2.
Только когда деревья покрылись листвой целиком и где-то в глубине леса зацвели дикие яблони, Брок вывел принца из леса.
Прощаться с мальчишкой было тяжело, прикипел к нему Брок, привык уже, хотя так и не узнал имени, надеясь, что сможет вырвать из сердца человеческого ребёнка, как только тот ступит на тропу, но не очень-то в это веря. Даже волки подходили к мальчику близко, давали почесать за ушами, хоть и ворчали преувеличенно грозно, скалились и отпрыгивали тут же, но всё равно возвращались за лаской.
— Пусть у тебя и стаи все будет хорошо, Брок. Пусть Матерь хранит вас, — сказал принц на прощанье.
Он уже чувствовал тяжелые запахи воинского стана: людей, лошадей, отхожих мест, подгоревшей каши. Слышал голоса и звяканье металла. Видел в проблесках между листьями оранжевые стяги.
На сердце было тяжело. Он не хотел выходить к людям. Хотел остаться в лесу. Но он принц. Он офицер. Он должен.
читать дальше— Береги себя, мальчик, — натянуто улыбнулся Брок, потрепал его по волосам, незаметно погладил за ухом, обнял, втягивая носом его запах, запоминая навсегда, и тут же отступил. — Пусть твоя дорога будет прямой. Матерь справедлива, она всё видит.
Договорив, он скрылся в чаще, затаился среди деревьев, сливаясь с густой тенью. Хотелось немного проводить мальчишку, хотя отпускать его не было никакого желания, но людям тяжело в лесу, без других людей, без городов и излишеств.
Принц оглянулся, но не увидел ни Брока, ни его стаю. Даже кусты не покачивались.
Он наклонился, зачерпнул грязи, вымазал ею лицо и руки, ссутулился, растрепал волосы и отросшую бороду и вышел к людям.
Его признали не сразу, сначала приняли то ли за бродягу, то ли за не самого удачливого лазутчика. Брок наблюдал из-за ближайшего дерева, как к мальчишке бросились вооружённые люди, видели это и волки, зарычали едва слышно, ощерились, топорща шерсть на загривках, но Брок успел стаю одёрнуть до того, как первый лесной дух сорвётся, выскакивая из кустов.
— Великая Матерь, — воскликнул подбежавший боец, сбледнул с лица, осенил себя отгоняющим мороков жестом. — Ваше Высочество, мы думали, вы погибли!
— Я… нет… — слабым голосом сказал принц. — По голове… кистень… бродил в лесу… умираю от голода…
Его тут же проводили в его палатку. Заплаканный денщик вытер ему лицо и руки горячим влажным полотенцем, притащил молочную кашу, хлопотал и трясся. Принц делал вид, что ему ужасно плохо. Что он сейчас упадет.
Постояв немного, Брок увёл стаю обратно в чащобу. Он выполнил обещание и вернул, оказывается, принца его народу. Больше в нём и его помощи нужды не было, пора было заниматься лесом и духами. Да и к дриадам давненько Брок не заглядывал.
К принцу тут же прислали полкового лекаря. Принц вяло обругал его, показал заживший лоб, выслушал рекомендацию есть помалу, но часто и сказал, что устал и хочет мыться и спать. Мылся он вчера и в бане, но не может же невесть сколько мотавшийся по лесу человек не хотеть мыться!
Денщик немедленно организовал походную ванну, помог принцу вымыться, побрил его, ужасаясь, как Его Высочество исхудал, а потом приготовил постель.
Принц уже собирался ложиться, когда к нему в палатку зашел генерал Абнер. Он высказал полагающиеся по этикету восторги чудесным спасением принца, а потом попросил его расписаться в донесении для Его Величества короля Сайласа.
Принц внимательно прочитал донесение и смял его. Приказал принести пергамент и чернильницу.
— Я сам напишу, — сказал он.
Слух о чудесном возвращении Его Высочества тут же облетел лагерь. Принца армия очень любила: за справедливость и лёгкий нрав, образцовую выучку и умение признавать свои ошибки. Солдаты радовались, гомонили, собравшись около его палатки, напрочь игнорируя приказы вышестоящих по званию. Каждый хотел убедиться — принц действительно вернулся.
Наконец принц — спать он на самом деле не хотел — вышел из палатки.
— Я вернулся, спасибо Матери, — сказал он. — Но ваши товарищи, мой отряд… гефцы убили их.
Солдаты взревели, все как один. Кто-то приветствовал возвращение Его Высочества, кто-то призывал к мести за братьев по оружию, кто-то возносил хвалу Матери, а были и те, кто помянул добрым словом лесных духов, не давших принцу сгинуть, всё-таки выведших его к лагерю.
И только генерал Абнер стоял в стороне, поджав губы, и глядел на всю эту вакханалию с презрением.
***
Через неделю усталый гонец на взмыленной лошади вернулся из столицы и привез от короля приказ наступать и письмо для принца. В нем король писал, что неотложные дела требуют присутствия наследника престола в Шайло, и отзывал принца с фронта.
Для принца это письмо было как удар в живот. Ни одного доброго слова — и приказ уехать от людей, которые его любили и которых он понимал.
Но с королем не спорят, и принц приказал денщику собираться.
Он выехал на следующий же день.
Лошади косились в сторону леса, нервно прядали ушами, явно к чему-то прислушиваясь, но место для привала было выбрано удачно. Кто-то из сопровождающего принца конвоя клялся, что видел расплывчатые тени среди деревьев и слышал волчий рык. Вот только все знали, что волки сюда не выходят, сторонятся объезженных трактов.
Принц отошел в кусты, справил нужду и уже собрался вернуться, когда ему в ладонь ткнулся холодный мокрый нос. Принц привычно почесал волка за ушами и прошептал:
— Привет, Джекки.
Волк поворчал немного и, лизнув ладонь принца, растворился в темноте. В густом сумраке соседних кустов вспыхнули тринадцать пар отливающих золотом глаз. Волки здоровались, негромко скулили, но близко не подходили.
— Здравствуй, малыш, — раздалось тихое рядом с ухом.
— Брок! — восторженно прошептал принц, повернулся и бросился Броку на шею.
— Ну же, не шурши, — улыбнулся тот, потискал принца. — А то постовые решат, что тебя кусты сожрали, и на помощь кинутся. Я тебе тут подарок приволок.
Он пнул что-то в темноте, в ночной тишине раздался едва слышный стон.
Принц присмотрелся, увидел черно-желтую форму гефского офицера и недобро усмехнулся.
— Спасибо, Брок. А правда, что если оборотень укусит человека, тот тоже станет оборотнем?
— Не знаю, не пробовал, но говорят, что так, — Брок оскалился, отцепил от себя принца, уже готовый раствориться в темноте ночного леса.
Принц прянул вперед и ткнулся губами в жесткие губы оборотня. А потом отшатнулся испуганно. Глаза Брока вспыхнули золотом, он облизал губы и шагнул обратно к принцу, обхватил его, притискивая к себе.
— Надеюсь, ты понимаешь, что делаешь, малыш.
Принц мало что понимал, но решительно прижался к Броку теснее. И это действие было красноречивее любых слов. Брок целовал его пылко, вылизывал губы, тихо порыкивал, гладил по спине, сжимал плечи, многообещающе тискал за задницу, но в то же время прислушивался, а не пройдёт ли рядом кто из постовых, а не хватятся ли принца.
— Ваше Высочество! — донесся оклик встревоженного денщика.
Принц с трудом оторвался от Брока и отозвался:
— Сейчас!
— Скажи мне своё имя, и я буду тебя помнить всегда, — в губы ему прошептал Брок.
— Меня зовут Джек, — сказал принц в острое, поросшее мягкой шерсткой ухо.
— Джек, — повторил Брок, снова поцеловал и отступил в тень, растворяясь в ней, только горящие золотом точки глаз всё ещё горели, провожая принца.
***
За погубленный отряд принца в столице должны были наказать. А за притащенного с собой гефского генерала — наградить. Одно уравновесилось другим, и в результате принца оставили в покое.
Над ним порыдала мать, у него повисела на шее сестра, над ним поворожила, морща нос и поджимая губы, арапская ведьма короля Томасина, и от принца отстали. Король даже не приказал, чтобы принц жил в своих покоях во дворце.
Принц с удовольствием устроился в небольшом красивом особняке среди садов Западной окраины, пил, ездил на балы и приемы и чувствовал себя совершенно неприкаянным и потерянным.
Он хотел обратно на войну.
Столичное общество было радо возвращению Его Высочества. Ему одно за одним сыпались приглашения, старые товарищи вспоминали годы “весёлого детства”, кадетство в Академии. Расфуфыренные дамочки строили ему глазки, томно улыбались, обещая показать всё, что скрыто под тяжёлыми платьями.
— Джек, хвала Матери! — воскликнул Джозеф, едва заметив того в толпе на одном из приёмов. — Я нисколько не поверил, когда на площади сообщили о твоей гибели, в Храм ходил, молился!
— Жив, твоими молитвами, — равнодушно сказал принц, любуясь игрой света в тяжелых камнях на кольцах, которыми были усыпаны его пальцы, и одернул кружевной манжет.
Джозеф огляделся по сторонам и потянул Джека за колонну, увлёк к скрытому портьерами окну и только там позволил себе обнять его, прижаться крепко.
— Война ужасна, — зашептал он, слепо тыкаясь губами в щёку Джека. — Она отбирает у нас самых дорогих. Я так испугался, так испугался.
— Я давно знал, что ты трус, — принц брезгливо отстранился. — Уйди, Джозеф. Я не считаю войну ужасной. Я солдат.
— Я… я не то имел в виду, — проблеял тот, схватил Джека за руки. — Я люблю тебя, понимаешь?
— Я не люблю тебя, — принц отстранил Джозефа и вернулся в зал.
Слуга поднес ему бокал вина. Принц пригубил. Нет, всё не то. Все не те и не так.
Не видел он, как за портьерой глотает злые слёзы сын одного из советников Джозеф Лейсил, сжимает до боли кулаки, что-то сам себе обещая. Не знал, что не так много шагов от искренней светлой любви до пожирающей душу ненависти.
А принц скучал по лесу. По желтоглазым остроухим теням, по песням луне, по Броку — такому сильному и такому настоящему. Джозеф рядом с ним был как деревянная лошадка на колесиках рядом с чистокровным скакуном.
Объявили танец, и принц пригласил первую красавицу королевства — Люсинду Волфсон.
На следующее же утро принца вызвал к себе Его Величество король. Едва дождавшись, когда солнце лениво выползет из-за горизонта, гонец постучался в дверь особняка принца.
Принц принял гонца в спальне, пока слуга брил его и завивал волосы.
— Чего желает Его Величество, наш отец? — спросил принц.
Внутри все сжалось: вести из дворца спозаранку никогда не были к добру.
— Его Величество желает видеть вас, Ваше Высочество, у себя в срочном порядке в течение этого часа. Сопровождение уже прибыло и ожидает у ворот, — отчитался гонец, держа спину преувеличенно ровно, протянул принцу пергамент, запечатанный не просто так, а магией Томасины, чтобы никто другой, в ком нет королевской крови, не смог прочитать написанное.
Принц принял письмо и распечатал его.
Но пергамент был практически пуст. Сайлас сухо и достаточно коротко приказывал сыну приехать во дворец для аудиенции, намекал на вопрос государственной важности и призывал поторопиться, чтобы решить всё уже сегодня, а не растягивать это на несколько дней.
Даже не позавтракав, принц приказал оседлать коня и поехал во дворец в сопровождении двух слуг и целой кавалькады стражников, словно король боялся, что его сын сбежит.
У лестницы дворца его уже ждали и также под присмотром повели в рабочий кабинет Его Величества. Король был хмур с утра и слишком явно не успел выспаться. Под глазами залегли глубокие тени, лицо было бледным, несмотря на все ухищрения дворцового лекаря.
— Присаживайся, сын, — велел он, махнув рукой в сторону кресла. — Разговор нам предстоит непростой.
— Да, батюшка? — принц изобразил почтительность и опустился в глубокое кресло.
— Генерал, которого ты доставил во дворец, оказался племянником короля Гефа, — начал Сайлас, опустившись в соседнее кресло. — Слава Матери, его узнали до того, как он прошёл через наши подвалы и дознавателей. Томасина связалась с придворным магом Гефа, и Корвин согласился закончить войну, при условии, что мы породнимся.
Король замолчал, выжидательно уставившись на сына.
— Прекрасная новость, — улыбнулся принц. — Король Корвин хочет в жены принцессу Мишель?
— Король Корвин женат, — поморщился Сайлас. — Надо знать международную политику, сын, а не всё в солдатиков своих играться. Но у него подросла дочь, — Сайлас выложил перед Джеком на низкий столик маленький круглый портрет девицы неопределённого возраста, без какого бы то ни было проблеска ума на выбеленном лице.
У принца сердце ухнуло куда-то в желудок, но он посмотрел на портрет. Разумеется, принцессе польстили. Живописцы всегда так делают. Да и потом, даже если бы она была хрома, крива, горбата и с бородавкой на носу, это не имело бы значения.
Что бы там ни думал король, принц хорошо разбирался в политике.
— Что Корвин дает за ней? — спросил принц, желая знать, за что его продают.
Сайлас улыбнулся, наконец удобно устроившись в кресле, было видно, что он готовился к долгой осаде собственного сына, чтобы в конце, как и всегда, впрочем, просто приказать.
— Они уводят войска из Лисьего леса, все территории от Гор до Великой реки отходят под наш контроль.
— Неплохая подвижка границ, — спокойно кивнул принц. — А личное приданое принцессы? Впрочем, что мне до бабьих тряпок, верно?
— Правильно мыслишь, сынок. Но и личное приданое есть. С принцессой тебе отходит приграничный форт с замком “Соколиное гнездо”, после свадьбы туда и отправишься, порядок наведёшь, гарнизоном займёшься, — по-отечески тепло улыбнулся Сайлас, хотя в глазах всё равно стоял холод. — А пока Корвин просит нас помочь с его внутренними врагами.
— Надеюсь, гефская принцесса — как ее зовут, Ваше Величество? — останется в столице. Что столь высокородной особе делать в приграничном замке? — осведомился принц.
— Как можно разлучать молодожёнов? — делано изумился Сайлас. — Да и Розалине полезно посмотреть на мир вне дворцовых стен, женой себя почувствовать, к народу, опять же, поближе оказаться, чтобы понимать его нужды. В Храм пойдёте в день Солнцеворота. Как раз всё и подготовят к церемонии, и ты с делами управишься.
До Солнцеворота было вдоволь времени — больше трех месяцев. Принц мягко и совершенно фальшиво улыбнулся. А хорошо бы его невесту по дороге до Шайло сожрали волки…
Вдогонку к новостям о скорой свадьбе Сайлас добавил Джеку приказ выдвигаться с отрядом, который он сформирует сам, за одним исключением, на территорию Гефа, встретиться там с проводниками и оказать посильную помощь в выкуривании каких-то мятежников с серебряных рудников.
— Которые, между прочим, отойдут тебе вместе с приданым.
— Прекрасно, — снова улыбнулся принц. — Просто прекрасно.

@темы: сказка, Короли, Рамлоу, Джек Бенджамин, @PaleFire