то немногое, что ему теперь доступно.
— Знаешь, он ведь пришёл, — вдруг произносит Стив то, что Брок уже и не надеялся услышать. — Он меня не помнит, себя не помнит, только тебя. Спит днём, сидя у стены, вскидываясь на каждый шорох, а ночами сбегает. К тебе сюда приходит и сторожит. — Роджерс замолкает, проводит пальцем по скуле или, точнее, по тому, что от неё осталось. — Почему он так на тебе зациклен, почему я…
Брока приподнимает над землёй и с силой роняет обратно в темноту, и сколько бы он ни барахтался, не рвался к свету, чтобы дослушать до конца, тьма лишь сильнее обнимает, утягивая всё ниже.
— Командир, — шёпот на грани слышимости, холодная рука на лбу и мерная лекарственная капель.
В следующий раз Барнс приходит, когда Брок уже в сознании, или это ему удаётся бодрствовать, когда тонкая занавеска на окне чуть сдвигается в сторону, пропуская в палату ночного гостя.
— Здравствуй, командир.
Присаживается рядом, по привычке спиной к стене, чтобы видеть все пути отхода, если вдруг ночной медсестре что-то вдруг понадобится в палате предателя. Брок рассматривает его с жадностью голодающего, выхватывая взглядом изменения. Солдат уже не кажется таким потерянным, отчаянно худым и измождённым. Видимо, Кэп как-то умудрился поладить с ним, добившись выполнения нехитрых ежедневных манипуляций, таких как душ, еда и бритьё. Даже глаза и те изменились. Сейчас Агент смотрит выжидательно.
— Вижу, Солдат, ты приспосабливаешься быть живым, — усмехается Брок, впервые слыша свой голос за столько недель и где-то в душе удивляясь, почему он больше похож на воронье карканье, видимо, и гортань задета, или просто слишком много молчал, разучился.
— Я Джеймс Барнс, командир. Ты знаешь это, — смотрит не мигая, не отрывая взгляда.
— Знаю, Баки Барнс, заноза в заднице Капитана. Что привело тебя в обитель убогих?
— Я вспомнил, — шепчет Солдат, наклоняясь ниже, почти к самому лицу Брока, вглядываясь в едва видные в прорезях бинтов глаза. — Почти всё. И даже то, что хотел бы забыть. Но не тебя, тебя не хочу забывать. Ты спи, я буду здесь. Сыворотка на тебя почти не действует.
Глаза закрываются сами собой, хотя Брок силится сесть, рассмотреть как следует своего Солдата, запомнить его, выжечь в мозгу этот образ — свободный, с прямой спиной, широкими плечами, упрямо поджатыми губами и тревожной складкой между бровей. Он знает, что с Кэпом Барнсу будет лучше, с кем угодно, кроме самого Брока, но Кэп — он идеальный вариант, способный своей любовью дать крылья даже такому изломанному сучьей судьбой и уродами Гидры, как Агент. Хотя какой он Агент, сержант Баки Барнс.
На следующий день его переводят в другую палату, поменьше, с толстыми решётками на окнах, наручниками, плотно обхватывающими ноющие запястья, и парой бравых ребят за дверью. Кэп с Барнсом не приходят, и врачи больше не считают нужным скрывать презрение к никчёмному человеку, прожившему и так непозволительно долгую жизнь. Брок уже устал выбирать день для своей кончины, когда наконец Романов молчаливой тенью возникнет у больничной койки и отпустит все грехи командира СТРАЙКа одним удачным выстрелом. Но и тут обманули: лекарства, крововосстанавливающее, обезболивающее, регенеративное, антибиотики и ещё какая-то дрянь в неподписанных ампулах. Физиотерапия, от которой Брок воет, кроша зубы, но всё равно встаёт на ноги, поднимает руки, растирает бугрящееся шрамами лицо.
— Ебать я красавчик, — хмыкает он, когда впервые сам добирается до туалета и замирает, увидев себя в зеркале, долго рассматривает причудливую вязь бугрящихся рубцов, затянувших уродливой сеткой половину лица, искажая и без того не слишком приятные черты.
А ещё с обретённой подвижностью он обнаруживает, что если сесть на неудобный стул в углу палаты, куда ещё дотягивается толстый шнур от наручников, то прекрасно слышно, о чём переговариваются горе-сторожа. А в мире-то, оказывается, происходит много интересного. Ушедший от мстителей Старк, которому Капитан прилюдно двинул в морду, выбив несколько зубов, воскрешение Фьюри из небытия, суд над Барнсом и снова всех и вся пославший Роджерс, ввалившийся в зал во время слушания со словами, что они все могут идти нахрен и его Баки ни в чём не виноват. Всё же с символом нации тяжело спорить, тем более там «такая любовь, прошедшая через плен, пытки и десятилетия», что по-иному дело и не могло разрешиться. И что о нём, Рамлоу, никто и не думал забывать, а значит, вестница в чёрном скоро явится по его душу.
— Мистер Рамлоу, — неприятно улыбаясь и растягивая слова, Романов усаживается на стул, закинув одну возмутительно длинную ногу на другую, насмешливо хмыкает, замечая заинтересованный взгляд Брока. Роджерс с Барнсом, застывшие за её спиной, хмурятся, поджимают губы, но молчат.
— Мило до тошноты, — хрипит Брок, толком и не восстановивший голосовые связки. Не с кем общаться было в течении последних месяцев, а с самим собой — это уже попахивало шизофренией, а вот этого диагноза ему совсем не хотелось видеть. — Что привело честную компанию в логово главного монстра Гидры?
— А не слишком ли вы о себе высокого мнения, мистер Рамлоу? — если бы взглядом можно было убивать, Брок давно осыпался бы прахом прямо на казённое бельё. — У вас есть информация, у нас возможности.
— Неужто я единственный живой агент Гидры на вашем счету? — Романов кивает и тут же поджимает губы. — Ебать, я какой незаменимый. Красотка, я буду общаться только с капитаном, и только ему позволено вставлять мне по самые гланды, милая.
— Мама не учила вас не материться? — хмыкает Наташа, легко поднимаясь со стула. — Стив, если что — знай, я за дверью.
— Мама учила меня не материться при ней, — кричит Брок вдогонку и оборачивается к замершему Барнсу. — Солдат, закурить не будет?
Баки непроизвольно дёргается, вытягиваясь по стойке смирно.
— Здесь не курят, Рамлоу, — отчеканивает Капитан, занимая место Романов.
Брок хмыкает от столь официального обращения. Значит, и правда, будут ебать и наёбывать. Роджерс становился таким, когда выходил в свет с Фьюри, когда должен следить за каждым сказанным словом, когда в дело хорошей порцией примешано личное, но никто не должен об этом узнать. Брок откидывается на подушку, любуясь гневно поджатыми твёрдыми губами, хотя он помнил их сладостную мягкость.
— Ты ведь меня не отпустишь, Кэп? — зачем-то спрашивает он.
— Нет, Рамлоу, тут даже я не всесилен.
Банрс за его спиной вздрагивает, хмурится, тянется к Стиву, склоняется и что-то быстро шепчет на ухо.
— Тогда не обессудь, сказать мне вам, Капитан, нечего, — Брок пожимает плечами.
— Рамлоу, — с горечью протягивает Стив.
— Что? Ебать будешь? Могу встать и прогнуться!
— Ты же вроде не даёшь, или смотря сколько за это дают, — Роджерс кривится, будто разом половину лимона в рот пихнул, смотрит косо с прищуром.
— Пошёл ты, Роджерс, — сам не понимая, из-за чего, вдруг взрывается Брок, подскакивает и тут же со стоном валится на жёсткую койку. — В мозг я тебе давать не буду. Барнса я тебе подарил, а теперь крутись как хочешь, не маленький, литературу в интернете почитай, что ли, или ликбез и тут нужен? Только вряд ли сейчас расплатиться сможешь.
Брок говорит яростно, зло, хотя прекрасно видит, как каменеют плечи Солдата, как лицо заливает неестественная бледность, а бионическая рука с хрустом сминает спинку стула Стива. Говорит и не может успокоиться, слишком уж тяжело видеть их обоих и не иметь возможности хотя бы прикоснуться. Брок обругал бы сам себя за сентиментальность, за отчаянную тягу и невозможность вовремя закрыть рот, но никак не может прекратить скалиться, растягивая перекошенные губы.
— Какой же ты мудак, Рамлоу, — выплевывает Баки, выходя из палаты и напоследок громко хлопая дверью.
— Правильно, принцесса, запомни это хорошенько, я мудак, — напрягая голос, кричит Брок, зная: слушает, прижавшись спиной к двери, каждое слово ловит, поэтому Рамлоу понижает голос практически до шёпота. — А вот теперь, Роджерс, поговорим без свидетелей. Я многое знаю, ещё о большем догадываюсь. Гидра — не та организация, из которой можно уйти на заслуженную пенсию, так что ксероксом я пользуюсь как ебаный бог.
— Язык, Рамлоу, — привычно поправляет Стив. — И что ты за это хочешь? Свободу?
— Да всралась она мне. Где мои парни?
— СТРАЙК? Под арестом. Все, — пожимает плечами Роджерс и откидывается на спинку, явно забыв о вспыльчивом характере своего Баки и напрочь испорченном стуле, ругается вполголоса, выравниваясь.
— Идиоты, — Брок трёт левую половину лица, с каким-то усталым безразличием замечая, что вроде рубцы стали как-то поменьше, не так сильно выделяются. Давно он в зеркало не смотрел. Такой рожей только детей пугать, чего рассматривать-то. А может, просто попривык, смирился. — И где они прокололись? Где я налажал с инструкциями, Кэп?
— Нигде. Ты хороший командир, слишком хороший, — Роджерс усмехается. — Их взяли только сегодня, практически у дверей твоей палаты. Побег тебе готовили, все скопом. И если бы Баки на все сто не был уверен, что тебе рано выписываться, у них всё бы получилось, правда, не без его непосредственной помощи.
Брок кусает губы, боясь сболтнуть ещё больше, чем уже наговорил. Всё же он и правда чрезмерно везуч и умеет правильно выбирать людей. Это же надо, явиться в госпиталь ЩИТа, пройти все кордоны ради него одного. В груди противно ноет. Чем он заслужил такое?
— Так что ты хочешь за информацию, Брок? — Роджерс наклоняется вперёд, нависает сверху, тянет его имя, и у Рамлоу тяжелеет в паху. Можно чуть приподняться на локтях, лизнуть пухлые искусанные губы, оттянуть ворот простой футболки, чтобы лучше рассмотреть чужие собственнические метки и самому пометить, заклеймить, чтобы больше никто кроме него, кроме них не смел даже думать. Но Брок смотрит в глаза, надеясь, что в них только холодный расчёт.
— Свободу для своих ребят. Они наёмники, и вся ответственность только на мне. Ещё… — Брок медлит, отворачивается к окну. — Хорошо заботься о Барнсе. Он любит очень сладкий кофе, вообще всё сладкое, как маленький. Он мёрзнет сильно, не позволяй носиться полуголым, ты потом с его соплями намучаешься. Вот скажи, он шатается по дому без цели и выглядит щенком бездомным? — Стив хмурится озадаченно и кивает. Брок смеётся про себя. Ещё бы, откуда он из больницы узнал о странных заскоках Барнса. — Выдели ему комнату игровую и не спрашивай, что там и как. Солдат натащит туда всякий хлам оружейный и успокоится. У всех должно быть только его место. На базе Гидры таким местом был мой шкафчик. Не отдавай Барнса никому и… позволь мне самому выбрать вид казни. Не хочу быть клоуном хотя бы под конец. Обойдёмся инъекцией в камере, без камер, трансляций и салютов по поводу кончины злодея. Потом отпразднуете. Сил нет видеть ваши довольные рожи.
— Договорились, — шепчет Стив, склонившись ниже, прижимается губами к губам Брока, целует поспешно, жарко, не давая себе передумать, оглаживая пальцами изуродованную щёку, спускаясь по шее к плечу, сжимая его и со стоном отстраняясь. — Всё будет так, как ты просишь. Только для начала поправься, — и выходит, оставив в душе боль, раскалённой иглой раздирающей совсем другие шрамы, и недоумение.
В тот же день Брок расписывает, что и где у него хранится, все данные, папки с делами, карты с пометками, паролями, координатами, схронами, конспиративными квартирами, имена, должности в ЩИТе. Романов лишь удивлённо и недоверчиво вскидывает брови, поглядывая из-за плеча, что-то помечает в своём планшете, но с комментариями не лезет.
— Может, у вас, мистер Рамлоу, есть информация и по операциям в Европе, — ласково улыбается Романов, готовая пустить в ход всё своё паучье очарование. Но Брок слишком хорошо её знает и даже слегка побаивается, но только если самую малость, чтобы вестись на всю эту чушь.
— Смотря что красавица сможет предложить взамен, — он оглаживает ладонью затянутое в чёрную кожу брюк стройное бедро Вдовы.
— М-м, — протягивает та, осклабившись. — Например, я не расскажу дежурящему за дверью Барнсу, что ты меня лапал? — и снова расплывается в благодушной улыбке.
Брока выписывают наконец только через три с половиной месяца. Ну, как выписывают, лишь сменяют одну камеру другой, пусть и намного более комфортабельной, с большими стрельчатыми окнами, высокими потолками, большой, невозможно мягкой кроватью, телевизором и даже небольшим баром в углу. Но предпоследний этаж не даёт возможности даже подумать о побеге, да и куда деться тому, кого все полицейские и представители спецслужб знают в лицо. Два раза в день неразговорчивый агент ЩИТа вкатывает тележку с едой и удаляется под тяжелым взглядом узника. Брок первое время думал отказаться от еды, пока ему всё не объяснят, а потом махнул рукой, вытянулся на диване и щёлкнул пультом телевизора.
В один из таких дней его навещает Роллинз. Джек первое время мнётся у порога, странно отводит глаза и не переставая извиняется непонятно за что. Брок хмыкает и салютует ему бутылкой, предлагая или выпить вместе по старой дружбе, или валить и не мозолить глаза покаянной физиономией.
— Как ты, командир?
— Живу, жизни радуюсь, — Брок кивает на батарею бутылок у окна. — Раньше бы назвал всё это алкоголизмом, а сейчас не берёт, сколько ни вливаю. — Он замахивается бутылкой, хочет кинуть, но передумывает, ставит у ног, откидывается на спину дивана, слепо уставившись в потолок. — Как остальные?
— Ребят в ЩИТ позвали с сохранением зарплат и званий, — Роллинз достаёт пачку сигарет, оглядываясь в поисках пепельницы. — Командира пока не назначили. Я их гоняю.
— Ты? — усмехается Брок. — По праву самого симпатичного?
— Да пошёл бы, командир.
— Ты мне лучше скажи, за каким хером вы в госпиталь попёрлись, понятно, что там охраны как собак нерезаных, ещё эти суперы толпой ходят. Ваши бандитские рожи давно примелькались. На что вы надеялись? — Джек молчит, машет рукой, но по ссутуленной спине понятно: злится, из последних сил сдерживаясь, чтобы не наговорить лишнего, не высказать бывшему командиру, какой он идиот. Да Брок и сам знает все ответы, но со старым другом даже вот так молча посидеть в радость. Всё не в одиночестве пить, бросаясь на стены. Рамлоу прекрасно знает о камерах, прослушивающих устройствах, нашёл всё слепые зоны и закутки, куда можно спрятаться в крайнем случае, узнал режим работы всех окрестных служб, всё, что видно было из окна его маленькой крепости, но так до конца и не понял, для чего всё это, почему не проще выполнить просьбу, закончить жизнь того, кому она в тягость. Всё равно ничего нового и полезного он сказать больше не может, или кто-то там наверху не верит этому и ждёт, что агент Гидры продолжит торговаться за свою никчёмную жизнь. Вот только Рамлоу это всё давно осточертело, он несколько раз натыкается на репортажи о Мстителях, жадно припадает к экрану, всматриваясь в усталое, отрешённое лицо Кэпа, с замиранием в груди ловит хотя бы намёк улыбки на губах Барнса, а потом, костеря себя последними словами, отчаянно дрочит, раскинувшись на огромной кровати прямо перед камерами. Пусть, ублюдки, видят, что он ещё не совсем отчаялся.
— Долго ты тут сидеть будешь?
— Не понял? — Брок подбирается, недобро глянув на дверь, которую и не проверял никогда, здраво рассудив, что она заперта.
— Тебя оправдали ещё тогда, в госпитале. Роджерс на славу потрудился, прикрывая задницу всем нам. Они с Агентом по всем базам прошлись, подчистили концы. У тебя сейчас личное дело образцово-показательного военного, не придерёшься. Ты же в их доме уже сколько? Вторую неделю? Может, хватит морозиться? — Джек примирительно поднимает руки, заметив как дернулся командир. — С тех пор, как ты здесь, Кэп ходит как в воду опущенный, Агент дрючит нас так, будто это мы изображаем из себя тут непонятно кого. Ты меня, конечно, извини, командир, но реши уже что-нибудь со своими мужиками. Всё нам полегче будет.
В груди громко бухает сердце. Брок дёргает себя за волосы, боясь проснуться на больничной койке перевязанным по самые брови. Ведь быть не могло того, что сейчас задвигал Джек. Зачем он нужен этим суперским мужикам, у него с ними и не было ничего толком. Ну потискались с Роджерсом, ну странная болезненная потребность в нём у Барнса, которая должна была сойти на нет, раз уж он перестал таскаться к нему в госпиталь как на работу.
— Командир?
— Погоди, Роллинз. Сейчас я выдохну, сосчитаю до десяти, выпью кофе, успокоюсь… и убью одну рефлексирующую тварь!
Брок тяжело поднимается, зло глядит на дверь. Сейчас главное успокоиться, а то несолидно получится, как только оправдали — снова сесть за убийство двух трусливых идиотов, испугавшихся глянуть в глаза своему ебать какому злому демону, даже пожрать таскать наняли кого-то со стороны. Разве так дела делаются? Разве эти люди не пооткручивали Гидре всё что смогли, не прыгали за здорово живёшь под пули с весёлым гиканьем, не выходили под сотни телекамер, объясняя очередные свои косяки заботой о благе всего человечества? А они только и могут себе позволить смотреть, как он дрочит, высоко подкидывая бёдра с их именем на устах.
Стив обнаруживается на кухне, понурый и совершенно разбитый, бездумно смотрит в стену, помешивая давно остывший кофе. На шаги за спиной он вскидывается, резко разворачиваясь, и кривится, как от зубной боли, заметив маячащего за спиной Брока Роллинза.
— Так, Джек, спасибо, что проведал, до скорого, — Брок пожимает протянутую руку и, пройдя мимо застывшего Кэпа, наливает и себе кофейку, жадно втягивает аромат.
— Уходишь? — потерянно спрашивает Капитан.
— Где принцесса?
— На миссии. Брок, прошу, не трави душу. Просто ответь на вопрос.
— Какой ты скорый, — Рамлоу оскаливается. — Вот зачем всё вот это? Что это значит? Я знаю множество девиаций, но держать мужика, на которого стоит, взаперти и смотреть, как он дрочит, это что-то новое. И не могу сказать, что оно мне нравится.
Стив возмущённо подскакивает, но под насмешливым взглядом Брока сдувается, садится, понуро пустив плечи, бросая осторожные взгляды на шарящего по ящикам Рамлоу. Тот лишь зло усмехается, нашёл-таки початую пачку, явно Барнса, Кэп не может курить такую сладковатую бабскую дрянь, а вот самый опасный убийца за всю историю, практически легенда, которой пугают агентов всех организаций, очень запросто. Выбивает одну сигарету, прикуривает и с наслаждением затягивается, чувствуя, как дым прокатывается по гортани.
— Я думал, что ты уйдёшь.
— Во-первых, ты идиот, Роджерс, а во-вторых, хватит и того, что во-первых, — криво усмехается Брок. — У меня на вас стоит так, что чуть не дымится, а как представлю вас вместе, всё, выносите. А если ещё кормить нормально начнёте и к телу допустите… — он мечтательно закатывает глаза.
Скрипит стул, падает с грохотом. Роджерс оказывается рядом в считанные секунды, вжимаясь горячит телом, выжигая поцелуями на шее клейма.
— Роджерс, — зовёт Брок, разворачивая его к себе, сжимая подбородок пальцами. — Сейчас в постель жопой кверху, а остальное мы обсудим, когда принцесса вернётся. Понял? Тогда исполняй, Капитан.
@музыка: Мельница ["Химера", 2016] – Колесо
@темы: марвел, Роджерс, недотворчество, Баки, полиамория, Рамлоу, Стив/Брок/Баки, au
-
-
14.09.2017 в 18:42-
-
14.09.2017 в 19:28