«Ебись оно всё конем!!!»
Соулмейт-сказка о безграничности любви.
Медвежуть
Часть 1
Баки и рад был бы сбежать, укрыться от злых глаз, жестоких слов тех, кто ещё недавно улыбался на их со Стивом свадьбе и пил за счастье молодых. Хотя, если быть совсем честным, он прекрасно понимал односельчан. Зачем им трёхлапый приблудный оборотень, который и прокормить себя не сможет? Кому интересно смотреть, как он загибается от тоски по супругу и голода?
Камень, свистнув у самого уха, пролетел мимо. Баки оскалился, утробно зарычал, чувствуя, как волосы на загривке встают дыбом.
Надо было уходить ещё ночью, пока большинство медведей спало, но Баки никак не мог покинуть их со Стивом дом. Не мог себя заставить уйти, оставив за спиной несколько счастливых месяцев, за которые смог отогреться, принять своё увечье, научиться худо-бедно обходиться и одной рукой по хозяйству. Понятное дело, что кот с тремя лапами — тот ещё охотник, особенно на клановых медвежьих землях, где зверьё пуганное, зато дом весь на себе держал на радость Стиву, не привыкшему к уюту.
читать дальшеБаки ощерился, чувствуя, как меняется челюсть, удлиняются клыки, зарокотал грозно.
С тех пор как Стив ушёл на охоту и пропал, прошла неделя. Медведи своих никогда не бросали, искать его ходили чуть ли не всей деревней, весь лес облазали. Даже к соседним кланам обращались — тишина, как в воду канул. Следов-то много, но толком ничего не понятно, что произошло и куда смогли уволочь самого сильного воина клана.
Если бы Баки был бы одним из них, медведем, пусть и калекой, о нём бы позаботились, взяли бы в семью младшим родственником, доверили бы смотреть за малышнёй, дом, может, вести. Но приблудный, да ещё и кот, никому не был нужен. Стива тоже за глаза осуждали, не принимая его выбор, но спорить в открытую никто не решился, а сейчас — заступиться некому.
— Проваливай, — крикнула Картер, запустив в Баки репой. — И не рычи тут! В деревне оборачиваться запрещено, на вилы поднимем! Проваливай, нет тут тебе больше места.
Баки прижал к груди котомку с теми немногими вещами, что ему разрешили забрать из их дома, мол, уходи в чем пришёл. Злиться не получалось, лишь только холодная усталая горечь и невыплаканные по Стиву слёзы душили, не давали ответить, высказать, всё, что он думал о добродушных на первый взгляд соседях. Баки до последнего надеялся, что всё обойдётся, и Стив только лишь заплутал, угодил в болото, сошёл с тропы на ничейных незнакомых землях и вот-вот должен вернуться, но чуда не случилось. Его и так не сразу погнали.
Пропитанный водой тающий снег расползался под ногами. Репа шмякнулась в эту грязь. Брок подхватил ее, обтер о полу кожуха, сунул в карман и поудобнее перехватил топор. Подошел к Баки, плечом отодвинул его за спину и рявкнул на всю небольшую деревню оборотней:
— Слушай сюда, шерстолапые! Баки идет со мной! И будет жить у меня, пока не вернется Стив, которого вы всей толпой проебали. А кому это поперек жопы, пусть ко мне в кузницу рыло не показывает — отсеку! Все поняли?
Баки вздрогнул, оглядывая широкую спину. Вот уж от кого он не ожидал помощи, так от единственного на всю деревню человека — кузнеца, жившего в добротном бревенчатом доме на отшибе. Местные его побаивались, поговаривали, что он знается с нечистым, но Стив часто наведывался в кузню, заказы приносил и возвращался всегда, воняя горячим железом, брагой, настоянной на травах и почему-то ароматным хлебом.
Утробно заворчав, Баки отступил на пару шагов. Он готов скорее был сгинуть в болотах, замёрзнуть насмерть в лесу, чем пойти с человеком. Именно люди, поймав диковинного в их краях зверя, посадили Баки в клетку, выставив на главной городской площади на всеобщее обозрение, приковав для верности.
То, что неуёмное любопытство может выйти ему боком, Баки предупреждала ещё матушка, запрещая выходить одному за пределы деревни и уж тем более соваться весной в период таяния снега на горные тропы. Под один из обвалов и угодил несмышлёный котёнок Баки Барнс, решивший полакомиться яйцами горных птиц и не рассчитав силы.
Деревня отозвалась дружным недовольным ворчанием. Картер, молодая медведица, которая так и эдак обхаживала Стива, и больше всех возмущавшаяся тем, что он связался с Баки, громко рыкнула. Ей-то Баки и был больше всего обязан плохой репутацией в деревне. Картер никак не могла простить ему того, что Стив выбрал не ее.
Брок придержал Баки за плечо.
— Не ершись, — негромко сказал он. — Стив же себе не простит, если ты сгинешь.
Имя супруга с самого первого дня действовало на Баки лучше настойки кошачьего корня, сразу хотелось горделиво распушить хвост, показывая себя во всей красе, прогнуть спину, заурчать призывно, но пришлось себя одёрнуть, сильнее прижать котомку к груди и согласно кивнуть. С кузнецом и правда никто связываться не станет, и у него можно будет переждать весеннее половодье, пересидеть до летнего тепла и уже там попытаться вернуться к своим.
Баки чувствовал спиной негодующие злые взгляды, чутким слухом улавливал шепотки, пересказывающие их со Стивом житьё бытьё, лживые наговоры, но сделать ничего не мог, не был он одним из племени, не успели они ещё дойти до храма Богини и до конца стать семьёй, только перед соседями раскланялись да стол накрыли, призывая их стать свидетелями своей любви.
Брок окинул деревню взглядом и развернулся, легонько подталкивая Баки в спину. Под ногами чавкала слякоть, звенела капель, воздух был сырым и тяжелым.
Кузница стояла далеко за околицей, над не замерзавшим даже в самые сильные морозы ручьем, бодро журчавшим на покрытых зеленым налетом камнях. Дорожка к дому была выложена плотно пригнанными друг к другу плитками сланца и расчищена от снега. Сама кузница — приземистое широкое темное строение — ютилась справа от дома.
— Заходи, — Брок распахнул тяжелую дубовую дверь с коваными петлями и засовами. — Идем комнату покажу. Растоплю печь и поедим. Баню сегодня топить будем?
Баки взглянул из-под чёлки и кивнул.
В доме кузнеца было чисто, в сенях под потолком сушились пучки ароматных целебных трав, по крайней мере половину Баки точно мог опознать, остальные были не знакомы, но кто знает, что и как творилось в кузнице. Баки обошёл весь дом, пока хозяин занимался растопкой бани и носил воду, сунул нос за каждую дверь, но так и не смог сам себя уговорить доверять человеку. Люди всегда боялись тех, кто их сильнее, кто обладает магией, знаниями или просто не похож на них. Сколько веков маложивущие истребляли оборотней, считая их отродьями нечистого.
Баки не застал те времена, только дед ещё помнил что-то о гонениях, ловчих ямах, отравленных, укрытых магией капканах, о том, как сжигались целые деревни. С тех пор кланы оборотней ушли в леса, выше в горы и старались никак не пересекаться с людским племенем, но время шло, и нравы стали меняться. Бывало, если в большом городе внимательно присмотреться, то можно было уловить инаковость мимо проходящей девушки, слишком плавные движения бедер, раскосые желтые или голубые, как купорос, глаза, невероятную силу широкоплечего добряка соседа, готового последнюю рубаху с себя снять. Но никто, понятное дело, не кричал о своём происхождении на каждом углу, стараясь делить эту тайну только с тем, кому доверяли. Вот только Баки убедился на своём опыте — людям доверять нельзя.
Когда он, обессиленный голодом и болью, перекинулся человеком, его не выпустили из клетки, не сняли чересчур сильно перетянувший руку железный обруч, а только задрали повыше цену за просмотр такой диковинки, как оборотень.
Баки не верил Броку ни на грош, не хотел верить. Человек никогда ничего не делает просто так, без умыслу, а значит, стоит Баки отвлечься — и кузнец покажет себя во всей красе. Вот только что можно взять с оборотня-калеки без роду и племени, без поддержки родни и клана? Баки поёжился, прижал уродливую культю к груди.
Пока нервный кот шарился по дому, заглядывая в каждый угол, Брок заново растопил печь и сунул греться мясо и кашу, завел баню и позвал Баки есть.
— Иди садись, — сказал он.
У него неприятно зудела спина между лопатками. Хорошая мысль — баня.
Барнс нравится Броку с самого начала. Красивый кот, красивый парень, а что калека — это и поправить можно. Дорого встанет, конечно, но Брок не привык отступать.
Дикий, конечно, но можно понять. Сначала покалечили, потом Стив пропал, и медвежуть эта сволочная… Брок настолько терпеть не мог Картер, что она не решалась к нему зайти, даже когда было очень надо. Присылала соседей — то ножницы наточить, то косу перековать, то грабли купить.
Брока устраивало жить в одиночестве на отшибе. На что уж медведи были одиночками, но Брок был одиночкой из одиночек. Не ужился с людьми, и даже от оборотней держался поодаль.
Когда он узнал, что медведи решили выгнать кота-приблуду, подорвался в деревню сразу. Пропадет ведь, без лапы-то. Да и сволочизмом это было — вот так выставить того, кому и так нигде места нет. Это все Картер, мерзавка.
Ничего, Брок еще придумает, как с ней разобраться.
Баки ел и старался не коситься на хозяина, очень старался, из последних сил. Казалось, что уши сами собой удлиняются, ловят каждый шорох, каждое движение, вздох. С кузнецом было странно спокойно, не возникало желания сбежать, затаиться на печке, и Баки, привыкший доверять своим ощущениям, терялся, замирал на месте, то не донеся ложку с кашей до рта, а то и вовсе забывая дышать. И пахло от Брока правильно, не так, как от тех, кто приходил насладиться его мучениями, да и в самом доме было на удивление хорошо и уютно, хотя было понятно — кузнец жил один и, по ходившим по селу слухам, гостей не особо жаловал. Вот только Баки ли верить слухам. Ему самому перемывали косточки в каждом дворе. Он, правда, так и не понял, чем успел провиниться перед медведями. Он не был единственным «другим». В доме старого одноглазого барибала Фьюри жила юркая остроглазая лисица. Стив ещё рассказывал о паре пернатых, живших у странноватого травника, но Баки тогда почти не слушал, наслаждаясь близостью своего медведища.
— Спасибо, — тихо поблагодарил Баки, когда чуть ли не вылизал большое блюдо.
Баки сыто жмурился, слизывая ароматный мясной сок с пальцев. Давно он так вкусно не ел, перебиваясь последнюю неделю остатками солений из погреба Стива и какими-то корешками. И сейчас чувствовал себя почти счастливым, если бы не горела кожа между лопаток. Так уже бывало, но Баки сколько ни силился, не мог вспомнить, с чем таким важным связано это ощущение.
Брок убрал грязную посуду, распахнул окно, набил и закурил трубку, набитую дорогим покупным табаком. Он специально дымил в окно, чтобы не тревожить чуткий нюх оборотня.
— Я эту ебаную дуру Картер в овраге прикопаю, — пообещал он Баки. — Вот увидишь. Тварь линялая.
Баки повёл носом и звонко чихнул, отсев подальше.
Странное иррациональное желание забраться к человеку на колени — оглушало, выбивало из головы всю решимость и желание держаться в стороне. Но Барнсы своего решения не меняют. Он не собирался доверяться человеку и не станет этого делать.
Баки вскинул подбородок, исподволь косясь на Брока. Если бы он не знал, что кузнец человек, да и не пойдет ни один оборотень в кузнецы, не станет с духами заигрывать, то готов был бы с кем угодно спорить, что перед ним кто-то волчьей породы. Слишком хищный взгляд был у внимательных жёлтых глаз, злым и острозубым оскал.
— Почему Картер? — не мог не спросить Баки.
— Это она тебя из деревни выжила, — оскалился Брок. — Два года Стива обхаживала, а когда он с тобой пришел, вообще взбесилась. Стив пропал, так она в каждый дом зашла и гадостей про тебя наговорила, тварь. Ничего, и ей отольется.
Он докурил трубку и выбил ее за окно. Поковырялся шильцем в чашечке, продул и убрал на полку.
— В баню пошли, — предложил он. — Поскребешь мне спину, зудит что-то.
Баки замер в сенях, когда на нём осталась лишь одна нижняя рубаха длиной до середины бедра. Он никогда не стеснялся своего тела, не было в оборотнях предубеждения перед наготой, но рука… Баки не раздевался даже рядом со Стивом, даже в баню один просился, чтобы супруг не видел едва поджившее уродство.
— Можно, я позже пойду? — глухо попросил Баки, забравшись на широкую лавку и поджав под себя ноги.
— Малыш, — мягко и хрипловато произнес Брок. — Мне тебе еще лапу ковать. Не стыдись. Стыдно пусть тому будет, кто тебя без лапы оставил, и тому, кто из дому выгнал. Пойдем. Ототрешь мне спину. Веником похлещешь. Зудит — мочи нет.
Тяжело вздохнув, Баки поднялся, сверкнув в полутьме глазами.
— Я уже взрослый, — ощерился, демонстрируя острые зубы, стянул через голову рубаху и, передёрнувшись от прокатившейся вдоль позвоночника волны прохладного воздуха, открыл дверь в помывочную.
Дохнуло жаром и запахом загодя замоченых дубовых веников. Баки юркнул на дальнюю полку и затаился. Одно дело — щеголять голышом перед старшими родичами, а совсем другое — человек. Мало ли, что у кузнеца на уме.
Брок окатился горячей водой, намылился лыковой мочалкой с ног до головы, превратившись в оплывающего пенного снеговика, и повернулся спиной к Баки.
— Потри спину, — попросил он. — Да и сам помойся. Где не сладится — помогу. Ты красивый, нечего тебе прятаться.
Баки дёрнул подбородком. Он прекрасно знал, какой он, и сам не раз смотрелся в зеркало, и когда ещё был полноценным, все девицы, вошедшие в пору сватовства бегали к его дому, в окна заглядывали да венки обручальные зазывали плести. Но с такой рукой из него не выйдет ни охотника, ни толкового помощника по хозяйству. Красота — она не в лице, говаривала матушка, она в сильном и здоровом теле.
А вот Брок был хорош во всём, и Баки не мог этого не признавать. Сколько он ни старался найти в человеке видимую любому оборотню в маложивущих гнильцу, ничего такого разглядеть не получалось.
Забрав из его рук мочалку, Баки подошёл со спины и, сам не зная, почему так реагирует, мстительно, со всех своих сил принялся тереть намыленную спину, ожидая, когда же человек попросит пощады.
Мыльные хлопья были везде: лезли в лицо, весело щекотали нос, оседали у ног огромными пушистыми белыми сугробами, вкусно пахнущими какими-то совсем летними цветами. Баки ловил лёгкие мыльные пузырьки, лопал их пальцем, задорно сверкая глазами.
— Сильней давай, — потребовал Брок. — Ты же можешь!
Ему было хорошо. Обычно он мылся один, и жесткая мочалка в собственных руках не терла как следует, а гладила спину. Ладно, да не то.
С Барнсом было спокойно. Едва перешагнув порог дома Брока, он сразу стал ощущаться уместным. Будто всегда тут жил. Будто свой здоровенный дом Брок выстроил с расчетом на этого яркоглазого плавного кота. И зуд между лопатками от его прикосновений перетекал в сладость, похожую на сладость натруженных мыщц, и все же другую.
— Веником отходишь? — спросил Брок, окатившись прохладной водой и укладываясь на лавку. — Вон тот, мохнатый.
Фыркнув себе под нос, Баки отложил мочалку. Выдержал значит, ну ничего, веником-то он горазд махать, даже отец сбегал, приговаривая, что лучше бы в голове что было, может, тогда и дури бы поубавилось.
Взвесив в руках тяжёлый, дубовый с колючими ветками можжевельника веник, Баки подошёл к лавке, примерился и замер. На широкой, слишком загорелой для раннего весеннего солнышка спине красовались два отпечатка: большие медвежья и кошачья лапы, один рядом с другим.
Баки стало дурно. Быть такого не могло. Встретить свою пару считалось огромной удачей. Богиня редко одаривала своих детей идеальными партнёрами, можно было всю жизнь промаяться, ожидая, все земли исходить, но так и не встретиться с наречённым, а тут — человек.
Сглотнув вязкую слюну, Баки приложил ладонь к метке.
Брок выгнулся с блаженным стоном, так ему стало хорошо.
— Котик, да у тебя волшебная лапа, — выдохнул он. — Давай, отходи меня как следует, чтобы спину ломило.
Брок расслабился на широкой лавке, уронил голову на руки. Ему было хорошо как никогда, он и сам не знал, отчего. От распаренного, еще не вымывшегося Баки пахло терпко, мускусно, маняще. Вот же повезло Стиву.
Баки вело, хотелось взобраться на лавку, усесться сверху на крепкие бёдра, огладить спину, пройтись когтями вдоль позвоночника, потереться мордой, оставляя на человеке свой запах, заклеймить. Утробно мурлыкнув, Баки подался было вперёд, но взглянул на обрубок левой руки и отшатнулся, чуть не роняя веник. Он калека, зачем кузнецу такая напасть, да и Стив, как он мог так легко забыть о Стиве?
Веник взлетал и опускался на спину покряхтывающего Брока. Баки не мог думать, не хотел анализировать. Мать-природа посмеялась над своим чадом, даровав то, чего он не желал. И пусть с Броком он не чувствовал себя чужим, пусть с ним было так же правильно и тепло, как и со Стивом, но, возможно, он просто ошибка, и какой-то другой кот приметил себе кузнеца из медвежьей деревни и так случайно совпало? Да и к тому же ещё и медведь. Баки не знал, сочувствовать или радоваться привалившему человеку счастью. Вот только, если у него двое наречённых, почему Брок настолько оглушительно одинок?
После веника Брок некоторое время полежал, отходя, пока Баки кое-как отмывался. Потом встал, забрал у Баки мочалку и принялся мыть его — правую руку и плечо, бок, спину, длинные волосы. Заметил между лопаток отпечаток медвежьей лапы и чуть повыше — человеческой руки и, не думая, приложил свою пятерню. Совпало один в один.
А Баки длинно, басовито мяукнул, прогнулся в спине, подставляясь, громко утробно заурчал, завибрировал горлом. Странное, незнакомое удовольствие окатило с ног до головы, сладкой волной утягивая сознание в какое-то зыбкое манящее неизвестностью марево.
Ноги подкосились, и стоило ладони Брока оторваться от спины Баки, как тот будто бы прозрел, вновь обретая способности мыслить. Развернувшись на пятках, он чуть пригнулся, глянул растерянно и немного зло и зашипел.
— Да ты мой, — удивленно сказал Брок. — И стивов, вон его лапа. — Помолчал и добавил: — А я, стало быть, твой?
Триады выбранных Богиней были еще большей редкостью, чем пары. Брок мало об этом знал. Обделенный с рождения, он и в этом считал себя обделенным. Но знал, у кого спросить. А еще он точно знал, что сходиться вдвоем, если ты часть триады — неуважение к Богине, за которое она карает жестоко. И оказаться «недом» может выйти не самым худшим вариантом.
— Что там у меня на спине? — спросил он.
— Лапы, — хмуро ответил Баки, подходя к бадье с чистой водой.
У него никак в голове не укладывалось, что он действительно мог быть чьим-то, мог быть намечтанным и желанным. Кое-как подхватив одной рукой тяжёлый ковшик с чистой прохладной водой, Баки окатил себя с ног до головы, фыркнул от попавшей в нос воды и шмыгнул в холодную, где завернулся в чистый отрез ткани. Смотреть в глаза Броку ему было стыдно.
Брок вышел за ним.
— Медвежья и кошачья, да? — спросил он. — Слушай, это… пока не вернулся Стив, это вроде пожелания, понимаешь? Я не собираюсь на тебя набрасываться. Права не имею. Богиня не простит. Я рад, что это ты, ты мне нравишься, ты хороший кот. А лапу тебе я сделаю, вот увидишь. Попробуем пока просто притереться друг к другу, ладно, котик? Просто у тебя есть дом, просто ты рядом. Мне сейчас и не надо больше.
— Почему раньше к Стиву не пошёл? — спросил Баки, утянув со стола кружку с молоком, отпил немного, слизнув с верхней губы молочные усы. — И что если… если он не вернётся?
— Ну я-то свою спину не вижу, — резонно заметил Брок, начиная одеваться, — а обнажаться мне не перед кем. Если не вернется, пойдем искать. Не мог такой огромный медведь просто сгинуть. Достался бы охотникам — они бы шкуру сняли и тушу кинули. Оборотни друг друга в плен не берут. Так что он или людям попался, и взяли его живьем, или лесовой его закружил. Я духов спрашивал, да только они ничего толком не сказали. Ты не грусти. Сделаю тебе руку, и пойдем его искать. Меня духи любят, они помогут.
Медвежуть
Часть 1
Баки и рад был бы сбежать, укрыться от злых глаз, жестоких слов тех, кто ещё недавно улыбался на их со Стивом свадьбе и пил за счастье молодых. Хотя, если быть совсем честным, он прекрасно понимал односельчан. Зачем им трёхлапый приблудный оборотень, который и прокормить себя не сможет? Кому интересно смотреть, как он загибается от тоски по супругу и голода?
Камень, свистнув у самого уха, пролетел мимо. Баки оскалился, утробно зарычал, чувствуя, как волосы на загривке встают дыбом.
Надо было уходить ещё ночью, пока большинство медведей спало, но Баки никак не мог покинуть их со Стивом дом. Не мог себя заставить уйти, оставив за спиной несколько счастливых месяцев, за которые смог отогреться, принять своё увечье, научиться худо-бедно обходиться и одной рукой по хозяйству. Понятное дело, что кот с тремя лапами — тот ещё охотник, особенно на клановых медвежьих землях, где зверьё пуганное, зато дом весь на себе держал на радость Стиву, не привыкшему к уюту.
читать дальшеБаки ощерился, чувствуя, как меняется челюсть, удлиняются клыки, зарокотал грозно.
С тех пор как Стив ушёл на охоту и пропал, прошла неделя. Медведи своих никогда не бросали, искать его ходили чуть ли не всей деревней, весь лес облазали. Даже к соседним кланам обращались — тишина, как в воду канул. Следов-то много, но толком ничего не понятно, что произошло и куда смогли уволочь самого сильного воина клана.
Если бы Баки был бы одним из них, медведем, пусть и калекой, о нём бы позаботились, взяли бы в семью младшим родственником, доверили бы смотреть за малышнёй, дом, может, вести. Но приблудный, да ещё и кот, никому не был нужен. Стива тоже за глаза осуждали, не принимая его выбор, но спорить в открытую никто не решился, а сейчас — заступиться некому.
— Проваливай, — крикнула Картер, запустив в Баки репой. — И не рычи тут! В деревне оборачиваться запрещено, на вилы поднимем! Проваливай, нет тут тебе больше места.
Баки прижал к груди котомку с теми немногими вещами, что ему разрешили забрать из их дома, мол, уходи в чем пришёл. Злиться не получалось, лишь только холодная усталая горечь и невыплаканные по Стиву слёзы душили, не давали ответить, высказать, всё, что он думал о добродушных на первый взгляд соседях. Баки до последнего надеялся, что всё обойдётся, и Стив только лишь заплутал, угодил в болото, сошёл с тропы на ничейных незнакомых землях и вот-вот должен вернуться, но чуда не случилось. Его и так не сразу погнали.
Пропитанный водой тающий снег расползался под ногами. Репа шмякнулась в эту грязь. Брок подхватил ее, обтер о полу кожуха, сунул в карман и поудобнее перехватил топор. Подошел к Баки, плечом отодвинул его за спину и рявкнул на всю небольшую деревню оборотней:
— Слушай сюда, шерстолапые! Баки идет со мной! И будет жить у меня, пока не вернется Стив, которого вы всей толпой проебали. А кому это поперек жопы, пусть ко мне в кузницу рыло не показывает — отсеку! Все поняли?
Баки вздрогнул, оглядывая широкую спину. Вот уж от кого он не ожидал помощи, так от единственного на всю деревню человека — кузнеца, жившего в добротном бревенчатом доме на отшибе. Местные его побаивались, поговаривали, что он знается с нечистым, но Стив часто наведывался в кузню, заказы приносил и возвращался всегда, воняя горячим железом, брагой, настоянной на травах и почему-то ароматным хлебом.
Утробно заворчав, Баки отступил на пару шагов. Он готов скорее был сгинуть в болотах, замёрзнуть насмерть в лесу, чем пойти с человеком. Именно люди, поймав диковинного в их краях зверя, посадили Баки в клетку, выставив на главной городской площади на всеобщее обозрение, приковав для верности.
То, что неуёмное любопытство может выйти ему боком, Баки предупреждала ещё матушка, запрещая выходить одному за пределы деревни и уж тем более соваться весной в период таяния снега на горные тропы. Под один из обвалов и угодил несмышлёный котёнок Баки Барнс, решивший полакомиться яйцами горных птиц и не рассчитав силы.
Деревня отозвалась дружным недовольным ворчанием. Картер, молодая медведица, которая так и эдак обхаживала Стива, и больше всех возмущавшаяся тем, что он связался с Баки, громко рыкнула. Ей-то Баки и был больше всего обязан плохой репутацией в деревне. Картер никак не могла простить ему того, что Стив выбрал не ее.
Брок придержал Баки за плечо.
— Не ершись, — негромко сказал он. — Стив же себе не простит, если ты сгинешь.
Имя супруга с самого первого дня действовало на Баки лучше настойки кошачьего корня, сразу хотелось горделиво распушить хвост, показывая себя во всей красе, прогнуть спину, заурчать призывно, но пришлось себя одёрнуть, сильнее прижать котомку к груди и согласно кивнуть. С кузнецом и правда никто связываться не станет, и у него можно будет переждать весеннее половодье, пересидеть до летнего тепла и уже там попытаться вернуться к своим.
Баки чувствовал спиной негодующие злые взгляды, чутким слухом улавливал шепотки, пересказывающие их со Стивом житьё бытьё, лживые наговоры, но сделать ничего не мог, не был он одним из племени, не успели они ещё дойти до храма Богини и до конца стать семьёй, только перед соседями раскланялись да стол накрыли, призывая их стать свидетелями своей любви.
Брок окинул деревню взглядом и развернулся, легонько подталкивая Баки в спину. Под ногами чавкала слякоть, звенела капель, воздух был сырым и тяжелым.
Кузница стояла далеко за околицей, над не замерзавшим даже в самые сильные морозы ручьем, бодро журчавшим на покрытых зеленым налетом камнях. Дорожка к дому была выложена плотно пригнанными друг к другу плитками сланца и расчищена от снега. Сама кузница — приземистое широкое темное строение — ютилась справа от дома.
— Заходи, — Брок распахнул тяжелую дубовую дверь с коваными петлями и засовами. — Идем комнату покажу. Растоплю печь и поедим. Баню сегодня топить будем?
Баки взглянул из-под чёлки и кивнул.
В доме кузнеца было чисто, в сенях под потолком сушились пучки ароматных целебных трав, по крайней мере половину Баки точно мог опознать, остальные были не знакомы, но кто знает, что и как творилось в кузнице. Баки обошёл весь дом, пока хозяин занимался растопкой бани и носил воду, сунул нос за каждую дверь, но так и не смог сам себя уговорить доверять человеку. Люди всегда боялись тех, кто их сильнее, кто обладает магией, знаниями или просто не похож на них. Сколько веков маложивущие истребляли оборотней, считая их отродьями нечистого.
Баки не застал те времена, только дед ещё помнил что-то о гонениях, ловчих ямах, отравленных, укрытых магией капканах, о том, как сжигались целые деревни. С тех пор кланы оборотней ушли в леса, выше в горы и старались никак не пересекаться с людским племенем, но время шло, и нравы стали меняться. Бывало, если в большом городе внимательно присмотреться, то можно было уловить инаковость мимо проходящей девушки, слишком плавные движения бедер, раскосые желтые или голубые, как купорос, глаза, невероятную силу широкоплечего добряка соседа, готового последнюю рубаху с себя снять. Но никто, понятное дело, не кричал о своём происхождении на каждом углу, стараясь делить эту тайну только с тем, кому доверяли. Вот только Баки убедился на своём опыте — людям доверять нельзя.
Когда он, обессиленный голодом и болью, перекинулся человеком, его не выпустили из клетки, не сняли чересчур сильно перетянувший руку железный обруч, а только задрали повыше цену за просмотр такой диковинки, как оборотень.
Баки не верил Броку ни на грош, не хотел верить. Человек никогда ничего не делает просто так, без умыслу, а значит, стоит Баки отвлечься — и кузнец покажет себя во всей красе. Вот только что можно взять с оборотня-калеки без роду и племени, без поддержки родни и клана? Баки поёжился, прижал уродливую культю к груди.
Пока нервный кот шарился по дому, заглядывая в каждый угол, Брок заново растопил печь и сунул греться мясо и кашу, завел баню и позвал Баки есть.
— Иди садись, — сказал он.
У него неприятно зудела спина между лопатками. Хорошая мысль — баня.
Барнс нравится Броку с самого начала. Красивый кот, красивый парень, а что калека — это и поправить можно. Дорого встанет, конечно, но Брок не привык отступать.
Дикий, конечно, но можно понять. Сначала покалечили, потом Стив пропал, и медвежуть эта сволочная… Брок настолько терпеть не мог Картер, что она не решалась к нему зайти, даже когда было очень надо. Присылала соседей — то ножницы наточить, то косу перековать, то грабли купить.
Брока устраивало жить в одиночестве на отшибе. На что уж медведи были одиночками, но Брок был одиночкой из одиночек. Не ужился с людьми, и даже от оборотней держался поодаль.
Когда он узнал, что медведи решили выгнать кота-приблуду, подорвался в деревню сразу. Пропадет ведь, без лапы-то. Да и сволочизмом это было — вот так выставить того, кому и так нигде места нет. Это все Картер, мерзавка.
Ничего, Брок еще придумает, как с ней разобраться.
Баки ел и старался не коситься на хозяина, очень старался, из последних сил. Казалось, что уши сами собой удлиняются, ловят каждый шорох, каждое движение, вздох. С кузнецом было странно спокойно, не возникало желания сбежать, затаиться на печке, и Баки, привыкший доверять своим ощущениям, терялся, замирал на месте, то не донеся ложку с кашей до рта, а то и вовсе забывая дышать. И пахло от Брока правильно, не так, как от тех, кто приходил насладиться его мучениями, да и в самом доме было на удивление хорошо и уютно, хотя было понятно — кузнец жил один и, по ходившим по селу слухам, гостей не особо жаловал. Вот только Баки ли верить слухам. Ему самому перемывали косточки в каждом дворе. Он, правда, так и не понял, чем успел провиниться перед медведями. Он не был единственным «другим». В доме старого одноглазого барибала Фьюри жила юркая остроглазая лисица. Стив ещё рассказывал о паре пернатых, живших у странноватого травника, но Баки тогда почти не слушал, наслаждаясь близостью своего медведища.
— Спасибо, — тихо поблагодарил Баки, когда чуть ли не вылизал большое блюдо.
Баки сыто жмурился, слизывая ароматный мясной сок с пальцев. Давно он так вкусно не ел, перебиваясь последнюю неделю остатками солений из погреба Стива и какими-то корешками. И сейчас чувствовал себя почти счастливым, если бы не горела кожа между лопаток. Так уже бывало, но Баки сколько ни силился, не мог вспомнить, с чем таким важным связано это ощущение.
Брок убрал грязную посуду, распахнул окно, набил и закурил трубку, набитую дорогим покупным табаком. Он специально дымил в окно, чтобы не тревожить чуткий нюх оборотня.
— Я эту ебаную дуру Картер в овраге прикопаю, — пообещал он Баки. — Вот увидишь. Тварь линялая.
Баки повёл носом и звонко чихнул, отсев подальше.
Странное иррациональное желание забраться к человеку на колени — оглушало, выбивало из головы всю решимость и желание держаться в стороне. Но Барнсы своего решения не меняют. Он не собирался доверяться человеку и не станет этого делать.
Баки вскинул подбородок, исподволь косясь на Брока. Если бы он не знал, что кузнец человек, да и не пойдет ни один оборотень в кузнецы, не станет с духами заигрывать, то готов был бы с кем угодно спорить, что перед ним кто-то волчьей породы. Слишком хищный взгляд был у внимательных жёлтых глаз, злым и острозубым оскал.
— Почему Картер? — не мог не спросить Баки.
— Это она тебя из деревни выжила, — оскалился Брок. — Два года Стива обхаживала, а когда он с тобой пришел, вообще взбесилась. Стив пропал, так она в каждый дом зашла и гадостей про тебя наговорила, тварь. Ничего, и ей отольется.
Он докурил трубку и выбил ее за окно. Поковырялся шильцем в чашечке, продул и убрал на полку.
— В баню пошли, — предложил он. — Поскребешь мне спину, зудит что-то.
Баки замер в сенях, когда на нём осталась лишь одна нижняя рубаха длиной до середины бедра. Он никогда не стеснялся своего тела, не было в оборотнях предубеждения перед наготой, но рука… Баки не раздевался даже рядом со Стивом, даже в баню один просился, чтобы супруг не видел едва поджившее уродство.
— Можно, я позже пойду? — глухо попросил Баки, забравшись на широкую лавку и поджав под себя ноги.
— Малыш, — мягко и хрипловато произнес Брок. — Мне тебе еще лапу ковать. Не стыдись. Стыдно пусть тому будет, кто тебя без лапы оставил, и тому, кто из дому выгнал. Пойдем. Ототрешь мне спину. Веником похлещешь. Зудит — мочи нет.
Тяжело вздохнув, Баки поднялся, сверкнув в полутьме глазами.
— Я уже взрослый, — ощерился, демонстрируя острые зубы, стянул через голову рубаху и, передёрнувшись от прокатившейся вдоль позвоночника волны прохладного воздуха, открыл дверь в помывочную.
Дохнуло жаром и запахом загодя замоченых дубовых веников. Баки юркнул на дальнюю полку и затаился. Одно дело — щеголять голышом перед старшими родичами, а совсем другое — человек. Мало ли, что у кузнеца на уме.
Брок окатился горячей водой, намылился лыковой мочалкой с ног до головы, превратившись в оплывающего пенного снеговика, и повернулся спиной к Баки.
— Потри спину, — попросил он. — Да и сам помойся. Где не сладится — помогу. Ты красивый, нечего тебе прятаться.
Баки дёрнул подбородком. Он прекрасно знал, какой он, и сам не раз смотрелся в зеркало, и когда ещё был полноценным, все девицы, вошедшие в пору сватовства бегали к его дому, в окна заглядывали да венки обручальные зазывали плести. Но с такой рукой из него не выйдет ни охотника, ни толкового помощника по хозяйству. Красота — она не в лице, говаривала матушка, она в сильном и здоровом теле.
А вот Брок был хорош во всём, и Баки не мог этого не признавать. Сколько он ни старался найти в человеке видимую любому оборотню в маложивущих гнильцу, ничего такого разглядеть не получалось.
Забрав из его рук мочалку, Баки подошёл со спины и, сам не зная, почему так реагирует, мстительно, со всех своих сил принялся тереть намыленную спину, ожидая, когда же человек попросит пощады.
Мыльные хлопья были везде: лезли в лицо, весело щекотали нос, оседали у ног огромными пушистыми белыми сугробами, вкусно пахнущими какими-то совсем летними цветами. Баки ловил лёгкие мыльные пузырьки, лопал их пальцем, задорно сверкая глазами.
— Сильней давай, — потребовал Брок. — Ты же можешь!
Ему было хорошо. Обычно он мылся один, и жесткая мочалка в собственных руках не терла как следует, а гладила спину. Ладно, да не то.
С Барнсом было спокойно. Едва перешагнув порог дома Брока, он сразу стал ощущаться уместным. Будто всегда тут жил. Будто свой здоровенный дом Брок выстроил с расчетом на этого яркоглазого плавного кота. И зуд между лопатками от его прикосновений перетекал в сладость, похожую на сладость натруженных мыщц, и все же другую.
— Веником отходишь? — спросил Брок, окатившись прохладной водой и укладываясь на лавку. — Вон тот, мохнатый.
Фыркнув себе под нос, Баки отложил мочалку. Выдержал значит, ну ничего, веником-то он горазд махать, даже отец сбегал, приговаривая, что лучше бы в голове что было, может, тогда и дури бы поубавилось.
Взвесив в руках тяжёлый, дубовый с колючими ветками можжевельника веник, Баки подошёл к лавке, примерился и замер. На широкой, слишком загорелой для раннего весеннего солнышка спине красовались два отпечатка: большие медвежья и кошачья лапы, один рядом с другим.
Баки стало дурно. Быть такого не могло. Встретить свою пару считалось огромной удачей. Богиня редко одаривала своих детей идеальными партнёрами, можно было всю жизнь промаяться, ожидая, все земли исходить, но так и не встретиться с наречённым, а тут — человек.
Сглотнув вязкую слюну, Баки приложил ладонь к метке.
Брок выгнулся с блаженным стоном, так ему стало хорошо.
— Котик, да у тебя волшебная лапа, — выдохнул он. — Давай, отходи меня как следует, чтобы спину ломило.
Брок расслабился на широкой лавке, уронил голову на руки. Ему было хорошо как никогда, он и сам не знал, отчего. От распаренного, еще не вымывшегося Баки пахло терпко, мускусно, маняще. Вот же повезло Стиву.
Баки вело, хотелось взобраться на лавку, усесться сверху на крепкие бёдра, огладить спину, пройтись когтями вдоль позвоночника, потереться мордой, оставляя на человеке свой запах, заклеймить. Утробно мурлыкнув, Баки подался было вперёд, но взглянул на обрубок левой руки и отшатнулся, чуть не роняя веник. Он калека, зачем кузнецу такая напасть, да и Стив, как он мог так легко забыть о Стиве?
Веник взлетал и опускался на спину покряхтывающего Брока. Баки не мог думать, не хотел анализировать. Мать-природа посмеялась над своим чадом, даровав то, чего он не желал. И пусть с Броком он не чувствовал себя чужим, пусть с ним было так же правильно и тепло, как и со Стивом, но, возможно, он просто ошибка, и какой-то другой кот приметил себе кузнеца из медвежьей деревни и так случайно совпало? Да и к тому же ещё и медведь. Баки не знал, сочувствовать или радоваться привалившему человеку счастью. Вот только, если у него двое наречённых, почему Брок настолько оглушительно одинок?
После веника Брок некоторое время полежал, отходя, пока Баки кое-как отмывался. Потом встал, забрал у Баки мочалку и принялся мыть его — правую руку и плечо, бок, спину, длинные волосы. Заметил между лопаток отпечаток медвежьей лапы и чуть повыше — человеческой руки и, не думая, приложил свою пятерню. Совпало один в один.
А Баки длинно, басовито мяукнул, прогнулся в спине, подставляясь, громко утробно заурчал, завибрировал горлом. Странное, незнакомое удовольствие окатило с ног до головы, сладкой волной утягивая сознание в какое-то зыбкое манящее неизвестностью марево.
Ноги подкосились, и стоило ладони Брока оторваться от спины Баки, как тот будто бы прозрел, вновь обретая способности мыслить. Развернувшись на пятках, он чуть пригнулся, глянул растерянно и немного зло и зашипел.
— Да ты мой, — удивленно сказал Брок. — И стивов, вон его лапа. — Помолчал и добавил: — А я, стало быть, твой?
Триады выбранных Богиней были еще большей редкостью, чем пары. Брок мало об этом знал. Обделенный с рождения, он и в этом считал себя обделенным. Но знал, у кого спросить. А еще он точно знал, что сходиться вдвоем, если ты часть триады — неуважение к Богине, за которое она карает жестоко. И оказаться «недом» может выйти не самым худшим вариантом.
— Что там у меня на спине? — спросил он.
— Лапы, — хмуро ответил Баки, подходя к бадье с чистой водой.
У него никак в голове не укладывалось, что он действительно мог быть чьим-то, мог быть намечтанным и желанным. Кое-как подхватив одной рукой тяжёлый ковшик с чистой прохладной водой, Баки окатил себя с ног до головы, фыркнул от попавшей в нос воды и шмыгнул в холодную, где завернулся в чистый отрез ткани. Смотреть в глаза Броку ему было стыдно.
Брок вышел за ним.
— Медвежья и кошачья, да? — спросил он. — Слушай, это… пока не вернулся Стив, это вроде пожелания, понимаешь? Я не собираюсь на тебя набрасываться. Права не имею. Богиня не простит. Я рад, что это ты, ты мне нравишься, ты хороший кот. А лапу тебе я сделаю, вот увидишь. Попробуем пока просто притереться друг к другу, ладно, котик? Просто у тебя есть дом, просто ты рядом. Мне сейчас и не надо больше.
— Почему раньше к Стиву не пошёл? — спросил Баки, утянув со стола кружку с молоком, отпил немного, слизнув с верхней губы молочные усы. — И что если… если он не вернётся?
— Ну я-то свою спину не вижу, — резонно заметил Брок, начиная одеваться, — а обнажаться мне не перед кем. Если не вернется, пойдем искать. Не мог такой огромный медведь просто сгинуть. Достался бы охотникам — они бы шкуру сняли и тушу кинули. Оборотни друг друга в плен не берут. Так что он или людям попался, и взяли его живьем, или лесовой его закружил. Я духов спрашивал, да только они ничего толком не сказали. Ты не грусти. Сделаю тебе руку, и пойдем его искать. Меня духи любят, они помогут.
@темы: марвел, Роджерс, часть, сказка, Баки, Стив/Баки, полиамория, Рамлоу, Стив/Брок/Баки, @PaleFire, Брок/Баки, au
-
-
04.02.2018 в 15:31-
-
04.02.2018 в 15:42-
-
04.02.2018 в 15:44и теперь само воплощение ожидания следующей главы))))
-
-
04.02.2018 в 17:00ощущение солнышка....
-
-
04.02.2018 в 23:35-
-
05.02.2018 в 02:06Очень жду следующей главы! Начало великолепно!