«Ебись оно всё конем!!!»
О тех, кто видит сны.
часть 3
Брок проснулся в объятиях мужа, чувствуя глубокую телесную сытость. Вчера, после многих даже не месяцев, а лет осторожного хождения друг вокруг друга, неловкой дрочки, крышесносных минетов и совершенно отвязного петтинга “Томми” наконец-то выебал его по-настоящему. И это оказалось в миллион раз круче и слаще, чем Брок все это время себе представлял. “Томми” оказался круче, чем можно было даже предположить, учитывая все его проблемы. Нежный, но неотвратимый, как асфальтоукладчик, скрещенный со сваезабивочной машиной.
Брок некоторое время полежал, припоминая сон. Сны у него обычно были или совсем незапоминающиеся, или полноценные кошмары. А в этот раз… Какая-то бытовуха, но очень яркая и живая. Он кому-то готовил кофе, показывал маяк, потом забабахал плов, который очень быстро кончился. Кому же он готовил? Брок не мог вспомнить лицо из сна. Только повелительный разворот плеч и руки — обе живые. Значит, не “Томми”.
читать дальшеЗвать мужа настоящим именем Брок избегал даже мысленно: слишком легко проколоться. Имя, написанное в паспорте, ни черта тому не подходило, вот ни капельки, но лучше это, чем проговориться. Несмотря на уединенность маяка, на обманчивую отрезанность от мира, на этом небольшом острове все знали всех, и социальная жизнь у Брока и “Томми” была куда активнее, чем у того же Брока в той, прошлой жизни. Там у него была работа, а соседей он не знал даже по именам. Тут все знали всех. И сплетничали, разумеется, но это Брока не напрягало.
Он аккуратно выбрался из-под руки мужа, не разбудив того. Посидел на краю огромной кровати, любуясь расслабленным лицом, разгладившейся складкой между бровей, яркими губами, спутанными темными прядями, одна из которых упала на лицо и щекотала нос. И занялся делами.
Вымыться-побриться-сварить кофе. Сделать завтрак на двоих — может, “Томми” проснется от ароматов жареного бекона и яичницы. Позавтракать. Проверить, выключился ли фонарь. Проверить кладовку и холодильник. Составить список продуктов. Оставить “Томми” записку и отправиться за покупками. Яйца — на ферме Джонсов, бекон — у Ларексов, остальное — в магазинчике у причала.
Да, и к Марте за мясом и тапками.
Кидая в багажник овчинные тапки, Брок не мог понять, зачем ему понадобились еще одни, да к тому же такие здоровенные. У “Томми” и то нога меньше. Но тапки точно были нужны.
Стив замер у окна, пил горячий сладкий латте и наблюдал, как просыпается база, чувствуя себя наконец отдохнувшим и живым. Проснувшись пару часов назад, он долго лежал без движения, стараясь запомнить сон в деталях, которые истончались, развеивались туманной дымкой, оставляя лишь неясные образы, крошечные песчинки. Стив не помнил имени гостеприимного хозяина, не помнил названий блюда и странной приправы, но острый, внимательный и в то же время тёплый взгляд желтых глаз будто бы поселился в душе навсегда. Стиву никогда не снились люди, никогда он не видел неизвестных мест, только Баки или темнота, в которую проваливаешься, падаешь, кружась в в чернильной пустоте без дна, выныривая лишь с первыми рассветными лучами, ощущая голодную пустоту в груди и ломоту в озябших пальцах.
Но пустоты не было, не было и холода, лишь сытое довольство хорошо отдохнувшего человека и напрочь затёкшая спина.
Стоило Стиву открыть глаза, как он встретился взглядом с внимательными желтыми глазами-плошками. Кот всё так же лежал у него на груди, подобрав под себя лапки и как бы спрашивал — ну что, человек, ты получил, что хотел?
Сладкий густой латте вместо нескольких чашек чёрного, как смоль, ристретто, искренняя улыбка и пожелание доброго утра. Оказывается, ему нужно было так мало: несколько часов сна на коротком неудобном диване в кабинете, странный, совершенно будничный, если подумать, сон, незнакомый человек, выдуманный подсознанием, и место, далёкое-далёкое, но правильное, родное, дом.
— Снова утро, снова кофе? — протянула Наташа, заглядывая Стиву через плечо, втянула носом запах сладкой ванили и недоумённо моргнула, отобрала кружку, отхлебнула на пробу. — Да ладно? Стив, что произошло такого за ночь, что ты так… посвежел? Если это Старк, не ведись, безвредной наркоты и стимуляторов не бывает, у всего своя цена.
— Всего лишь удачное знакомство, — улыбнулся Стив, потягиваясь всем телом, разминая мышцы.
— И кто та красавица или красавец, что умудрились затянуть мистера я-сплю-только-по-приказу в постель и так удачно выспать? — Наташа склонила голову к плечу.
— Рамлоу.
— Опа-па, тебе для счастливой жизни не секса, а кота не хватало? — брови Вдовы взлетели вверх. — А ты затейник.
Стив лишь усмехнулся, по-военному чётко отдал честь и, развернувшись на пятках, ушел к себе заниматься разгребанием пиздеца, названного Озарением. Он боялся даже представить, что было бы, если бы у ГИДРы вышло, и оно выстрелило. Даже если бы у руля стоял ЩИТ, смог ли бы он сам нормально жить с пистолетным дулом у виска, зная, что ни увернуться, ни прикрыться не получится? Одно движение пальцем по сенсорному экрану — и миллионы под списание лишь за «неверную» позицию или слишком громкий «голос». Не за такую страну они воевали в сороковых, не ради такого будущего погиб его Баки, обрекая Стива на вечное одиночество.
К вечеру усталость навалилась с новой силой. Стив пробовал подремать днём, даже на всякий случай разыскал Рамлоу, уложил рядом с собой, загладил, заласкал, чтобы наглый котище только лежал рядом, мурчал, указывая дорогу сквозь темноту к маяку и желтоглазому хозяину. Но так и не смог нормально уснуть, метался в сероватой зыбкой дымке безвременья, искал хоть какой-то выход, надеясь нащупать дорогу, заметить краем глаза манящий отсвет бьющего издали света, но всё напрасно.
Промаявшись с полчаса, Стив встал с больной головой, заправился кофе, снова позабыв про обед. Сходил в зал к Роллинзу, просидел в углу на матах, наблюдая за командиром группы поддержки, гоняющим своих бойцов по залу, раздумывая — насколько было бы проще, не носи он вычурную форму, звание, которого не заслужил, имя, известное даже сопливым школьникам — мог бы всё бросить, уехать на край мира, отстроить себе дом или, как во сне, жить на маяке, просиживать вечера, любуясь закатом, и наконец-таки жить.
Хотя кого он обманывал. Без Баки и дом, и жизнь не имели смысла. Без Баки он вообще не понимал, зачем просыпался по утрам, ел, дышал, ехал на работу. Кто он без Баки?
Домой Стив добрался на закате, оставил мотоцикл на стоянке, поднялся, привычно столкнувшись на лестнице с Шерон, дежурно улыбнулся, ответив отказом на приглашение посидеть, поговорить, выпить кофе, потрахаться. Закрывая дверь, Стив оставил щит у стены на полу и, сбросив обувь, прошёл в гостиную, огляделся.
Может, если бы он сам выбирал мебель, подбирал подушки к цвету обоев, сам бы покупал занавески и милые мелочи, а не бездумно ткнул пальцем в первый попавшийся интерьер в каталоге, лишь бы не жить в пустой кирпичной коробке, эта квартира стала бы ему домом? Матушка всегда говорила, что дом там, где сердце. Вот только у Стивена Гранта Роджерса сердца давно не было, а значит и дом ему найти, если и суждено, то только там, на туманных дорогах сна.
День Брока пошел как обычно, как в последние четыре с лишним года. Необременительная работа, записи в журнале наблюдений, домашние хлопоты, “Томми”, привычно ходивший за ним хвостом и то и дело повисавший на плечах. Правда, закончился он приятнее, чем многие дни до того: они с “Томми” оказались в постели еще до раннего осеннего заката и любили друг друга долго, вдумчиво, без жадности, но со страстью. В какой-то момент Брок провалился в расслабленный сон, даже не выползши из-под мужа, и тут же оказался на самом верху маяка, у включенного фонаря.
Вчерашний гость уже стоял здесь и смотрел на море. Брок протянул ему сигареты и закурил сам, и до самой последней затяжки они просто стояли, любовались успокоившимся океаном и молчали.
— Опять босой, — неодобрительно обронил Брок. — Идем, я тебе тапки купил. Околеешь в такую погоду по бетону босиком шариться.
— Я крепкий, — ответил Стив, затягиваясь.
Говорить не хотелось, лишь вот так вот стоять рядом, будто имеешь на это право, чувствовать, как забывается прошедший день, оставаясь где-то позади.
— Сегодня без дождя.
Стив смотрел на усыпанное мириадами звёзд небо и пытался вспомнить, видел ли он когда-нибудь такую красоту, был ли так близко к вселенной, бескрайнему космосу.
— Теперь я тебя понимаю, — хмыкнул он, выпуская струйку дыма в небо. — Никого вокруг, спокойствие и космос. Жаль, мне не бросить всё и не уехать жить в такое же место.
— Тут главное решиться, — поделился собственным опытом Брок. — И чтобы было ради кого. Мы с “Томми” тоже в том еще говне варились, пока не вырвались. Знаешь, вот в фильмах, в романчиках этих слезовыжимательных любят показывать — ах, они встретились, ах, они нашли друг друга, и все у них стало заебись! Хуй-то там. Встретиться мало. И метки эти… — Брок потер грудь под ключицей с правой стороны, — это так, рекомендация. За своего надо глотки рвать и быть готовым на что угодно. На то, чтобы послать всю старую жизнь к хуям и начать все заново в хрен знает сколько лет — тоже.
А у “Томми” метка с левой стороны скрыта шрамами. Имя прочесть можно, а фамилия не видна. Но “Томми” это почти не парит. Хотя Брок видел, как иногда он проводит кончиками пальцев по побледневшей, но так и не стершейся метке. Странно это. Если их третий умер — так умер, а если не умер — почему метка почти не видна? Но она, левая, и у Брока не видна почти. И имя на ней самое обычное. Брок гуглил — частотное сочетание. Дантист в Провиденсе, голливудский сценарист, автомеханик в Нэшвилле, фермер в Абердине, еще куча людей… Как понять, кто из них тот самый? Ходить и драть рубахи на парнях, чтобы разглядеть ключицы? Глупость.
Зато под правой ключицей у “Томми” красовалось имя Брока. А у Брока — имя “Томми”, то, настоящее.
Стив скривился, подался вперёд, будто бы желая разбежаться и прыгнуть, нырнуть в бездну с головой, и разбиться, если получится.
— А если не ради кого? — глухо спросил он, впервые за несколько недель касаясь пальцами выбеленной метки через тонкую ткань футболки, чувствуя, как покалывает немеющие кончики пальцев.
Стив понимал, что, стоит ему уехать куда-нибудь в глушь, спрятаться ото всех — в тот же день приставит себе к виску пистолет, взведёт курок и пустит свинец точно в кость над ухом. Нет, Стив не был ни меланхоликом, ни социапатом. Он умер семьдесят лет назад, шагнул в пропасть за Баки, разбился во льдах, поймал грудью шальную пулю, погиб тысячей возможных смертей. Только тело упрямо держалось за жизнь, накачивало легкие воздухом, разгоняло сердце, а Стив умер.
Брок шагнул к нему, обнял за плечи, прижал к себе сильное горячее тело.
— Не знаю, — сказал он. — Не знаю. Я до сорока лет дотянул один, думал, никому нахуй не сгожусь. А потом… встретил. Но найти и потерять… Даже не представляю. Он… какой был? — Броку и на мгновенье не пришло в голову, что это могла быть “она”.
— Самый лучший, — Стив горько улыбнулся. — Понимаю, что природой так и заложено — мы находим свой идеал, правильно подходящую к нам детальку, но он… он был лучшим. — Стив дёрнул уголком губ, глядя на дрожащие ладони. Он впервые кому-то рассказывал о Баки. Об их отношениях не знал никто. Половину было не принято скрывать или прятать, ведь ничего не было лучше и правильнее встретиться наконец, обрести целостность, перестать слышать и видеть только часть мира, но они никому не рассказывали, будто бы в мире существовали только они и их горячо лелеемая тайна. Пегги долго не могла понять, отчего Стив посерел, будто бы выгорел, потеряв лучшего друга, и когда узнала, заметив непроизвольное желание Стива касаться метки под ключицей, не оставляла его одного ни на мгновение, приглядывала, обещая, что все наладится — глупая, как может наладиться окончательно сломанное? — Он был солнцем. Ярким-ярким, ослепляющим. Наши отношения были похожи на издёвку судьбы. Он и… я, худой невзрачный цыплёнок, способный только что голову поднимать. Потом война, чертова сыворотка и плен. Никто не замечал, как он изменился, сломался, что за показной весёлостью скрывается страх вернуться на холодный операционный стол, и всё, что сейчас вокруг, лишь видения измученного экспериментами мозга. И только я знал, только я видел и мог отогреть хоть немного. — Стив вновь коснулся метки. — Это я виноват, что он погиб. Я убил его.
— Не ты, — уверенно сказал Брок. — Гребаная судьба, враги, что угодно — но не ты. Просто так случилось, и это по-настоящему дерьмовое дерьмо, потому что война — пожирающая людей тварь, а жизнь — настоящая сука. Но ты любил его. Ты и сейчас его любишь. Я прав?
— Люблю. Наверное, только эта любовь и не даёт мне сдохнуть. Он бы не хотел этого, он всегда боролся за меня, за то, чтобы я жил. — Стив обернулся к Броку, улыбнулся благодарно. — Спасибо.
Мир размыло, смазало, затянуло мутной слёзной плёнкой. Стив моргнул, провёл ладонью по лицу и проснулся. Под веками пекло, слёзы текли по щекам.
Отчаянно всхлипнув, Стив сел на постели, подтянул колени к груди, давая выход застарелой боли. Чувствуя, как в груди разгорается почти незаметное, прибитое годами пламя. Он всегда любил Баки, с самого рождения, и будет любить, сколько бы судьба ему ни отмерила, где бы он ни родился в дальнейшем. Метка слева под ключицей слабо ныла, тянула, напоминая — они связаны навечно.
часть 3
Брок проснулся в объятиях мужа, чувствуя глубокую телесную сытость. Вчера, после многих даже не месяцев, а лет осторожного хождения друг вокруг друга, неловкой дрочки, крышесносных минетов и совершенно отвязного петтинга “Томми” наконец-то выебал его по-настоящему. И это оказалось в миллион раз круче и слаще, чем Брок все это время себе представлял. “Томми” оказался круче, чем можно было даже предположить, учитывая все его проблемы. Нежный, но неотвратимый, как асфальтоукладчик, скрещенный со сваезабивочной машиной.
Брок некоторое время полежал, припоминая сон. Сны у него обычно были или совсем незапоминающиеся, или полноценные кошмары. А в этот раз… Какая-то бытовуха, но очень яркая и живая. Он кому-то готовил кофе, показывал маяк, потом забабахал плов, который очень быстро кончился. Кому же он готовил? Брок не мог вспомнить лицо из сна. Только повелительный разворот плеч и руки — обе живые. Значит, не “Томми”.
читать дальшеЗвать мужа настоящим именем Брок избегал даже мысленно: слишком легко проколоться. Имя, написанное в паспорте, ни черта тому не подходило, вот ни капельки, но лучше это, чем проговориться. Несмотря на уединенность маяка, на обманчивую отрезанность от мира, на этом небольшом острове все знали всех, и социальная жизнь у Брока и “Томми” была куда активнее, чем у того же Брока в той, прошлой жизни. Там у него была работа, а соседей он не знал даже по именам. Тут все знали всех. И сплетничали, разумеется, но это Брока не напрягало.
Он аккуратно выбрался из-под руки мужа, не разбудив того. Посидел на краю огромной кровати, любуясь расслабленным лицом, разгладившейся складкой между бровей, яркими губами, спутанными темными прядями, одна из которых упала на лицо и щекотала нос. И занялся делами.
Вымыться-побриться-сварить кофе. Сделать завтрак на двоих — может, “Томми” проснется от ароматов жареного бекона и яичницы. Позавтракать. Проверить, выключился ли фонарь. Проверить кладовку и холодильник. Составить список продуктов. Оставить “Томми” записку и отправиться за покупками. Яйца — на ферме Джонсов, бекон — у Ларексов, остальное — в магазинчике у причала.
Да, и к Марте за мясом и тапками.
Кидая в багажник овчинные тапки, Брок не мог понять, зачем ему понадобились еще одни, да к тому же такие здоровенные. У “Томми” и то нога меньше. Но тапки точно были нужны.
Стив замер у окна, пил горячий сладкий латте и наблюдал, как просыпается база, чувствуя себя наконец отдохнувшим и живым. Проснувшись пару часов назад, он долго лежал без движения, стараясь запомнить сон в деталях, которые истончались, развеивались туманной дымкой, оставляя лишь неясные образы, крошечные песчинки. Стив не помнил имени гостеприимного хозяина, не помнил названий блюда и странной приправы, но острый, внимательный и в то же время тёплый взгляд желтых глаз будто бы поселился в душе навсегда. Стиву никогда не снились люди, никогда он не видел неизвестных мест, только Баки или темнота, в которую проваливаешься, падаешь, кружась в в чернильной пустоте без дна, выныривая лишь с первыми рассветными лучами, ощущая голодную пустоту в груди и ломоту в озябших пальцах.
Но пустоты не было, не было и холода, лишь сытое довольство хорошо отдохнувшего человека и напрочь затёкшая спина.
Стоило Стиву открыть глаза, как он встретился взглядом с внимательными желтыми глазами-плошками. Кот всё так же лежал у него на груди, подобрав под себя лапки и как бы спрашивал — ну что, человек, ты получил, что хотел?
Сладкий густой латте вместо нескольких чашек чёрного, как смоль, ристретто, искренняя улыбка и пожелание доброго утра. Оказывается, ему нужно было так мало: несколько часов сна на коротком неудобном диване в кабинете, странный, совершенно будничный, если подумать, сон, незнакомый человек, выдуманный подсознанием, и место, далёкое-далёкое, но правильное, родное, дом.
— Снова утро, снова кофе? — протянула Наташа, заглядывая Стиву через плечо, втянула носом запах сладкой ванили и недоумённо моргнула, отобрала кружку, отхлебнула на пробу. — Да ладно? Стив, что произошло такого за ночь, что ты так… посвежел? Если это Старк, не ведись, безвредной наркоты и стимуляторов не бывает, у всего своя цена.
— Всего лишь удачное знакомство, — улыбнулся Стив, потягиваясь всем телом, разминая мышцы.
— И кто та красавица или красавец, что умудрились затянуть мистера я-сплю-только-по-приказу в постель и так удачно выспать? — Наташа склонила голову к плечу.
— Рамлоу.
— Опа-па, тебе для счастливой жизни не секса, а кота не хватало? — брови Вдовы взлетели вверх. — А ты затейник.
Стив лишь усмехнулся, по-военному чётко отдал честь и, развернувшись на пятках, ушел к себе заниматься разгребанием пиздеца, названного Озарением. Он боялся даже представить, что было бы, если бы у ГИДРы вышло, и оно выстрелило. Даже если бы у руля стоял ЩИТ, смог ли бы он сам нормально жить с пистолетным дулом у виска, зная, что ни увернуться, ни прикрыться не получится? Одно движение пальцем по сенсорному экрану — и миллионы под списание лишь за «неверную» позицию или слишком громкий «голос». Не за такую страну они воевали в сороковых, не ради такого будущего погиб его Баки, обрекая Стива на вечное одиночество.
К вечеру усталость навалилась с новой силой. Стив пробовал подремать днём, даже на всякий случай разыскал Рамлоу, уложил рядом с собой, загладил, заласкал, чтобы наглый котище только лежал рядом, мурчал, указывая дорогу сквозь темноту к маяку и желтоглазому хозяину. Но так и не смог нормально уснуть, метался в сероватой зыбкой дымке безвременья, искал хоть какой-то выход, надеясь нащупать дорогу, заметить краем глаза манящий отсвет бьющего издали света, но всё напрасно.
Промаявшись с полчаса, Стив встал с больной головой, заправился кофе, снова позабыв про обед. Сходил в зал к Роллинзу, просидел в углу на матах, наблюдая за командиром группы поддержки, гоняющим своих бойцов по залу, раздумывая — насколько было бы проще, не носи он вычурную форму, звание, которого не заслужил, имя, известное даже сопливым школьникам — мог бы всё бросить, уехать на край мира, отстроить себе дом или, как во сне, жить на маяке, просиживать вечера, любуясь закатом, и наконец-таки жить.
Хотя кого он обманывал. Без Баки и дом, и жизнь не имели смысла. Без Баки он вообще не понимал, зачем просыпался по утрам, ел, дышал, ехал на работу. Кто он без Баки?
Домой Стив добрался на закате, оставил мотоцикл на стоянке, поднялся, привычно столкнувшись на лестнице с Шерон, дежурно улыбнулся, ответив отказом на приглашение посидеть, поговорить, выпить кофе, потрахаться. Закрывая дверь, Стив оставил щит у стены на полу и, сбросив обувь, прошёл в гостиную, огляделся.
Может, если бы он сам выбирал мебель, подбирал подушки к цвету обоев, сам бы покупал занавески и милые мелочи, а не бездумно ткнул пальцем в первый попавшийся интерьер в каталоге, лишь бы не жить в пустой кирпичной коробке, эта квартира стала бы ему домом? Матушка всегда говорила, что дом там, где сердце. Вот только у Стивена Гранта Роджерса сердца давно не было, а значит и дом ему найти, если и суждено, то только там, на туманных дорогах сна.
День Брока пошел как обычно, как в последние четыре с лишним года. Необременительная работа, записи в журнале наблюдений, домашние хлопоты, “Томми”, привычно ходивший за ним хвостом и то и дело повисавший на плечах. Правда, закончился он приятнее, чем многие дни до того: они с “Томми” оказались в постели еще до раннего осеннего заката и любили друг друга долго, вдумчиво, без жадности, но со страстью. В какой-то момент Брок провалился в расслабленный сон, даже не выползши из-под мужа, и тут же оказался на самом верху маяка, у включенного фонаря.
Вчерашний гость уже стоял здесь и смотрел на море. Брок протянул ему сигареты и закурил сам, и до самой последней затяжки они просто стояли, любовались успокоившимся океаном и молчали.
— Опять босой, — неодобрительно обронил Брок. — Идем, я тебе тапки купил. Околеешь в такую погоду по бетону босиком шариться.
— Я крепкий, — ответил Стив, затягиваясь.
Говорить не хотелось, лишь вот так вот стоять рядом, будто имеешь на это право, чувствовать, как забывается прошедший день, оставаясь где-то позади.
— Сегодня без дождя.
Стив смотрел на усыпанное мириадами звёзд небо и пытался вспомнить, видел ли он когда-нибудь такую красоту, был ли так близко к вселенной, бескрайнему космосу.
— Теперь я тебя понимаю, — хмыкнул он, выпуская струйку дыма в небо. — Никого вокруг, спокойствие и космос. Жаль, мне не бросить всё и не уехать жить в такое же место.
— Тут главное решиться, — поделился собственным опытом Брок. — И чтобы было ради кого. Мы с “Томми” тоже в том еще говне варились, пока не вырвались. Знаешь, вот в фильмах, в романчиках этих слезовыжимательных любят показывать — ах, они встретились, ах, они нашли друг друга, и все у них стало заебись! Хуй-то там. Встретиться мало. И метки эти… — Брок потер грудь под ключицей с правой стороны, — это так, рекомендация. За своего надо глотки рвать и быть готовым на что угодно. На то, чтобы послать всю старую жизнь к хуям и начать все заново в хрен знает сколько лет — тоже.
А у “Томми” метка с левой стороны скрыта шрамами. Имя прочесть можно, а фамилия не видна. Но “Томми” это почти не парит. Хотя Брок видел, как иногда он проводит кончиками пальцев по побледневшей, но так и не стершейся метке. Странно это. Если их третий умер — так умер, а если не умер — почему метка почти не видна? Но она, левая, и у Брока не видна почти. И имя на ней самое обычное. Брок гуглил — частотное сочетание. Дантист в Провиденсе, голливудский сценарист, автомеханик в Нэшвилле, фермер в Абердине, еще куча людей… Как понять, кто из них тот самый? Ходить и драть рубахи на парнях, чтобы разглядеть ключицы? Глупость.
Зато под правой ключицей у “Томми” красовалось имя Брока. А у Брока — имя “Томми”, то, настоящее.
Стив скривился, подался вперёд, будто бы желая разбежаться и прыгнуть, нырнуть в бездну с головой, и разбиться, если получится.
— А если не ради кого? — глухо спросил он, впервые за несколько недель касаясь пальцами выбеленной метки через тонкую ткань футболки, чувствуя, как покалывает немеющие кончики пальцев.
Стив понимал, что, стоит ему уехать куда-нибудь в глушь, спрятаться ото всех — в тот же день приставит себе к виску пистолет, взведёт курок и пустит свинец точно в кость над ухом. Нет, Стив не был ни меланхоликом, ни социапатом. Он умер семьдесят лет назад, шагнул в пропасть за Баки, разбился во льдах, поймал грудью шальную пулю, погиб тысячей возможных смертей. Только тело упрямо держалось за жизнь, накачивало легкие воздухом, разгоняло сердце, а Стив умер.
Брок шагнул к нему, обнял за плечи, прижал к себе сильное горячее тело.
— Не знаю, — сказал он. — Не знаю. Я до сорока лет дотянул один, думал, никому нахуй не сгожусь. А потом… встретил. Но найти и потерять… Даже не представляю. Он… какой был? — Броку и на мгновенье не пришло в голову, что это могла быть “она”.
— Самый лучший, — Стив горько улыбнулся. — Понимаю, что природой так и заложено — мы находим свой идеал, правильно подходящую к нам детальку, но он… он был лучшим. — Стив дёрнул уголком губ, глядя на дрожащие ладони. Он впервые кому-то рассказывал о Баки. Об их отношениях не знал никто. Половину было не принято скрывать или прятать, ведь ничего не было лучше и правильнее встретиться наконец, обрести целостность, перестать слышать и видеть только часть мира, но они никому не рассказывали, будто бы в мире существовали только они и их горячо лелеемая тайна. Пегги долго не могла понять, отчего Стив посерел, будто бы выгорел, потеряв лучшего друга, и когда узнала, заметив непроизвольное желание Стива касаться метки под ключицей, не оставляла его одного ни на мгновение, приглядывала, обещая, что все наладится — глупая, как может наладиться окончательно сломанное? — Он был солнцем. Ярким-ярким, ослепляющим. Наши отношения были похожи на издёвку судьбы. Он и… я, худой невзрачный цыплёнок, способный только что голову поднимать. Потом война, чертова сыворотка и плен. Никто не замечал, как он изменился, сломался, что за показной весёлостью скрывается страх вернуться на холодный операционный стол, и всё, что сейчас вокруг, лишь видения измученного экспериментами мозга. И только я знал, только я видел и мог отогреть хоть немного. — Стив вновь коснулся метки. — Это я виноват, что он погиб. Я убил его.
— Не ты, — уверенно сказал Брок. — Гребаная судьба, враги, что угодно — но не ты. Просто так случилось, и это по-настоящему дерьмовое дерьмо, потому что война — пожирающая людей тварь, а жизнь — настоящая сука. Но ты любил его. Ты и сейчас его любишь. Я прав?
— Люблю. Наверное, только эта любовь и не даёт мне сдохнуть. Он бы не хотел этого, он всегда боролся за меня, за то, чтобы я жил. — Стив обернулся к Броку, улыбнулся благодарно. — Спасибо.
Мир размыло, смазало, затянуло мутной слёзной плёнкой. Стив моргнул, провёл ладонью по лицу и проснулся. Под веками пекло, слёзы текли по щекам.
Отчаянно всхлипнув, Стив сел на постели, подтянул колени к груди, давая выход застарелой боли. Чувствуя, как в груди разгорается почти незаметное, прибитое годами пламя. Он всегда любил Баки, с самого рождения, и будет любить, сколько бы судьба ему ни отмерила, где бы он ни родился в дальнейшем. Метка слева под ключицей слабо ныла, тянула, напоминая — они связаны навечно.
@темы: марвел, Роджерс, проза, Баки, Стив/Баки, Рамлоу, Стив/Брок, Стив/Брок/Баки, @PaleFire, Брок/Баки
-
-
26.02.2018 в 18:59А жизнь на маяке - моя тайная мечта. Жаль, что на Урале маяков нет(
Отправлено из приложения Diary.ru для Android